Пережитое и передуманное - Владимир Вернадский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
9 сентября 1924 Bourbon Lancy Chaumiere
Женские моды. Исчез корсет. Начало появляться и во внешности свободное человеческое тело. В этом отношении сыграли огромную роль спорт и купанья.
Это совершалось быстро. Я помню, как в одну из моих поездок меня поразил Будапешт свободой женской одежды — за ней ярко проглядывало тело. Я неправильно тогда объяснил свободой нравов. Затем все старые обычаи, державшиеся местами, вошли в новые нравы: помню, в Мюнхене с Гротом и его взрослой дочерью я делал (в 1904?) поездку в воскресенье к его друзьям. У одного из них — художника, фамилию которого я забыл, — купанье в Amersee, кажется. Мы раздевались в сарае. Вышли в штанишках Грот, я и мужчины и, к моему ужасу, очутились в дамском обществе. Грот говорил мне, что это принято, и то же указывал Сядипкий для венгерских купаний. Теперь начинается и культ тела. И, по существу, в этом много правильного и хорошего. Я не бываю в современных театрах — там «свобода» уже доходит до очень больших пределов.
Из дневника 1925 г.
15 июня 1925 Париж Bourg la Reine (Seine)
Опять хочется вести Дневник, и, верно, как много раз раньше, — быстро брошу. Не хватит терпения, не будет сил, и нельзя охватить бесконечную работу мысли в немногих словах.
В сущности, та бесконечность и беспредельность, которую мы чувствуем вокруг в природе, находится и в нас самих. В каждом нашем дне или часе даже, если мы попробовали занести словами, что мы испытываем, мыслим строим образами и мигами впечатлений.
И когда наша логическая мысль попытается уловить и изложить час нашей жизни — сейчас же потянутся бесконечные и безначальные образы, мысли, настроения, которые как бы зарождаются и разрастаются под влиянием нашей мысли, нашей попытки запечатлеть происходящее.
Navra pet[31] — здесь не менее верно, как в окружающем мире. «Час» жизни — как мало времени и как бесконечно много содержания.
И в дневник попадет всегда ничтожный сколок даже той части моего я, которая и замечается, и запечатлевается, и останавливает мое сознание.
20 июня 1925 Париж
Интересны передачи детей, приезжающих из России: пропаганда безбожия. Маленькая 13–летняя племянница Агафонова из Симеиза. «Пионеры» выспрашивают детей в санатории имени А. А. Боброва, верят ли (они) в Бога, и мучают, и преследуют верящих. В библиотеке уголок Ленина и безбожников.
Та же пропаганда, частию удачная, и в рассказах Ани Старицкой.
Здесь недавно был мальчик, сын ком(м)унистки, и он весь был поглощен мыслью: «Бога нет?»…
Если бы активны были верующие христиане в борьбе с большевиками — могла бы быть почва (для сопротивления).
8 августа 1925 Париж
Странное чувство — с одной стороны, как будто очень углубляюсь в новое. В понятии хода жизни уловил принцип, которому придаю большое значение. И хотя я недоволен, как я изложил эти идеи в «Биосфере», — мне представляется, что я достиг обобщений, которые и новы, и должны иметь большое значение.
Как будто мысль моя все углубляется.
С другой (стороны), на каждом шагу чувствую огромные пробелы знаний: несомненно, я не так в курсе минералогической работы, как был раньше. И это я сегодня очень ярко чувствовал.
Застыла моя мысль? Или начинает застывать? Сегодня в разговоре с Карташевым[32] я почувствовал, что не могу ясно и точно формулировать, проявить вовне мои желания и мое понимание будущего. Точно я перед чем‑то остановился. Неужели это уже старение? Или, занятый мыслью в одной области и в нее углублением, — меня не хватает для другого? И я поэтому отхожу от жизни?
То же чувство и при чтении и перечитывании сборника «Les Appels d’Orient»[33], который сегодня читал. Тут мне очень близкое чувство тревоги. В то же время я ясно чувствую, что я со всем этим движением в корне различно все понимаю.
Так было со мною почти всегда. Я не входил в гущу движений и в душе был чужд многому, чем жили люди, с которыми я жил.
Так было во всей моей политической и общественной жизни.
Из дневника 1939 г.
1 января 1939, утро
Москва
Вчера утром справлялся у секретарши Веселовского[34] о рукописях Личкова. Секретарша неприятная, грубая. Через нее по телефону с начальником «спецотдела» — очень неприятный голос и некультурный говор — никак не мог понять, в чем дело. Основная беда власти — не умеют выбирать людей и посылают мошенников, интриганов, воров и карьеристов. Не знаю, кто начальник спецотдела. Есть реальность и номинальность?
