Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян

— «…Шел, шел этот юноша и пришел к одной горе. Земля на ней была красная, трава красная, деревья красные. Глядит, а на горе стоит красный за́мок и красные цепи на нем. Думает: «Пойду-ка погляжу, кто там есть». А был у него мудрый конь. И говорит ему коны «Не ходи ты туда, юноша». А юноша отвечает…»

И журчала, как ручей, бессмертная сказка в устах Мариам-баджи. Мы переносились в страну чудес, в страну, где конь говорил человечьим языком, давал мудрые советы, где капля живой воды омолаживала дряхлых стариков, а бесстрашный герой, отобрав у колдуньи посох, ударял им оземь и оживлял заколдованных жителей каменного города.

Все молчали. В таинственной тишине слышался только голос Мариам-баджи, время от времени переходивший в шепот.

Вдруг с улицы донесся шум, в комнате стало светло, послышались выстрелы.

— Что это? — испуганно вскрикнула тикин Грануш.

Как по мановению волшебной палочки, рассыпался сказочный мир, и, толкая друг друга, мы выбежали из дома.

На улице было необычно светло. Странным желтоватым блеском мерцал снег, вдалеке поднимался огромный столб огня.

— Это пожар! — крикнул кто-то.

— Кооперация горит!

— Да ну?..

— Кооперация, кооперация!.. — слышалось со всех сторон.

Действительно, горел расположенный по соседству с кофейней черного Арута кооперативный магазин.

Увлекаемые толпой, я и Чко побежали вместе со всеми. Когда мы оказались у места происшествия, милиционеры уже оцепили кооперативный магазин, а пожарные заливали огонь. Но огонь все не унимался. Из распахнутой двери магазина валил черный дым, вырывались красные языки пламени. На глазах у всех огонь пожирал магазин.

Никто не ложился до рассвета. Пожарным удалось спасти от огня соседние строения, а от кооперативного магазина остались только каменные стены, смотревшие на улицу черными, ослепшими окнами.

Возвращаясь на рассвете домой, люди взволнованно переговаривались:

— Это не случайно.

— Да разве случайно так бывает?

— Чья-то рука тут замешана…

Вскоре всем стало известно, «чья рука замешана».

Утром арестовали керосинщика Торгома, работавшего в кооперации.

В золе обнаружили бидон, принадлежавший Торгому.

ПОСЛЕ ПОЖАРА

Арест отца Погоса был как гром среди ясного неба. А в их доме словно сама смерть поселилась. Когда уводили дядю Торгома, мать Погоса громко запричитала, стала бить себя по коленям и, потеряв сознание, упала на руки моей матери и сестрицы Вергуш. На шум сбежались даже из других дворов.

Придя в себя, мать Погоса вновь заголосила:

— Горе мне, горе!..

Женщины пытались ее успокоить. Вокруг, хмурые и растерянные, стояли мужчины.

Один только Григор, самый младший в семье керосинщика, беспечно играл с клубком красной шерсти.

Я, Чко и Амо стояли рядом с Погосом. Мы молчали. Хотелось сказать Погосу что-нибудь утешительное, но что в таких случаях следовало говорить, мы не знали.

Двухлетний Григор, оставив клубок, пошатываясь, сам похожий на тугой клубочек, подкатил к нам. Обняв брата за ноги, он попросил:

— Дай еще клубочек.

Погос посмотрел на братишку с нежностью, и вдруг впервые за все время я увидел слезы на его глазах.

— Погос-джан, Погос, — только и мог сказать я, сам еле сдерживая подступающие к горлу слезы.

Арест Торгома был трагедией для его семьи. Это понимали все, даже мы, малыши. Ведь Торгом был единственным кормильцем в доме. Старшему, Погосу, едва исполнилось тринадцать лет, а, кроме него, было еще четверо, мал мала меньше.

В тот день никто из нас не пошел в школу. Пытаясь хоть чем-нибудь утешить Погоса, я принес из дому свой новенький блокнот в красивой обложке, подарок тетки, и молча протянул ему.

— Что это? — удивленно спросил он.

— Блокнот.

— Ну и что?

— Да ведь зачем он мне, Погос-джан, пусть твой будет, ты в пятом, будешь туда уроки записывать, по физике.

Погос посмотрел на меня с благодарностью и грустно сказал:

— Какой там пятый! Может, и в школу теперь не придется ходить.

— Как так? — удивился Чко.

— Да ведь надо же кому-то зарабатывать. Пойду учеником в мастерскую к товарищу Сурену.

— Нет, сынок, — прервала его мать, — в прачки пойду, в чужих домах работать буду, а вас от учения не оторву…

Не только Погос, но и я и Чко за эти несколько часов повзрослели на несколько лет. Мы вдруг поняли: чтобы жить, нужны деньги, а деньги, как часто повторял парон Рапаэл, «не сливы, на дереве не растут».

Мужчины вышли на улицу и остановились у ворот, переговариваясь. И мы за ними.

— Торгом бы такой глупости не натворил, — сказал Газар.

— А что он имел против кооперации? — недоуменно спросил отец.

Они еще беседовали, когда вразвалочку подошел Врам. Он был пьян и что-то напевал под нос.

— Здорово… — сказал он, ни к кому не обращаясь.

Кто-то ему ответил.

— Говорят, бидон Торгома нашли, да?..

— Нализался и орешь! — оборвал его Газар. — Шел бы домой.

— Это кто же нализался? — не унимался Врам.

Газар, и без того злой на весь свет, уже замахнулся, чтобы излить накопившуюся ярость, но Хаджи и мой отец повисли у него на плечах.

— Ну что ты, Газар!

— Да пустите, сердце ведь кровью обливается!

Рапаэл грозно покосился на Врама, тот с виноватой улыбкой вошел во двор.

— Черная образина! — крикнул ему вслед Газар.

— И где это он с утра нализался? — вставил парон Рапаэл.

— И правда Торгомов бидон был? — снова заговорил о том же мой отец.

— Ага, он сам признал, — вмешалась