Крестоповал. Война совести - Альберт Байкалов

Некоторое время, находясь под впечатлением знакомства с Матвеем, Хвастун не мог понять, что ему говорит подошедший мужчина.

– Что? – спросил он.

– Мы закрываемся, – повторил мужчина.

– Мне Павел нужен, – спохватился Хвастун.

– Ну, я Павел…

– Сказали, что вы можете посоветовать, где машину купить…

– Могу, – подтвердил Павел. – Какая и за сколько?

– Хороший внедорожник, – пожал плечами Хвастун. – Деньги значения не имеют…

Вернувшись обратно в кафе, Хвастун с победным видом прошел за столик и уселся на свое место.

– Ну что? – захмелевшим голосом спросил Свищ, старясь держать голову ровно.

– Все нормально, – кивнул Хвастун. – Машина завтра будет. У вас права есть?

– Есть, – кивнул Жакан так, что подбородком ударил в грудь. – А зачем?

– Тема одна появилась. – Размышляя, стоит или нет начинать разговор о деле с уже достаточно принявшими на грудь парнями, Хвастун посмотрел на Клима.

Тот многозначительно кивнул:

– Я перетер…

– Он уже обрисовал перспективы, – подтвердил Свищ. – А что, все лучше, чем в этой дыре париться…

Хвастун уже договорился с Климом при разговоре с людьми не сразу говорить правду. Для начала было решено прикинуться скупщиками старинных книг и икон.

– Если согласитесь, – Хвастун посмотрел сначала на одного, потом на другого парня, – у вас появится возможность не только рассчитаться со своим вчерашним обидчиком, но и бабу его попользовать…

Глядя на вмиг протрезвевшее лицо Жака, он мысленно поздравил себя.

Глава 5

Никита Лукич проснулся рано. Глядя на сереющий квадрат окна, он некоторое время восстанавливал в памяти события прошедших дней. После сна голова работала лучше и яснее, нежели накануне. Еще бы – сразу столько проблем за один день. Слишком много впечатлений и переживаний. Мало того, что вокруг все другое, так еще и язык, как оказалось, у Берестовых сильно отличается от того, на котором говорят в России. Даже у его единоверцев говор другой. Это он еще в Кировской области заметил.

Сейчас, после отдыха, все виделось немного иначе, чем вчера. Никита Лукич, терзая себя, под вечер уж совсем расстроился. Виделось ему все в черном цвете. Стал он подумывать даже о проклятии, наложенном на спрятанные в тайге сокровища. Однако, поразмыслив, пришел к выводу, что кража в аэропорту была случайной, а сахар в бак «КамАЗа» насыпал кто-то ради забавы…

«Правильно Панкрат еще в Москве сказал, там каждый день воруют. Сахар в бак кто угодно мог насыпать, – рассуждал Никита, наблюдая через окно, как наливается розовым свечением небо. – Мало хулиганистых людей? Вон как убого живут. Вчерась, пока по улицам ездили да на станции лесовозной сидели, сколько пьяных и праздно шатающихся встрелись? Не сосчитать! Любой мог от безделья сыпануть».

Никита Лукич осторожно встал. Не приучен он был долго нежиться в постели. Кто рано встает, тому Бог дает. Вон и Агата с открытыми глазами лежит. Тоже уже мается.

– Встаешь? – зачем-то спросила она.

– Встаю, – подтвердил он, беря со стула штаны. – Али не видишь?

Одевшись и умывшись, принялся за молитву и восемь поклонов отбил. Потом пошел проведать детей.

Выйдя в коридор, огляделся. Никого. Осторожно подошел к дверям соседнего номера и прислушался.

– …неужели у тебя есть еще желание повторить это?! – громом среди ясного неба раздался женский голос.

Думая, что ослышался, он даже тряхнул головой.

– Трудно, но придется, – ответила другая.

– Бесстыдницы! – Никита Лукич не помнил, как открыл двери. Пока возился с замком, в голове роились самые страшные мысли. Оказавшись в номере, застыл с открытым ртом. Нет, женщин здесь он не увидел. Но зато оба его сына сидели в креслах перед включенным телевизором. При появлении разгневанного отца вскочили со своих мест. Василий щелкнул пультом. Экран погас.

– Ты чего ж, шельмец!.. – Никита Лукич задохнулся от негодования.

– Мы больше не будем! – отшатнулся от надвинувшегося родителя Андрей.

– Кино смотрели, – зачем-то сказал Василий.

– Быстро мыться и молиться! – топнул он ногой.

Вернувшись в коридор, некоторое время стоял, приводя мысли в порядок. Никита Лукич понял, сыновья ночь напролет сидели у дьявольского ящика. Это что же они там насмотрелись, думал он, спускаясь по лестнице в фойе.

– Вот так встреча! – громом среди ясного неба раздался голос Сергея Аркадьевича Самохвалова.

Никита Лукич встал посреди фойе как вкопанный.

– Вы?! – удивился он, глядя на сидевшего на диване попутчика, передавшего ему рушник.

– Я же говорил, что в Тайшете сойду, – поднимаясь с дивана, напомнил Самохвалов.

– Помню, – подтвердил Никита Лукич, успокаиваясь.

– А вы куда так рано? – между тем спросил Самохвалов.

– Родственник у меня в машине ночевал. – Никита Лукич показал на двери взглядом. – Проведать иду, замерз, поди…

– А чего вы вчера не уехали? – продолжал допытываться Самохвалов.

– Машина подвела, – ответил Никита Лукич. – Извиняйте, мне идти надо.

Оказавшись на улице, оглянулся. Теребя губу, Самохвалов задумчиво смотрел вслед через стекло дверей. Странный и колючий был у него взгляд. Такой, что по спине Никиты Лукича пробежали мурашки.

Леонтий уже не спал.

– Как спалось, Леонтий Спиридонович? – спросил Никита родственника.

– Хорошо, спасибо, – кивнул тот, развернулся и сдвинул штору, отделяющую салон от спального места: – Глянь, там кровать целая.

– Знаю, – кивнул, глядя на вход в гостиницу, Никита Лукич. – Все равно плохо среди железа сутками торчать. Здоровью вредит. Металл – он силы тянет.

– Чего с утра хмурый такой? – осторожно спросил Леонтий.

– Так снова они попалися! – стукнул ладонью по панели Никита Лукич.

– Кто? – не понял Леонтий.

Никита Лукич растерялся. Действительно, о ком это он? О парнях своих, которые искушению поддались и нагрешили, или о попутчике своем?

– Андрейка с Василием телевизор ночью смотрели, – следя за реакцией брата, сказал Никита Лукич.

– Эка невидаль, – улыбнулся Леонтий. – А я-то думал…

– Ты что, не ругаешь своих за это?

– У нас дома нету, – цокнул языком Леонтий. – А когда в город ездим или по делам в райцентр, пускай смотрют. Как плохое, то они уходют… Ты из-за этого осерчал?

– И из-за этого тоже, – кивнул Никита Лукич.

– Вижу, не все сказал, – прищурился брат.

– Не все, – признался Никита Лукич. – Помнишь, я тебе вчерась рассказывал про попутчика? Того, что рушник принес?

– Ну, помню, – подтвердил Леонтий. – Чай, не курю, водку не пью, память хороша.

– Так вот, он тоже здесь. – Никита Лукич показал взглядом на гостиницу.

– И что же? – насторожился Леонтий.

– Опасаюсь я его, – признался Никита Лукич.

– Это почему же? – удивился Леонтий.

– Сам посуди, – принялся объяснять Никита Лукич. – Сначала он мне рушник вернул.

– Вернул, – кивнул Леонтий.

– А теперь он здесь!

– Так и что с того? – удивился Леонтий. – Он же сказал, что по делам сюда надо. А где, как не в гостинице, ежели по делам?

– Все равно, – покачал головой Никита Лукич. – Сдается, прознал он про рушник.

– Про что? – не понял Леонтий.

– Рушник, – повторил Никита Лукич. – Не простой он…

Никита Лукич вкратце рассказал брату про план, который вышит прабабкой, про то, как его дед Елизар напутствовал, еще раз напомнил про чемоданы.

– Сам посуди, почему, кроме этого рушника, больше ничего не передали? – закончил он свой рассказ вопросом.

– Но если это твой попутчик, как успел он насыпать в бак сахар? – прищурился Леонтий.

– Как-как? – пожал плечами, мысленно перебирая варианты, Никита Лукич. – Но ведь мы не сразу пошли. Я еще в вагон возвращался за вещами.

– Ладно, – кивнул Леонтий, – сейчас пойдем в гостиницу по раздельности.

– Зачем? – догадавшись, что брат что-то задумал, спросил Никита.

– Сначала ты. Как в номере окажешься, я выйду и пойду следом. Смотри, кто подойдет к этой машине али нет…

– Понял, – кивнул Никита Лукич. – Думаешь, снова сахар насыплют?

– Как пить дать, – подтвердил Леонтий. – Если, конечно, это они на вокзале нашкодили.

К тому времени, когда Никита Лукич вошел в номер, Агата уже накрыла на стол. Виновато потупившись, оба сына сидели на стульях.

– Просили у Бога прощенья? – строго нахмурился Никита Лукич.

– Не будут они больше, – вступилась за них Агата.

– А ты, мать, не защищай! – нахмурился он и только хотел сделать нравоучение, как вспомнил про Леонтия и подошел к окну.

Брат продолжал сидеть, глядя на окна. Никита Лукич слегка наклонился, чтобы его стало видно, и кивнул. Брат выбрался из кабины, закрыл дверцу и направился к выходу.