Джек и Джилл - Джеймс Паттерсон

Джек и Джилл хладнокровно зафиксировали последние секунды жизни Фитцпатрика перед самим убийством. Если кадры, запечатлевшие еще живого сенатора, были ужасны, то дальше начинался подлинный кошмар.

На экране мы наблюдали и слышали, как обнаженный, прикованный наручниками к спинке кровати сенатор, дрожащим голосом умоляет своих убийц: «Пожалуйста, не делайте этого». Затем раздался щелчок спущенного курка: выстрел был произведен с расстояния в дюйм или два в правую часть головы. Затем второй. Череп сенатора разнесло, и люди в зале испустили дружный вздох. В самом отвратительном обличье Фитцпатрик канул в вечность.

— О Господи, Боже мой! — завизжала какая-то женщина. Кое-кто, борясь с приступом тошноты, отвернулся от страшного зрелища. Некоторые закрыли глаза руками. К сожалению, я не имел права брать с них пример: мне необходимо было наблюдать все в малейших деталях, так как это была важнейшая информация. Она должна была помочь мне разобраться во всех нюансах дела и являлась более ценной, чем все тесты на ДНК, анализы крови и отпечатки пальцев вместе взятые.

После того, как сцена с Фитцпатриком закончилась, на экране возник следующий эпизод. Фильм приобрел иную направленность. Объектив видеокамеры запечатлел лица различных людей на улицах безымянных городов и городишек. Изображение шло без комментариев и звука. Некоторые люди махали оператору руками и улыбались, большинство же не обращало на съемку, которую, видимо, также производили Джек и Джилл, никакого внимания.

На экране черно-белые кадры все так же чередовались с цветными, но это не являлось набором отдельных, не связанных друг с другом, эпизодов. Видно было, что над пленкой потрудилась рука опытного монтажера.

«Один из снимавших явно обладает навыками художника, — отметил я про себя, одновременно отдавая мозгу команду запомнить эту деталь. — А какого сорта человек искусства стал бы заниматься подобными вещами?» Мне были знакомы теории относительно связи между творческим потенциалом и психопатией. Банди, Дамер и даже Мэнсон тоже могут считаться натурами творческими. С другой стороны, такие гении, как Рихард Вагнер, Дега, Жан Жене и многие другие представители искусства тоже были склонны к психопатии, но это же не толкало их на убийства!

Спустя примерно минуту с начала демонстрации пленки неожиданно для всех зазвучали пояснения к увиденному. Причем говорили два голоса: мужской и женский.

Джек и Джилл решили с нами пообщаться.

Создавалась полная иллюзия того, что убийцы присутствуют здесь же, в зале. Они говорили по очереди, комментируя пленку, но голоса, очевидно были пропущены через электронные фильтры, чтобы их невозможно было идентифицировать. У меня мелькнула мысль разобраться с голосами после демонстрации фильма, но просмотр еще не закончился.

ДЖЕК: Одно время, как и многие другие люди, мы молча сидели и глотали все унижения и несправедливости, которыми нас пичкала небольшая группа людей, считающих себя «сливками общества». Мы терпеливо переносили страдания и большей частью молчали, находя утешение в пошлой поговорке: «Не стоит суетиться, надо просто ждать». Вот мы и ждали, что бюрократическая система, наконец-то, начнет работать на нас. Но ничего не произошло. Это кто-нибудь возьмется оспаривать?

ДЖИЛЛ: Беспринципные люди, адвокаты и бизнесмены, научились пользоваться нашим непротивлением злу, доброй волей и, главное, духовностью. Давайте хорошенько запомним эту мысль: глубоко беспринципные люди, поставили себе на службу не только вышеперечисленные чувства, но даже сам наш чудесный американский патриотический дух. Многие из них заседают в правительстве, а другие входят в команды так называемых «сильных мира сего».

ДЖЕК: Посмотрите на лица простых людей, лишенных гражданских прав, надежды на будущее и веры в свою страну. Это жертвы насилия, которое расползается из Вашингтона, Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Вглядитесь в них хорошенько: а сами вы не входите в их число? Мы, например, входим. Мы — простые Джек и Джилл из этой толпы.

ДЖИЛЛ: Посмотрите на то, что сделали с нами наши, так называемые, лидеры. Оцените всю глубину страданий и отчаяния, за которые они должны нести ответственность. Оглянитесь на общество, отравленное их цинизмом, и на мечты и надежды, похороненные ими. Наши лидеры методично разрушают Америку.

ДЖЕК: Вглядитесь в эти лица.

ДЖИЛЛ: Вглядитесь в эти лица.

