Бронзовая Жница - Ирина Орлова

Пламя остановилось.

Кость была совсем маленькая, с половину руки Эйры. Было уже даже не понять, предплечье это или вообще нога.

Жница посмурнела. Но, надев перчатку, взяла кость в руку. Никто не обращался к ней, не плакал над ухом.

«Дети часто уходят быстрее родителей. Они спокойнее это воспринимают», — грустно подумала Эйра.

Тисы обступили её, она шла всё дальше и дальше. Даже гьеналы стали реже урчать за спиной. Они словно потеряли к ней интерес. Или, напротив, отвлеклись на что-то; в отдалении слышался громкий хруст ветвей, будто там ходил заплутавший як или что-то не менее огромное.

Эйра была сосредоточена на своём деле и не думала об этом.

Она нашла ещё одну длинную кость в корнях, сняла иссохшую кисть с одной из оград, вытащила череп из лужи и наконец отыскала раздробленные рёбра под розовым кустом. Они были не больше собачьих на вид. Но пламя свечи умерило свою пляску, и Эйра поняла, что на этом её поиски завершены.

«Бедняга», — подумала Эйра грустно. И злобно топнула на псов, что попытались приблизиться.

Хотя им тоже нечего было есть в проклятом Городе Душегубов, кроме друг друга и отбившихся от родителей детей, всё равно ей стало горько.

«Я похороню тебя, как нас учили».

Она выкопала довольно глубокую могилу рядом с этим розовым кустом. Сложила на носовом платке всё, что осталось, и уложила это на дно. А затем, скрестив пальцы на верхушке черенка, уткнулась в них лбом и зашептала:

— После многих дней забвения лишь ты, Владыка Горя, Покровитель Нищих, Ведающий Забытых, помнишь имя этого человека. Не явится к тебе род его, пока не обретут покой его останки. Прими его в объятия сырой земли и распахни пред ним врата царства своего, куда приемлешь ты и богатого и бедного одинаково…

Она дрогнула, перевела дух и вновь сосредоточилась на получившейся ямке:

— ……презренный и калечный тобою поставлены в один ряд со знатными и славными, ибо не забываешь ты никого — так не забудь и этого человека, и впиши его имя в свои книги с тысячами страниц чернилами вечными, как вековечное время.

Затем сделала жест дугой, завершая свою молитву, и с минуту постояла над кучкой земли. Знакомый ветерок взъерошил её тёмные пряди — то был вздох освобождения скорбевшей по ребёнку души.

Всё получилось. Эйра задула свечу.

И тогда, в темноте, она увидела у розовых кустов маргота Морая.

3. Роль лопаты в истории

Эйра застыла, затаив дыхание. К счастью, он не заметил её. Одетый в домашнего вида расшитый сюртук и распашной плащ с прорезями для рук, он прошёлся вдоль высаженных у оградки цветов. Мыском сапога пнул какую-то кочку. Его светлые волосы в прохладном полумраке казались белыми.

Он сделал пару шагов вперёд, вернулся к кочке. Маргот явно что-то высматривал у себя под ногами.

Эйра опустила взгляд, чтобы не сверкать белками глаз, и аккуратно шагнула назад. Задержала дыхание. Бесшумно взяла лопату… но та предательски шаркнула лезвием о землю.

Морай тут же обернулся, будто горный ирбис на шорох. И поймал её взгляд.

Он застыл на мгновение — и Эйра знала, почему, ведь в темноте было не разглядеть ни её лица, ни рук, лишь глаза — но потом сощурился и приметил её.

«Бежать уже поздно», — поняла Эйра и напустила на себя спокойный вид.

— Эй, это же ты — Чёрная Эйра, — с натянутым удивлением произнёс маргот. Он покосился на кочку, глазами запоминая место, и приблизился к девушке. Посмотрел на её лопату и на холмик у неё под ногами. — Ты что забыла в лесу, так далеко от своего притона?

Эйра посмотрела в его глубоко посаженные глаза. От них делалось неприятно, как от взгляда дикого зверя. Даже если этот дикий зверь — обычный уж, всё равно его действия внушали напряжение от возможной непредсказуемости.

Хотя он вроде ничего и не делал, лишь спрашивал её совершенно будничным тоном.

— Я похоронила тут детские кости, маргот, — сказала она, поклонившись без особого изящества — ряса и измазанные в глине ботинки не позволяли сделать должный реверанс.

Морай поднял одну бровь и смерил её долгим взглядом.

«У него брови такие тёмные в контрасте с волосами», — подумалось Эйре. — «При свете луны он ещё более породист и красив на вид».

— Родила и удавила? — равнодушно поинтересовался маргот. У него был мелодичный мягкий голос, звучащий негромко, почти приватно, как шелест ветвей. — Или на стороне растила?

— Да не мой это, чей-то ещё.

«Мои все лежат по всей Рэйке. Один в Морских Вратах, другой в Лонсе, два в окрестностях Арау, четвёртый в Хараане, пятый в Благонте и шестой в Астре».

— И что, это твоё увлечение — чужие кости закапывать?

Он сощурил один глаз и обошёл её полукругом с некоторым подозрением.

«Если поймает на лжи, велит отрезать язык», — живо припомнила Эйра. Она застала это омерзительное кровавое зрелище, полное брани и криков, когда бывала в Покое в первый раз. — «Правда может навредить Почтенной, но язык мне, боюсь, дороже».

— Я не имела никакого умысла, маргот. Я выросла в схаалитском монастыре, — не выдавая своей тревоги, ответила Эйра. Она не знала, как продолжить, но маргот неожиданно фыркнул и усмехнулся.

— Понятно. Ты не просто шлюха с лопатой, ты ещё и жрица.

«Это было обидно».

— Иди сюда. Я как раз забыл, что мне будет нужна лопата.

«Это очень странная ночь», — призналась себе Эйра и неуверенно последовала за марготом до кочки.

Он, шаркая сапогами, прошёлся вдоль ограды и указал ей на место, которое его заинтересовало.

— Копай тут, — велел он.

Эйра нехотя подчинилась. В каждом её движении была безнадёжность: после подобного позора ей следовало самой покинуть «Дом культуры», чтобы не нагнать тень ни на Грацию, ни на остальных.

Влажная земля была тяжёлой, но Эйре это дело давалось без труда. Только мысли были всё мрачнее и мрачнее.

«Я скопила мало денег, всё тратила на свои травки да свечи. Куда теперь денусь?»

Она украдкой покосилась на маргота, но его непроницаемые глаза были сокрыты тенью.

«Кого он решил здесь откопать?» — гадала Эйра до тех пор, пока лезвие лопаты не чиркнуло о дерево.

Привычный звук.

— Да, это оно, — Морай подошёл ближе и взглянул в небольшую яму. — Открывай.

Эйра откинула ещё пару горстей земли. Здесь, на пятачке меж розовых кустов, мог быть припрятан целый гроб; но, как оказалось, это был небольшой ящик. Одетой в перчатку рукой она