Арабо-израильские войны - Алексей Смирнов

И наконец, дополнительным неприятным сюрпризом послужила для них и острая враждебность, которую даже и не пытались скрыть их собеседники к прибывшим посланцам Муфтия.

Тем не менее Абдель Кадера пригласили на заседание штаба Арабской лиги, где он и сделал доклад о "текущем моменте". Без экивоков и дипломатии он постарался донести до присутствующих, что "евреи никак не могут позволить Иерусалиму оставаться в изоляции... Скорее всего, они атакуют именно Кастель, который контролирует въезд в город. А когда дорога на Джерузалем будет открыта, у них будут развязаны руки, чтобы следующий удар нанести по Яффе или Хайфе... Мои люди готовы стоять насмерть, но без современного оружия мы заведомо обречены на поражение..." Прогноз оказался очень реалистичным. Самое удивительное, что присутствующие офицеры штаба совсем не проявляли какого-то уважения (во всяком случае, внешне не показывали) к покорителю Баб-эль-Уэда, - это, кстати, в отличие от их еврейского противника, который уже должным образом оценивал личность и способности Абделя Кадера. Дискуссию на весьма "кислой" для Абу Муссы ноте продолжил их руководитель - генерал Сафуат Паша. С его слов все поступавшее современное стрелковое вооружение передавалось в АО, а что касается артиллерии, то пушки никак нельзя было доверить партизанам, так как они вообще не умели ими пользоваться, да еще существовал риск, что они могут попасть "в руки евреев". Аргументацию подобного рода народный полководец счел просто издевательской. Разгорелся ожесточенный спор, который завершился тем, что все свои словесные молнии Абдель Кадер обрушил на присутствующих и в конечном итоге хлопнул дверью, бросив на прощание иракскому генералу фразу: "Сафуат, вы не кто иной, как предатель".

Именно в Дамаске его застала новость о захвате Кастеля. Отдав Камалю Ирекату - последний, кстати, несмотря на все свое позерство, оказался, пожалуй, самым толковым из его полевых командиров - приказание отвоевать деревню, он решил задержаться еще на пару дней, надеясь переломить ситуацию в свою пользу.

По истечении двух дней стало ясно, что дальнейшее пребывание становится бессмысленной потерей времени. Утром 6 апреля Абдель Кадер засобирался в дорогу; в багажник его машины уже были погружены три ручных пулемета, которые он купил на Центральном рынке Дамаска за свои собственные деньги.

Но прямо накануне его отъезда состоялась еще одна встреча с Исмаилом Сафуатом. Как выяснилось, иракский генерал повел себя еще более высокомерно и оскорбительно, заявив: "Если ваши люди не в состоянии отбить у иудеев свою же собственную деревню, то я поручу это сделать Эль-Каукджи..." (который, напомним, был злейшим врагом Муфтия и, естественно, его племянника).

Такого отношения к себе и своим бойцам Абдель Кадер уже совсем не мог вынести. Не в силах сдержаться, он впрямую заявил присутствующим генерал-предателям: "Вы подлецы! Кровь Палестины и проклятье ее сынов обрушится на ваши головы!"

И в завершение он призвал к себе в свидетели самого Пророка, процитировав из Корана: "Те, кто согласится обменять свою жизнь в этом мире на борьбу во имя Аллаха, всепрощающего и милосердного, получат величайшую награду на небесах!" С этим он и отбыл, а к вечеру 6 апреля уже вернулся в Эль-Кодс. С собой он привез три уже упомянутых ручных пулемета и 50 современных винтовок, которые ему в последний момент вручили в качестве личного подарка от президента Сирийской республики. Встретивший его Багет Абу Гарбия, бывший школьный учитель, а сейчас один из ближайших сподвижников, никогда не видел своего шефа в столь нервно-удрученном состоянии.

"Нас предали..." - только и бросил ему коротко Абу

Мусса.

Он не спал значительную часть этой ночи, приводя в порядок служебные бумаги, также написал большое прощальное письмо своей жене, гласившее: "Моя дорогая Вахья! По воле Аллаха мы должны принести себя в жертву..." и т. д. Там же были и поэтические строки его собственного сочинения:

Эта земля храбрых мужчин и почтенных старцев,

Как я смогу спать спокойно, когда ее уже терзает враг...

На утреннем заседании штаба он доложил об обстоятельствах своего визита в Дамаск и завершил следующим: "Они нам сейчас оставили на выбор три возможности: забрать свои семьи и бежать в Ирак, застрелиться или пасть на поле брани. Я выбрал последнее".

После этого он отдал распоряжения: Багету Абу Гарбия - пригнать к карьеру Цуба два бронеавтомобиля из числа тех, которые были захвачены у Неби Даниэль, Ибрагиму Абу Дайя - в тот же пункт обеспечить к такому-то часу свой отряд.