Ужасающую картину интриг и разложения партийцев рисует и наша пропаганда.
Сперва другие факты. Горбунов расстрелян в связи с Рудзутаком[35] (успел уехать — раньше? — за границу). Как‑то неприятно переживать конкретно казнь над человеком далеким, но еще недавно полным жизни и будущего. Может быть, (расстреляли) и Осинского[36], которого я знал меньше. Французская революция убивала открыто.
Говорят, что когда Берия вызвал из Ленинграда начальника НКВД, заменившего Зайковского, назначенного Ягодой (расстрелян был при Ежове), то в купе оказались трупы начальника Ленинградского НКВД и его секретаря. Убили друг друга или один убил и сам застрелился.
Сейчас, говорят, взят курс на деловую работу — нельзя из- за полицейских цепей разрушать большое государственное дело. Это, кажется, было ясно и раньше. Очевидно, развал глубокий.
3 января 1939, утро
Москва
В Кременчуге нет ни одной церкви. Здесь скоро будет то же относительно (церквей). Сейчас последний собор сломан. Но мне кажется, что возможна резкая реакция, так как недовольство растет и пассивное сопротивление не уменьшается. Ничего взамен личной веры не дается. Я очень редко вижу идейных ком(м)унистов — очень честных патриотов — религиозно (и в смысле ком(м)унизма) по существу безразличных. Элемент идеи и веры, живого творчества исчезает. Идейные ком(м)унисты вымирают. Толпа, по существу, к ком(м)унизму безразлична. Удивительный застой мысли в этой области.
4 января 1939, утро
Москва
В Лаборатории холод: все замерзают: партийные хозяйственники виноваты: многие ниже среднего по деловитости и по морали. Если это везде — объяснение переживаемого недостатка всего. Недовольство кругом большое, и главное — вполне обоснованное и на каждом шагу проявляющееся.
8 января 1939, утро
Москва
Очень страшно сейчас (на) Украине. Колхозы не вошли крепко в жизнь, и может быть неожиданность. Особенно учитывая те аресты и произвол и несправедливость, которые творятся, — может быть, население встретит немцев не так, как этого можно ожидать из наших газет.
В Кременчуге — ни одной церкви, в окрестных селах — тоже. Население относится к этому тяжело. В самом городе нет дома, где бы не было арестованных при Ежове. Много арестованных крестьян[37].
Из доклада Вышинского я вынес впечатление, что возможно военное столкновение в Украине в ближайшее время. Может быть, война фактически не за горами? И к чему приведет?
В газетах о драконовских мерах против запаздываний (на работу). Очень большое недовольство.
23 января 1939, утро Москва
Сегодня Ежов опять появился в газетах. Это, кажется, наиболее сейчас одиозный человек. Сыграл огромную роль в разрушении начавшейся консолидации. Или (это) ошибочное представление? И причины глубже? Большое недовольство кругом — развалом. И ясны всем причины — плохой выбор людей. И что не внешние, а бытовые — господствующий «класс» — ниже среднего уровня морально и по деловитости. Все большие достижения — трудом ссыльных — спецпоселенцев.
26 января 1939, утро
Москва
Разгром Наркомата тяжелой промышленности. Еще не ясно, где будет геологическая организация. Тут тоже слабость руководящих лиц — ниже среднего уровня страны.
Недостаток всего — и еды, и мануфактуры; иногда совсем нельзя достать — иногда с запозданием. Повысились цены резко — на капусту.
В водопроводной воде есть какой‑то плесневый запах.
23 февраля 1939, утро
Москва
Такая опека (власти) в личностях запутывает на каждом шагу. А между тем, по — видимому, в центре не понимают, что их основная слабость — неумение выбрать людей. В действительности верхушка — деловая — ниже среднего умственного и морального уровня страны, конечно, им разобраться трудно.
1 марта 1939, утро Москва
Вечером была Вера Николаевна Широких — Наумова, библиотекарь — она ездила в Томск — нашла там полное разрушение всей ее работы. Низы и так далее получили силу, вследствие неудачных назначений на высокие посты в городе и университете невежд, бездарностей и мошенников — партийных. Идет развал. Ценнейшая библиотека Томского университета Строганова и Флоринского страдает и может серьезно пострадать. Город и край страдают от невероятного произвола горкома и тому подобного. Многих возвращают, но гнет тот же и не уменьшается.