Та еще семейка - Алексей Макеев

— Успокойтесь, прошу вас. Мне нужно узнать от вас необходимые для следствия факты. Как ваш муж узнал место нахождения барыбинского заведения? Он имел какие-нибудь сведения про этот притон?

— Нет, он ничего не знал о «Золотой лилии». Несколько лет, еще до всего этого, я довольно часто ездила в Барыбино…

— Зачем? — Недоумение опера было вполне искренним, и опять некое профессиональное недоверие затмило жалость по отношению к потерпевшей.

— Навещала свою двоюродную сестру Лену. Всеволод Васильевич знал о моих поездках к сестре, я его не раз приглашала с собой. Он категорически отказывался. Такой уж упрямый был человек. Он знал только, что после ухода из музучилища я устроилась в Салон аргентинских танцев, в оркестровую группу. Я играла на аккордеоне и…

— Давайте лучше поговорим о клубе с варьете и всякими безобразиями, — оживленно, хотя и приглушенным голосом проговорил Сидорин, предвкушая раскрытие еще неизвестных преступных действий со стороны феминистской «малины». — Про салон у меня есть кое-какой материал. Меня интересует другое. В салоне вы играли на аккордеоне. А в «Лилии»? И как вы туда попали?

— В «Лилии» я играла на синтезаторе. Ящик такой с переключениями тембров. Заменяет для маленькой эстрады фортепиано. Устроила меня… вернее, практически… заставила играть в «Золотой лилии» старуха Кулькова. Я вынужденно согласилась. Потом вроде попривыкла, несмотря на похабство и всякие странности…

— Вот об этих странностях я как раз хотел бы узнать подробнее, — остановил Слепакову капитан. — Вы играли в Москве на аккордеоне, а в Барыбино на синтезаторе. Зачем вы каждый раз возили с собой аккордеон?

— Мне просто приказала Кулькова. А потом, уже в «Лилии», этот порядок подтвердила директриса Илляшевская. За сутки до выступления в Барыбино я оставляла аккордеон в салоне. Накануне забирала и ехала с ним на электричке к началу представления. Глупо, но я терпела. Мне сказали жестко: не задавать вопросов, никуда не соваться. Меньше буду знать, дольше буду жить.

— Кто сказал вам эту страшилку? Кулькова или директриса?

— Сначала Кулькова. Потом помощница Илляшевской.

— Кто такая эта помощница?

— Зовут ее Люба. Фамилию не знаю. Молодая красивая блондинка. Как сплетничали, она любовница шефа.

— Шефа?

— Илляшевская и есть шеф.

Сидорин опять отметил что-то в книжечке, подумал, явно делая какие-то выводы для себя.

— Что же дальше?

— Я поняла, что попала в мышеловку. Меня использовали не только как музыканта, но и в качестве курьера.

— Наркокурьера, — зловещим тоном пояснил капитан. — Вам это не приходило в голову?

— Ужас… — Лицо Слепаковой еще больше помертвело, сделалось совершенно бескровным. — Я-то думала, там драгоценности какие-нибудь… бриллианты… И страшно боялась, как бы хулиганы или еще кто-то… В общем, как бы аккордеон не отняли…

— С вами в вагоне наверняка ехал неизвестный вам вооруженный охранник, — усмехнулся ее наивности Сидорин.

Зинаида Гавриловна тяжело вздохнула и беспокойно задвигалась под одеялом, будто ей стало неудобно лежать.

— Зачем они использовали меня и мой инструмент? Не проще ли привезти что надо на машине? — недоуменно спросила она. — К чему эти дурацкие игры?

— Те, кто был заинтересован в доставке товара на эту базу, предполагали… могли предполагать, что за ними следят: или наши правоохранительные службы, или догадливые бандиты. Автомобиль-то под любым предлогом всегда без проблем остановят и проверят. А кто заподозрит скромную пожилую женщину со стареньким аккордеоном? Но охрана вас, конечно, сопровождала. Как ваш муж узнал адрес «Лилии»?

— Он перерыл весь дом и нашел карточку. В нее были вписаны координаты и пропускной пароль. Он что-то подозревал… Его преследовала мысль о разоблачении преступников. Мне кажется, он догадался, что я нахожусь под прессингом… Но все это уже мешалось в его голове с нездоровым психическим возбуждением. И вот он…

В эту минуту дверь палаты открылась, вошла юная худенькая медсестра, постукивая острыми каблучками.

— Уважаемый посетитель, предлагаю вам закончить разговор с больной, — сказала медсестра очень решительно. — Она еще в ослабленном состоянии. Такие длительные беседы ей противопоказаны. Уже поздно. Ни одного посетителя не осталось. Прошу вас покинуть палату.

— Мне нужно задать еще пару вопросов. Я из уголовного розыска.

— Не интересуюсь, из какого вы розыска. Здесь лежат тяжелобольные. Их жизнь в опасности. Если вы сейчас же не покинете палату, я вызову весь присутствующий персонал, охрану и дежурного врача. А завтра будет отправлена жалоба вашему начальству. И если с больной что-нибудь случится, вам придется отвечать.

— Хорошо, хорошо. — Сидорин с досады заиграл желваками на скулах. — До свидания, Зинаида Гавриловна. Выздоравливайте поскорей. Надеюсь в ближайшие дни с вами увидеться.

— Спасибо, до свидания, — тихо ответила Зинаида Гавриловна и неожиданно поманила капитана. Он быстро наклонился, приблизив ухо к ее лицу. — Запомните. Я видела однажды рядом с Салоном аргентинских танцев Хлупина и охранника Пигачева… Запомните: Пигачев. Они разговаривали. О чем, не знаю, но…

— Все! — настойчиво вмешалась медсестра. — На сегодня все. Гражданин, прошу вас на выход.

Лейтенант полиции Михайлова, одетая в коричневую дубленку с капюшоном и весьма элегантно выглядевшая, подошла к входу. Она несла за плечами футляр с новеньким аккордеоном. Между двумя белыми колоннами сияла декоративной медью высокая дверь. Рядом, на стене, вывеска под непробиваемым стеклом: развевающийся плащ-пончо и указание стилизованным шрифтом: «Салон аргентинских танцев». С двух сторон были экзотические фонари — завитки, орнамент и красноватые стекла.

Из-за угла энергично жестикулируя, подскочил старый знакомый по Егорьевскому музучилищу Валентин Белкин. В специальном кожаном мешочке он тащил свои ударные палочки, шуршащие метелочки, какие-то звонцы и колокольцы. Вся система барабанов, естественно, находилась в помещении салона. Валентин подцепил девушку под руку с нарочито ухарским видом. На ходу чмокнул в разгоряченную щечку.

— Салют, Тихоня, — смеясь, сказал парень, намекая на характер бывшей однокашницы и на значение ее имени: в святцах Галина — Тихая.

— Привет. Ну что, спросил про меня?

— Аккордеонистка нужна позарез. Наша Зина, наверно, не вернется. Жалко ее, что-то у нее стряслось. Хороший музыкант, хорошая тетка вообще… Ладно, идем к руководству. — И он втащил Галю в известный нам подъезд, украшенный по стенам смальтой и бронзовыми розетками — некий южноамериканский интерьер.

Красавцу-охраннику с прилизанным пробором представил:

— Тихоня Галочка. Волоку к Ануш. Оставит — будет у нас вместо Зины. Кстати, что с ней?

— Понятия не имею, — ответил страж в опереточном мундире при аксельбанте. — Хэлло, мисс. Очень рад вас приветствовать.

— Галя, это наш мужественный охранитель Жора Пигачев, — с долей иронии знакомил Галю веселый Белкин. — А там — Рома Фантомас.

Толстяк в шикарной тройке с изумрудной бабочкой под тройным подбородком показал огромный кулак.

— Я те дам Фантомас, колотило-долбило. Синьорина, перед вами Роман Стеценко, чемпион района по штанге и борьбе сумо.

— Я потрясена, — хрустальным голоском произнесла Галя Михайлова, застенчиво улыбаясь колоритным охранникам. — В гвардии… такие мужчины! Что же ждать от творческого состава?

— В творческом составе одни обшарпанные козлы. Музкари вообще дохляки. Белкин еще ничего, годится на побегушки, — заявил огромный страж, похожий на персонажа из надоевшей пивной телерекламы.

Когда Галя и Белкин скрылись в дирекции, брюнет в мундире усмехнулся с профессиональным апломбом:

— В принципе можно бы оприходовать.

— Личность — не особо. Ножки фэнтези, и станок, кажется, тоже. Чур, я первый.

— Куда тебе, Ромей, не справишься. И этот колотило сказал: тихоня.

— В тихом омуте черти водятся, — припомнил толстяк в тройке и захохотал сырым басом.

Перед начальственным кабинетом на стульях сидели коллеги: гитарист и скрипач. Первый длинный, изможденный, с заведенными под лоб скучными глазами. Второй небольшой, бойкий, с рыжеватой курчавистой шевелюрой. Одеты скромно, оба лелеют на коленях свои инструменты в футлярах.

Указывая на Галю, Белкин сказал:

— К Ануш на пробу. Своя девка, вместе учились. Поддержите?

— Валяйте, — уныло сказал длинный и протянул Гале руку. — Кондрат Волоховский.

— Стасик Бриан, — рыжеватый кивнул ободряюще. — Желаю успеха. — И, придвинувшись, шепнул быстро и жарко: — Главное, шпарь, не останавливаясь. Если где-то заплетешь или собьешься — плевать. Она в тонкостях не сечет. Но старуха опытная психологически. Так что гони уверенно хоть по кочкам. Алле! Ясно?