Тайна Рио де Оро - Аркадий Фидлер

«Глупости!»— думаю я, вспоминая, что весь день гремело точно так же, как и теперь, однако дождя не было.

— Шува! — решительно повторяет индеец и, видя мое сомнение, поднимает штуцер и быстрым шагом удаляется в сторону тольдо, заявив мне, что анты удрали.

Волей-неволей бегу за ним, убежденный в том, что у индейца появился новый каприз. Мчимся сломя голову. После четверти часа такого сумасшедшего бега я стараюсь остановить Тибурцио насмешливым вопросом:

— Где же твой дождь?

— Будет! — не задерживаясь, отвечает индеец.

Охотнее всего я отругал бы его на чем свет стоит. К сожалению, вскоре оказывается, что Тибурцио был прав: на полпути между шупадором и лагерем нас настигает ливень, даже, собственно, не ливень, а обрушивающийся на наши головы настоящий водопад. В течение нескольких секунд мы промокаем до последней нитки и в таком виде добираемся до тольдо.

ЗМЕЯ «ГИПНОТИЗИРУЕТ» ПТИЦУ

Во время нашей паранской экспедиции, если выдавались минуты, свободные от охоты на зверя и препарирования образцов фауны, мы вели оживленные беседы об окружающей нас природе и наших исследовательских наблюдениях. Вот и теперь на Марекуинье после моего памятного приключения с жараракой и нья пиндой мы часто, сидя у костра, возвращались к разговорам о змеях. Это не только грозный, но также весьма интересный и все еще недостаточно исследованный мир. С того времени, когда человек начал мыслить, он думал о змеях, создавал вокруг них всевозможные легенды, но подлинной их жизни до сих пор по-настоящему не узнал. Взять хотя бы веками дебатируемый вопрос о гипнотических способностях змей: гипнотизируют ли они своих жертв? Вишневский и я скорее склонны сомневаться, но многие наблюдатели природы подтверждают это предположение, ссылаясь на случаи, отмеченные в этом и прошлом столетиях.

На следующий день после неудачного похода к шупадору Вишневский и я бродим поблизости от тольдо. Вдруг мой товарищ, идущий впереди по тропинке, останавливается как вкопанный. Жестом руки он велит мне не двигаться и впивается зорким взглядом в кусты перед нами. Я бросаю взгляд в том же направлении и спустя минуту понимаю, в чем дело: на расстоянии нескольких шагов от нас я вижу на низком кусте птичку из отряда воробьиных, а рядом с нею, тоже на кусте, зеленую неядовитую змею, именуемую здесь» кобра верде «. Змея вытягивает голову в сторону птички и пронизывает ее, как нам кажется, горящим взглядом. В то же время птичка, находясь от головы змеи не больше чем в четверти метра, смотрит на змею, как зачарованная, конвульсивно трепеща крылышками. Птичка явно загипнотизирована змеей.

Птичка и змея так впились взглядом друг в друга, что мы, незамеченные ими, приближаемся на расстояние всего в несколько шагов. Змея не остается на месте. Она медленно скользит по ветвям куста, затем снова замирает. По мере продвижения змеи движется и птичка: она отступает с ветви на ветвь, порой нервно трепеща крылышками, неподвижно висит в воздухе на манер колибри. Она не отрывает свой взгляд от глаз змеи, причем держится все время прямо против ее головы на одном и том же неизменном расстоянии — четверть метра, — как бы прикованная неодолимой магнетической силой. Трудно представить себе более яркое проявление обессиленной воли, попросту гипноза.

Мы смотрим на это зрелище несколько минут, однако ничего нового не происходит. Нас интересует исход необычайного приключения, но, к сожалению, мы не имеем времени и потому решаем убить змею. Это почти метровый экземпляр, вполне пригодный для нашей коллекции. У Вишневского в стволе ружья заряд мелкой дроби, поэтому стреляет он. Змея свивается в клубок и беспомощно падает с куста на землю, где извивается в предсмертных конвульсиях.

При звуке выстрела птичка срывается с ветки, но отлетает не далее чем на шаг, садится на другую ветку и зорко наблюдает за предсмертными судорогами своего противника. Когда змея подыхает, птичка взмахивает крылышками как бы от радости и издает несколько громких посвистов, на которые ей отвечает приглушенное щебетанье из ближайшей купы травы. Мы заглядываем туда. К своему удивлению, обнаруживаем там гнездышко с птенцами. И тут нам вдруг открывается решение всей этой загадки.

То, что раньше казалось демонической силой змеи, было в действительности лишь ошибочным видением. Змея, большая любительница маленьких птенцов, подбиралась к гнезду. Птичка-мать встала на защиту своих детей и старалась отвлечь внимание змеи на себя, увести ее от гнезда. Это она, птичка-мать, гипнотизировала, если так можно назвать ее усилия, змею и, как мы видели, проделала это не без успеха. Она концентрировала на себе все внимание змеи, хотя, наблюдая издалека эту драму природы, можно было бы поклясться, что, наоборот, змея своим злым взглядом подавила бедную пташку. В общем тут действовала иная сила, более могущественная, чем все гипнотизирующие взгляды, — материнская любовь.

Вишневский и я, особенно Вишневский, взволнованы до глубины души. Мы открыли источник векового недоразумения и суеверия. Догадываемся: издавна люди наблюдали подобную борьбу змеи и птицы, но истолковывали ее неверно, не понимая истинных причин этой трагической схватки. Они приписывали змеям таинственную силу, особенно в тех случаях, когда птица-мать в своей заботе о птенцах, забывая об осторожности, сама падала жертвой змеи!» Змея загипнотизировала птицу!«— говорили и писали ради сенсации.

Мы возвращаемся в тольдо в понятном возбуждении.

— Кто знает, — говорит Вишневский и глаза его горят вдохновением, — кто знает, может быть, то, что мы пережили минуту назад, окажется самым интересным приключением в нашем путешествии по бразильским лесам.

МЕДИЦИНА НА МАРЕКУИНЬЕ

Пазио натворил дел, представляя меня, как заморского знахаря: индейцы стали приходить ко мне с просьбой вылечить их. В медицине я разбираюсь столько же, сколько примерно волк в звездах, но делаю соответствующую мину и лечу. К счастью, все это несложные болезни, против которых я нахожу лекарства в нашей полевой аптечке.

Вот, например, Циприано — старший сын Тибурцио — жалуется на зубную боль. Я велю ему раскрыть рот и, заметив сгнивший зуб, заливаю его иодином. Пациент радуется, что у него щиплет во рту и, когда я на минуту отворачиваюсь, хочет проглотить иодин.

Через несколько часов он возвращается с новой бедой. Излеченный мною зуб перестает болеть, зато другой вызывает у него нестерпимую боль. Видимо, этот гурман хочет еще раз полакомиться моим иодином, так как не может показать мне второго больного зуба. Просто не знаю, что делать: у нас осталось очень мало иодина, столь необходимого в джунглях. Видя мое колебание, Пазио предлагает: