О Вячеславе Менжинском - Михаил Смирнов

Я знавал Керенского и бывал на его «аудиенциях». Знал хорошо Дана — и его тоже частенько посещал. Бывал у Мартова и вел с ним беседы по вопросам меньшевистской партии.

Но я, простой рабочий от станка, ни у одного из этих деятелей, ни в одном из этих кабинетов не сидел вольно и спокойно, как равный товарищ. Только в небольшой комнате великого вождя великой революции я сидел со спокойным сердцем и видел перед собою друга пролетариата, товарища…

Рабочие и крестьяне о Ленине.

М., 1933, с. 94–96.

Д. Рид. Свершилось!

Было ровно 5 час. 17 мин., четверг, 8 ноября (26 октября).

Свершилось…

Ленин и петроградские рабочие решили — быть восстанию, Петроградский Совет низверг Временное правительство и поставил съезд Советов перед фактом государственного переворота. Теперь нужно было завоевать на свою сторону всю огромную Россию, а потом и весь мир. Откликнется ли Россия, восстанет ли она? А мир, что скажет мир? Откликнутся ли народы на призыв России, подымется ли мировой красный прилив?

Было шесть часов. Стояла тяжелая холодная ночь. Только слабый и бледный, как неземной, свет робко крался по молчаливым улицам, заставляя тускнеть сторожевые огни…

Утро застало город в неистовом возбуждении. Целый народ поднимался среди рокота бури…

Обретя полную свободу действия, Военно-революционный комитет, словно искры, рассыпал во все стороны приказы, воззвания и декреты… Во все министерства назначили временных комиссаров: в министерство иностранных дел — Урицкого, в министерство финансов — Менжинского.

Александровский зал был набит битком. Шло заседание Комитета спасения…

Под гром аплодисментов было сообщено, что союз железнодорожников присоединяется к Комитету спасения. Через несколько минут явились почтово-телеграфные чиновники. Затем вошло несколько меньшевиков-интернационалистов; их встретили рукоплесканиями.

Железнодорожники заявили, что они не признают большевиков, что они взяли весь железнодорожный аппарат в свои руки и отказываются передавать его узурпаторской власти. Делегаты от телеграфных служащих объявили, что их товарищи наотрез отказались работать, пока в министерстве находится большевистский комиссар. Работники почты отказались принимать и отправлять почту Смольного… Все телефонные провода Смольного выключены. Собрание с огромным наслаждением выслушало рассказ о том, как Урицкий явился в министерство иностранных дел требовать тайных договоров и как Нератов попросил его удалиться. Государственные служащие повсюду бросали работу…

То была война — сознательно обдуманная война чисто русского типа, война путем стачек и саботажа.

В Смольном атмосфера была еще напряженнее, чем прежде, если это только возможно. Все те же люди, бегающие по темным коридорам, все те же вооруженные винтовками рабочие отряды, все те же спорящие и разъясняющие, раздающие отрывочные приказания вожди с набитыми портфелями. Эти люди все время куда-то торопились, а за ними бегали друзья и помощники. Они были положительно вне себя, казались живым олицетворением бессонного и неутомимого труда. Небритые, растрепанные, с горящими глазами, они полным ходом неслись к намеченной цели, сгорая воодушевлением. У них было так много, так бесконечно много дела! Надо было создать правительство, навести порядок в городе, Удержать на своей стороне гарнизон, победить Думу и Комитет спасения, удержаться против немцев, подготовиться к бою с Керенским, информировать провинцию, вести пропаганду по всей России — от Архангельска до Владивостока…

Наверху в столовой сидел, забившись в угол, человек… Лицо его заросло трехдневной щетиной. Он нервно писал что-то на грязном конверте и в раздумье покусывал карандаш. То был комиссар финансов Менжинский, вся подготовка которого заключалась в том, что он когда-то служил конторщиком во французском банке…[47]

Воскресенье 11 ноября (30 октября).

…Выйдя на Невский, мы вскочили на подножку переполненного трамвая, площадка которого осела под тяжестью людей и тащилась по земле. Трамвай медленно полз к Смольному.

По коридору шел маленький, хрупкий и изящный Мешковский[48]. У него был озабоченный вид. Забастовка всех министерств, сообщил он нам, производит свое действие… Но хуже всего было то, что бастуют банки.

«Без денег, — сказал Менжинский, — мы совершенно беспомощны. Необходимо платить жалованье железнодорожникам, почтовым и телеграфным служащим…[49] Банки закрыты; главный ключ положения — Государственный банк тоже не работает.

Банковские служащие по всей России подкуплены и прекратили работу… а что до частных банков, то только что издан декрет, приказывающий им открыться завтра же, или мы откроем их сами!»

Но сквозь все это победное воодушевление прорывалось явное беспокойство. Финансовый вопрос. Вместо того чтобы открыть банки, как приказал Военно-революционный комитет, Союз банковских служащих созвал собрание своих членов и формально объявил забастовку. Смольный затребовал от Государственного банка около 85 миллионов рублей[50], но кассир запер подвалы и выдавал деньги только представителям Временного правительства. Контрреволюционеры пользовались Государственным банком, как политическим орудием. Так, например, когда Викжель требовал денег на жалованье рабочим и служащим государственных железных дорог, ему отвечали: «Обратитесь в Смольный…»

Я отправился в Государственный банк, чтобы повидать нового комиссара, рыжеволосого украинского большевика, по имени Петрович. Он пытался навести хоть какой-нибудь порядок в делах банка, оставленных в хаотическом состоянии забастовавшими служащими. Во всех отделах огромного учреждения работали добровольцы: рабочие, солдаты, матросы. Высунув языки от напряжения, они тщетно старались разобраться в огромных бухгалтерских книгах…

Частные банки упрямо не желали открываться, но спекулянты отлично обделывали в них свои дела с заднего крыльца. Когда появлялись большевистские комиссары, служащие уходили, причем прятали книги и уносили с собой фонды. Бастовали и все чиновники Государственного банка, кроме служащих в подвалах и в Экспедиции заготовления государственных бумаг, которые отвечали отказами на все требования Смольного и при этом частным образом выдавали большие суммы Комитету спасения и городской думе.

В банк два раза являлся комиссар Менжинский с ротой красногвардейцев и официально требовал выдачи крупных сумм на нужды правительства…

Чиновники кредитной канцелярии уничтожили свои книги, так что установить картину финансовых отношений России с другими государствами оказалось совершенно невозможным.

10 дней, которые потрясли мир.

М., 1957, с. 105–107; 111–112;

179—180, 188–189, 215.

B. Д. Бонч-Бруевич. Первые дни совнаркомовского аппарата

Дней через пять после Октябрьской революции в Петрограде Владимир Ильич, ужиная у меня поздно ночью, перед тем, как, казалось, пора уже было идти спать, вдруг оживленно заговорил о том, что наступило время приступить к органической работе управления страной, для чего надо немедленно создавать аппарат, прежде всего при центральном правительстве. Было совершенно очевидно, что схема всего управления страной у него давно продумана и, можно сказать, отчеканена, так как на каждый вопрос он немедленно давал ясный и точный ответ.

— Вы беритесь за весь управленческий аппарат, — сказал он мне. — Необходимо создать мощный аппарат управления делами Совета Народных Комиссаров, так как, несомненно, и в первые дни, пожалуй, и долгое время в наше Управление со всех сторон будут стекаться всевозможные дела. Берите все это в свои руки, имейте со мной непосредственное постоянное общение, так как многое, очевидно, придется разрешать немедленно, даже без доклада Совету Народных Комиссаров или сношения с отдельными комиссариатами. Наладить комиссариаты, — прибавил он, — дело нелегкое.

Я согласился взяться за дело и на другой день с утра прежде всего отправился в Смольный, чтобы подыскать помещение для кабинета Владимира Ильича, удобное лично для него — примыкающее к его квартире в Смольном, куда собирались его поселить. Первые недели революции он жил у меня.

В кабинете Владимира Ильича мы предполагали собирать Совет Народных Комиссаров. Рядом с этим кабинетом нужно было иметь большое помещение для Управления делами Совнаркома, где расположились секретари, делопроизводители и прочий персонал. Помещение Смольного было неудобно для всех этих учреждений, так как комнаты были огромны, без перегородок. Однако удалось найти две смежные комнаты, одну поменьше, другую большую, где мы и обосновались. Прежде всего оборудовали кабинет Владимира Ильича и позаботились поставить коммутатор для телефонной связи через Центральную телефонную станцию Петрограда.