Щит героя - Анатолий Маркуша

- Выходит, из благородства?

- Какое благородство? Подумай сама - их производственная база и наша? Ну, получим мы красивый дом, и классы будут просторные, и лаборатории, а куда мастерские девать? Негодные для мастерских условия...

- Так тебе ж обещали под мастерские корпус достроить...

- Вот именно - обещали. Обещанного три года ждать, да? И вообще, не хочу я ходить в образцово-показательных. Делегации принимать, разговоры разговаривать... Мы уж как-нибудь потихонечку... На нас и в старом доме никто пока не обижается.

- Ох, Николаша, ты и нудным делаешься... Потихонечку, полегонечку... Кто тебя не знает, подумает - скромненький, серенький... Зайчик... Делегации ему принимать затруднительно? А то сейчас со всего света не едут?

- Едут! И пожалуйста, чего знаем, объясним, чего умеем, тому научим... Это опыт. А когда торжественную линейку давай, и чтобы все мальчики были пострижены, и у девчонок, не дай бог, чтобы не оказались накрашенные губки или недозволенные по длине юбочки, - ну на черта мне это?

- Вот-вот, теперь ясно, - не без раздражения сказала Анна Егоровна. Нас не трогай - мы не тронем! Хлопот не любишь...

Разговор перекинулся на другое, и я получил возможность незаметно понаблюдать за Николаем Михайловичем. Ел он не жадно, скорее даже вяло. И пил вяло, будто делал одолжение хозяйке, но, опрокидывая рюмку, не морщился и за разговором, не умолкавшим ни на минуту, следил внимательно, даже напряженно; никого не перебивал, а когда обращались к нему, отвечал толково и достаточно неопределенно - понимай, мол, как хочешь.

И хотя Николай Михайлович был не самым колоритным гостем Анны Егоровны, так уж получилось, что для меня этот вечер прошел под его знаком.

Мы уже прощались, и Анна Егоровна раздала обещанные призы: каждому гостю по маленькому недорогому сувениру "со значением" (я получил гусиное перо с рефилом), когда ко мне неожиданно обратился Николай Михайлович:

- А почему бы вам не приехать в училище? Покажем, расскажем, не пожалеете...

- Слыхали! - засмеялась Анна Егоровна. - А соловьем разливался: делегации нам ни к чему, разговоры разговаривать времени нет! Жук ты, Николаша. Хитрован, как у нас в деревне говорили...

- Так реклама - двигатель торговли... - сказал Балыков.

И с тем мы ушли от Пресняковой.

На улице было тихо и сравнительно тепло. Нам оказалось по пути, и мы решили пройтись пешком. Вот тогда и состоялся мой первый разговор с Балыковым, директором профессионально-технического училища и, как выяснилось, земляком Анны Егоровны Пресняковой.

- Анна Егоровна - депутат, деятель знаменитый, а я ее босоногой девчонкой помню - Нюркой... Из одной деревни мы, через дом жили... Наверное, если покопаться, то и родня общая обнаружится, может, не самая близкая, но все ж... И в Москву в один год перебрались и сначала на одной стройке работали. - Неожиданно Николай Михайлович хохотнул, видно, вспомнив что-то занятное, и сказал: - Был случай, я за нее даже сватался! Во смех.

- Почему же? - вежливо осведомился я.

Сразу у него сделалось осторожное лицо, и он ответил:

- Лед и пламень! Несовместимые мы люди. Нюрка сызмальства бедовая была, а я из тихих: день да ночь - сутки прочь...

- Что-то, Николай Михайлович, не верится, будто вы на самом деле такой тихоня. Людей учите, воспитываете. Дело живое, живости требует...

- Учить можно и тихонько, тихонько воспитывать не получается. Тем более наш контингент. Вот напишите об этом, важный разговор может получиться. - И он заглянул мне в глаза странно напряженным взглядом, будто хотел и не решался попросить о чем-то для него чрезвычайно важном.

- О чем именно вы советуете написать?

- О контингенте. - И заторопился: - Как мы называемся, неважно, не в названии суть. Кого мы готовим? Рабочий класс... слесарей, токарей, фрезеровщиков, наладчиков, радиомонтажников... Это только в нашем училище. Берем форменного пацана, держим три года и выпускаем самостоятельного человека, рабочего со средним образованием и специальностью. Гарантируем приличный заработок, место в жизни. Я вас не агитирую, не подумайте, я просто точную картину рисую. А теперь вопрос: кто к нам до последнего времени шел? Двоечники, разгильдяи, от которых школа горькими слезами плакала. - Он замолчал и какое-то время шел молча.

Ночной проспект был почти безлюдным.

Случайный прохожий... случайная машина "Скорой помощи"...

