Знак темной лошади - Анатолий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Картина, открывавшаяся ему сейчас из-за шторы, была самой обыденной: сестра продолжала что-то писать, Шарль сидел в кресле, почесывая правой рукой левый бок; затем, закончив это занятие, африканец застыл, прикрыв глаза.
Наконец из открывшейся двери лифта вышли три человека в белых халатах и белых шапочках. Двое из них, верзилы с ничего не выражающими лицами, сразу же напомнили Марселю уголовную картотеку.
Невысокий курчавый брюнет, вышедший первым, сказал, вежливо улыбнувшись:
— Я доктор Сюрье, работаю здесь всего третий день. Доктор Эммануэль попросил меня забрать одного из его пациентов на переливание, вот я и откликнулся на его просьбу. Выписал в диспетчерской направление и пришел к вам.
— Доктор Эммануэль мне не звонил. — Сестра помолчала. А кого из пациентов он просил забрать?
— Сейчас… — Сюрье взглянул на бумажку, которую держал в руках. — В направлении написано… Ткела… Ткела… Есть у вас такой?
— Есть.
— Во избежание проколов доктор Эммануэль попросил также передать вам вот эту записку. Сюрье протянул сестре сложенный вчетверо листок. Все насчет того же пациента.
Пробежав глазами записку, сестра, будто решив окончательно все испортить, посмотрела на Шарля:
— Месье, в этой записке доктор Эммануэль просит передать доктору Сюрье пациента Ткела. Чтобы тот отвез его на переливание крови.
— Так передайте, — сказал Шарль. — Возьмите пустую каталку и дайте ее доктору Сюрье.
Прикрыв ладонью рот, Шарль сделал вид, что сдерживает зевоту. Выйдя из-за стола, сестра зашла за штору. Марсель едва успел отодвинуть ее в глубину ниши, как Шарль встал. В руках он держал малогабаритный автомат «узи». В глазах доктора Сюрье отразилось неподдельное изумление. На секунду он обернулся к санитарам; те смотрели на него довольно выразительно.
— Ну-ка, ребятки, давайте лапки кверху, — сказал Шарль. — Давайте, давайте. И вы двое, у двери, тоже. Быстро. Парни, я ведь всего-навсего прошу поднять руки. Если вы в самом деле приехали за пациентом, поднимите ненадолго руки. Я вас проверю, и можете продолжать заниматься своим делом. — Заметив, что один из санитаров начал незаметно поворачиваться боком, крикнул: — Еще движение, и стреляю! Поднимайте лапки. И никаких неоправданных шевелений, вздрагиваний, движений руками и тому подобного. Сразу же открываю огонь. Сначала по ногам.
С этими словами совпала вспышка лампочки у дверей лифта. Двери открылись; из них вышел африканец лет двадцати в белом халате и белой шапочке. В руках, так же как и Шарль, он держал автомат «узи». Внимательно осмотрев троицу, вошедший сказал, обращаясь к «санитарам»:
— Ну-ка вы, козлы, быстро лицами к стене. Я с вами чикаться не буду. Руки за голову!
Двое положили ладони на затылок; африканец, обыскав их, довольно быстро извлек из карманов их халатов два «вальтера». Показал Шарлю:
— Две бандуры. — Сказано это было таким тоном, будто приятель Шарля делился мнением о хорошей погоде.
— Больше ничего нет? — Шарль говорил примерно таким же тоном.
— Больше ничего.
— Обыщи третьего.
Обыскав «доктора Сюрье», молодой африканец достал из его кармана «беретту». Спросил:
— Что мне делать с пушками?
— Разряди. — Шарль продолжал напряженно следить за троицей. — И отдай им.
— Им? — Вошедший удивленно посмотрел на Шарля. — Но…
— Сказано, разряди и отдай.
— Как скажешь. — Зажав «узи» между колен, приятель Шарля ловко разрядил три пистолета. Вздохнул: — А маслята[1]?
— Маслята возьми себе.
Ссыпав патроны себе в карман, вошедший вернул пистолеты их владельцам. Посмотрел на Шарля:
— Что дальше?
Помолчав, Шарль сказал:
— Слушайте вы, гниды. Если вы еще раз сунетесь сюда, клянусь, я наплюю на все и размажу ваши кишки по этим стенам, вы поняли?
Ответа не последовало. Помолчав, Шарль кивнул:
— Выведи их до выхода из корпуса. Потом возвращайся на свое место и сиди там, где сидел раньше.
Пропустив троицу в кабину, приятель Шарля вошел следом. После того как двери закрылись и сигнальная лампочка погасла, Шарль спрятал «узи» под халат. Марсель посмотрел на стоящую рядом сестру. Глядя на него широко раскрытыми глазами, она выдавила:
— Господин комиссар… Что… Что это такое было? Кто они?
— Патрис, я сам бы дорого дал, чтобы выяснить, кто они. Ясно одно: они хотели похитить моего друга и вашего пациента, Жильбера Ткела.