Поведет людей в бой сам Абу Мусса, таково было его решение.

Атака началась поздним вечером 7 апреля. На этот раз евреи сразу почувствовали, что им противостоит настоящий "шеф". Град пуль обрушился на их позиции. Наступавшие 300 человек были разделены на три отряда; один из них, под прикрытием пулеметного огня из двух броневиков, атаковал от карьера "в лоб", а два других стали осуществлять маневр по окружению.

Более того, евреям был уготован еще один неприятный сюрприз. Абу Мусса сумел "организовать" четыре миномета с запасом мин. Так как партизаны не умели обращаться с этим сложным для них оружием, то пришлось срочно привлечь четырех английских наемников. Эти дезертиры оказались вполне профессиональными наводчиками (а подноску боеприпасов и перемещение орудий доверили арабам), и мины стали кучно ложиться на еврейские позиции.

Впервые в своей истории "Хагана" оказалась под прямым воздействием тяжелого оружия, что неблагоприятно сказалось на ее психологическом состоянии. Не прошло и часа, как ополченцы Абу Дайя вновь оказались внутри периметра деревни и уже подступали к дому "мухтара", который в силу своей солидности служил главным опорным пунктом у евреев.

Вновь под стенами дома была заложена взрывчатка, и только по счастливому стечению обстоятельств взрыва не произошло.

После полуночи бой стал стихать, так как физические силы обороняющихся и атакующих опять были на исходе. Гарнизон дома сморил сон. Бодрствовала лишь пара-тройка часовых, которые, борясь со сном, продолжали вглядываться в сгустившуюся темноту. Один из них сидел на балкончике второго этажа дома "мухтара". В какой-то момент ему почудилось приближение со стороны арабских линий непонятных очертаний фигуры. "Кто там?" - наконец-то выкрикнул солдат. "Это мы, старина", - прозвучало в ответ. Реакция часового на этот ответ, произнесенный по-арабски, была инстинктивной и молниеносной. Он вскинул автомат и дал очередь "на голос". Фигура исчезла, и было непонятно - как, куда и что: араб убит? ранен? упал? убежал?

Ближе к утру в доме "мухтара" неожиданно появился Узи Наркисс, тот самый офицер бригады "Харель", который первым овладел Кастелем. Пробравшись сквозь арабские линии, он привел с собой дюжину своих людей, которые на себе притащили неоценимое сокровище - 5000 штук патронов. Он же сообщил Газиту, что днем его солдат сменит свежий отряд "палмахников". Газит, в свою очередь, ввел его в курс обстановки. Среди прочего он упомянул о ночном происшествии. В предутренних сумерках, пользуясь тем, что настоящая стрельба еще не началась, Наркисс спустился на несколько десятков метров вниз по склону и сразу обнаружил убитого араба в цивильном пиджаке, надетом прямо поверх длинной арабской рубахи "галабея". Автоматные пули пробили его насквозь, и он скончался на месте. Хотя он никогда не делал этого ранее, Узи решил проверить его карманы, и улов, вопреки его ожиданиям, оказался весьма значительным: рабочая тетрадь плюс какие-то рукописные бумаги с затейливой арабской вязью, некоторое количество палестинских фунтов, миниатюрная копия Корана очень тонкого филигранного исполнения и... водительское удостоверение.

Утро 8 апреля началось в арабском лагере на тревожной ноте: исчез Абдель Кадер. Его не было ни среди живых, ни среди раненых или убитых. Убежденный, что командир скорее всего убыл в Эль-Кодс за подкреплениями, Абу Дайя направил в город своих связных, но и там Абу Мусса не был найден.

Это была какая-то загадка. Боясь предположить самое страшное, командиры решили, что разгадка скорее всего кроется в пределах маленького клочка земли, который все еще находился в еврейских руках. Полуразрушенная, полусгоревшая деревня Кастель должна была обеспечить им ключ к этой разгадке.

Тем временем эта тревожная новость черной птицей разнеслась от Хеврона на юге до Рамаллы на севере. Ошеломление и отчаяние охватили простых палестинцев. В инстинктивном порыве мужчины устремились к Кастелю. Рынки и лавки опустели. Городская компания автобусных сообщений направила весь свой парк машин по маршруту Эль-Кодс - Кастель, таксисты и водители пикапчиков гроздьями усаживали к себе людей и везли их прямо на поле боя. Те, у кого не было огнестрельного оружия, вооружались серпами и разделочными ножами из мясных лавок. К полудню у Кастеля собралась толпа в два с лишним тысячи человек, и бой разгорелся вновь. Вся эта масса мусульман устремилась по склону вверх. Оружие у евреев перегревалось и заклинивало, но напор атакующих только усиливался. Сдержать его было невозможно. Наконец-то дом "мухтара" пал, и было ясно, что в последних оставшихся домах задержаться надолго не удастся. Газит отдал команду: "Спасайся, кто может!"