ДЖЕК: Вглядитесь в эти лица. Теперь вы понимаете, почему мы пришли за вами? Вы догадались? Просто вглядитесь в эти лица. Посмотрите на сотворенное вами. Вспомните неслыханные преступления, вами совершенные.

ДЖИЛЛ: Джек и Джилл пришли на Холм. И вот зачем. Пусть это послужит предостережением всем, кто живет и работает в столице и пытается контролировать всех нас. Вы всегда играли нашими жизнями, а нынче пришла пора поменяться ролями. Наступила очередь Джека и Джилл.

Фильм заканчивался кадрами, показывавшими толпы бездомных людей возле ограды Белого Дома. И еще один стишок-предупреждение:

Джилл с Джеком решили ваш Холм посетить,Чтоб снова ужасное дело свершить.Вы зря их взбесили,Ведь дни наступили,Когда так опасно политиком быть.

ДЖЕК: Настали времена испытаний для людей, лишенных души. Вы знаете, кто вы такие. И нам это известно не хуже.

— И сколько времени занял этот шедевр? — обратился один телепродюсер к другому. Ответ на этот практический вопрос был важен, поскольку CNN могло занять в прямом эфире не более десяти минут.

— Ерунда. Чуть больше трех минут, хотя они и показались вечностью, — вмешался оператор, посмотревший на счетчик камеры. — Но если вы собираетесь сделать монтаж, лучше сказать об этом прямо сейчас.

После того, как прозвучало стихотворение, я ощутил озноб, хотя в помещении было тепло. Никто пока не расходился. Работники студии занялись обсуждением фильма, словно это касалось только их, и остальные для них не существовали. У ведущего ток-шоу был унылый и озабоченный вид. Наверное, он догадался, кого еще имели в виду убийцы, говоря о тех, кто управляет обществом. Однако что-либо изменить было не в его власти.

— Мы работаем в эфире через восемь минут, — объявил продюсер своей бригаде. — Господа, освободите помещение. С амплуа дураков мы справимся и без вас.

— Хороший подарочек на память, — съязвил кто-то. — Джек и Джилл дебютируют на CNN.

— И все-таки, они не просто серийные убийцы, — пробормотал я, адресуясь, скорее, к самому себя, чем к окружающим. Мне просто хотелось услышать, как прозвучит данное предположение.

Настроение у меня было минорное, но все увиденное моей веры не поколебало. Эту пару нельзя назвать убийцами в обычном смысле этого слова. Они исключительно организованы и тщательно подготовлены для своей роли. Они настолько умные и сильные личности, что запросто идут на контакт с известными людьми. Наверняка здесь присутствует элемент ненормального сексуального состояния, или же они пытаются заставить нас поверить этому. У них должна быть на то причина.

В моей голове до сих пор звучали их бесстрастные голоса с пленки:

Чтоб снова ужасное дело свершить.

Теперь все происходящее больше походило на войну, а не на игру.

Глава 24

Времена наступили тяжелые, хуже не придумать. Утром в среду, спустя два дня после убийства Шанел Грин в Гарфилдском парке, неподалеку от школы Соджорнер Трут, был обнаружен еще один труп ребенка. На этот раз жертвой убийцы стал семилетний мальчик. Преступление походило на предыдущее: лицо ребенка было изуродовано, возможно, ударами металлической дубинки или куска трубы.

Путь от моего дома на 5-ой улице до места, где обнаружили тело, можно было проделать пешком. Но когда я шел туда, то чувствовал неимоверную тяжесть в ногах. Было четвертое декабря, но дети уже жили в предвкушении Рождества. Это преступление не должно было произойти. Вообще никогда, а уж тем более в канун великого праздника.

Но я неважно чувствовал себя еще и по другой причине, вне зависимости от убийства ребенка. Если только кто-то не решил скопировать первое убийство (а это было маловероятно), то, выходит, преступник вовсе не Эммануэл Перес, не Оторва Чаки! Значит, Сэмпсон и я совершили ошибку. Мы преследовали не того человека, не убийцу и истязателя детей и теперь были частично виновны в его смерти.

Когда я подошел к месту убийства, в парке зло завывал ветер. Утро выдалось отвратительное. Было нестерпимо холодно, небо заволокли тучи. На самой границе парка уже находились пара карет «скорой помощи» и с полдюжины полицейских машин. Кроме того, сюда уже собрались, по меньшей мере, с сотню любопытных, чтобы поглазеть на трагедию. Все происходящее казалось мне нереальным, призрачным и пугающим. Сирены автомобилей завывали совсем неподалеку, и этот резкий звук теперь напоминал мне погребальную песнь усопшим. Меня передернуло, и, главным образом, не от холода.