Почему-то вспомнилось: Толковый словарь русского языка так объясняет понятие случайность: "безотчетное и беспричинное начало, в которое веруют отвергающие провидение..."

Я, безусловно, не верю в провидение. А вот случай, кажется, послал мне интересного собеседника. И тема, которую он затронул, мне далеко не безразлична.

И тут Балыков заговорил снова:

- Можете представить, когда у нас в прошлом году набор был, приходит ко мне женщина, представляется - завуч соседней средней школы. Мнется, чувствую, темнит, но постепенно выкладывает: есть у них ученик, Карнаухов Сергей, в восьмом классе... Мальчик, говорит, трудный, семья неблагополучная, склонности у этого Сергея самые что ни на есть неприятные... Это все ее слова! Так не соглашусь ли я взять мальчика к себе? Спрашиваю; а если не соглашусь, что вашего Карнаухова ждет? Оставят на второй год, а в недалеком будущем скорее всего колония для несовершеннолетних. А если соглашусь? Тогда обещает вытянуть Карнаухова на тройки и характеризовать прилично. Спрашиваю: а родители? Уверяет: родители на все согласятся! А сам он? Отвечает не задумываясь: не хочет, так захочет! Это беру на себя...

Николай Михайлович с подробностями рассказывает, как познакомился с пареньком, как долго разговаривал с ним, как повел его в спортивный зал и перекидывался с ним тяжелым гимнастическим мячом, - битый час они швырялись этим мячом, пока не ожили ленивые глаза мальчишки, и как он удивился, услыхав от Балыкова:

- А у тебя, Карнаухов, отличная реакция! С такой реакцией из тебя может толковый оператор выйти...

Пока Николай Михайлович рассказывал о мальчишке, голос его звучал мягко и приветливо, но стоило вернуться к завучу, и в горле у Балыкова даже заскрипело что-то:

- Короче говоря, взяли мы к себе паренька, и когда я об этом объявил завучу, так эта дамочка только что канкан у меня в кабинете не плясала. И такая, знаете, мерзкая радость у нее на физиономии появилась, передать не могу...

- А что Карнаухов?

- Учится. Трудный, конечно, мальчишка, но человеком, думаю, будет. Только дело не в нем. Дело в ней! Что за педагогика, что за воспитание? Почему мы должны из года в год исправлять чужой брак? А в результате о нас же складывается ложное мнение. Кого они учат? - спрашивают люди и, не сомневаясь, отвечают: разгильдяев. Мы говорим: из нашего училища вышло шесть Героев Социалистического Труда, два академика, пять профессоров, девять кандидатов, есть свои депутаты... Цыплят по осени считать надо. Неужели и это понять трудно! За наш рабочий класс краснеть не приходится...

Мы прощаемся на углу Колхозной площади. И я обещаю непременно приехать в училище.

С улицы здание училища особого впечатления не производит приземистое, трехэтажное, с большими окнами, густо перечеркнутыми старинными переплетами облезлых рам. И вестибюль не поражает - темноватый, неуютный; правда, пахнет там хорошо: тонким духом металла и машинного масла.

Директорский кабинет на втором этаже. К нему ведет широкая лестница, ступени ее кажутся чуть прогнутыми - камень не устоял под мальчишескими ногами - истерся...

Кабинет большой, светлый, его главное убранство, кроме самой необходимой мебели, - образцы ребячьих работ.

Балыков встретил приветливо и сразу предложил познакомиться с лабораториями, кабинетами, классами и мастерскими. Ничего еще не увидев, я почувствовал - директор гордится своим училищем и совершенно уверен: не понравиться новому человеку оно не может!

- Здесь у нас проходят занятия по физике, - говорил Николай Михайлович, - обратите внимание на стенды - сделаны своими руками, все действующие, электрифицированные. Теперь сюда, пожалуйста, пройдите. - Он подвел меня к командному пункту (иначе не назовешь), с которого преподаватель руководит занятиями. - Нажимаем эту кнопку, видите, шторы на окнах закрываются... Теперь можно включать кинопроектор, нажимаем кнопки эту и эту, ждем десять секунд, вот... - На экране вспыхнул титр цветного учебного фильма: "Индукционный ток".

И тут я заметил, в классе нет привычной школьной доски и не пахнет мелом.

- А как вы обходитесь без доски? - спросил я.

- Почему обходимся? Мы не обходимся. Просто у нас другая доска современная.

Балыков сманипулировал на щите управления новыми переключателями и сказал:

- Вот на этом табло преподаватель пишет все, что ему надо, между прочим, пишет, не оборачиваясь к группе спиной, затем подает табло вперед, и написанный текст проецируется на экран.

Взглянув на экран, я увидел: титр "Индукционный ток" исчез, а на его месте появилась рукописная строка: "Коля, не боись..."