— Но… но… но зачем он им нужен? И… и… ведь доктор Эммануэль в самом деле написал мне записку? Значит, что, он… он с ними?
— Скорей всего записка подделана. Так же, как и подпись. Вообще, кто он такой, этот доктор Эммануэль?
— Врач нашего отделения. Сегодня он как раз дежурит.
— Значит, записка наверняка подделана. Впрочем, вы можете легко это выяснить, если ему позвоните. Вы можете ему позвонить?
— Конечно. — Сестра нервно облизала губы. Конечно, я могу ему позвонить.
Так позвоните. Прямо сейчас.
Сняв трубку, сестра набрала номер.
Алло, кто это? Аннабель, ты? Привет, это Патрис. Слушай, там нет доктора Эммануэля? Позови его, пожалуйста. — Подождав, выдавила: — Доктор Эммануэль, простите, что беспокою, это сестра Дюрок из четвертого блока. Нет, все в порядке, просто я хотела узнать: вы назначали сегодня повторное переливание крови пациенту Ткела? Ну… да, да, доктор Эммануэль. Африканец, из второй палаты. — Помолчав, выразительно посмотрела на Марселя. — Нет? Нет, нет, доктор Эммануэль, я сама это прекрасно знаю. Скажите, а вы знаете такого доктора Сюрье? Первый раз слышите? О, нет, доктор Эммануэль, я сама вам потом все объясню. Да нет, просто, наверное, произошла какая-то ошибка. В блоке все в порядке. Да, сыворотку ввела. Хорошо, доктор Эммануэль. Хорошо. Еще раз простите, что вас побеспокоила.
Положив трубку, сестра села на стул. Сказала еле слышно:
— Господи, что же это такое происходит… Господин комиссар, что мне теперь делать? Я ведь должна сообщить о случившемся начальству.
— Конечно. И прежде всего вы должны сообщить о случившемся доктору Эммануэлю. Мы же с месье Шарлем полностью подтвердим ваш рассказ.
— Да? — Сестра посмотрела на Марселя. Но… но… но вдруг они снова придут?
— Не придут. Мне кажется, после того, как их встретил месье Шарль, они сюда больше не сунутся. А на случай, если они все же рискнут сунуться, мы с месье Шарлем будем здесь дежурить. По очереди. Кроме того, убежден, уже к вечеру сюда будет поставлен полицейский пост.
Опустив на тумбочку рядом с кроватью Жильбера поднос, на котором дымилась чашка с бульоном и стояла тарелка с гренками, сестра улыбнулась:
— Доброе утро, месье Ткела. Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно.
— Хотите есть?
— Даже не знаю. Кажется, впервые за все время пребывания в больнице он ощущал нечто напоминающее прилив сил. И главное, сейчас он действительно хотел есть. Что ж, подумал он, все же это какой-никакой, а прогресс. Посмотрел наверх, на стойку от капельницы — пусто.
— Куда это вы смотрите? — спросила сестра.
— Туда, где должна быть капельница.
— Капельницу сняли. Я принесла вам крепкого бульона и гренок.
Крепкого бульона и гренок. Значит, впервые за последние шесть или семь дней он сможет нормально поесть. Пока, с того самого момента, когда он пришел в себя, он ощущал только одно: слабость. Изматывающую, непреоборимую слабость. Он помнил, что в эти два или три последних дня к нему поочередно заглядывали то Марсель, то Шарль; Марсель рассказал о пытавшихся его увезти людях Барта, а также о том, как их отшили Шарль и Франсуа. Шарль сообщил, что около его палаты установлен постоянный полицейский пост, присутствие которого не мешает тем не менее круглосуточному дежурству активистов партии Омегву. Все остальное, о чем ему рассказывали в эти дни Марсель и Шарль, из-за чудовищной слабости, которую он все это время испытывал, из его памяти улетучилось.
Заметив его взгляд, сестра улыбнулась:
— Поешьте. Через полчасика я к вам загляну. А пока поешьте. Спокойно, хорошо поешьте. Ну, мссье Ткела?
— Спасибо, сестренка. Вообще, какой день я здесь лежу? Седьмой?
— Шестой. Всего шестой день, но уже ясно, что вы на пути к выздоровлению.
— Да?
— Да. Поздравляю вас, месье Ткела, у вас очень крепкий организм.
Заметив стоящий на подоконнике огромный букет роз, Жильбер спросил:
— А розы откуда?
— Розы в вашу палату попросила поставить одна очень красивая дама.
— Дама? — Жильбер покачал головой. Что за дама?
— Не знаю. Знаю только, что она прекрасно воспитана и прекрасно одета.
— Она… африканка?
— Африканка.
Проклятье, подумал Жильбер, может быть, это Нгала. Во всяком случае, образ, нарисованный в его воображении словами сестры, был копией Нгалы.