Танец гюрзы (Сборник) - Михаил Серегин

«– Н-нет...

– Красивое название, правда? Я придумал. По аналогии с кокаином – «angel dust», «пыль ангела», как называют кокс забугорные «торчки». Ну, так там действительно пыль, а тут – «сердце».

– Тебе про кокс лучше знать, это не мой профиль...»

– Хватит, – резко сказал Шевцов и закрыл лицо руками. – Выключите это.

Свиридов исполнил его просьбу, а потом спросил:

– Вы побоялись сказать мне правду там, в больнице?

– Я и сейчас боюсь, – вымученно ответил Борис Миронович, механически приглаживая всклокоченные, светлые, с довольно сильной проседью волосы. – Но тут уж никуда не деться. Они недооценили вас. Да и я тоже. Хотя это не мой профиль. Я врач, а не агент спецслужб...

– Что такое «сердце ангела»?

– Это придумала Полина. Красивое название, правда? Это она придумала, когда мы вместе с ней смотрели фильм с тем же названием. Вы видели его?

– Видел, – непередаваемым тоном сказал Свиридов. – А ведь вы намекали мне тогда, в клинике, что такое «сердце ангела». Но я не сразу понял... И ведь вы говорили про медицинский препарат.

– Да, это психотропный препарат, – сказал Шевцов. – Производное от очень сильного седативного наркотика синтетического происхождения. «Сердце ангела»... не буду использовать медицинскую терминологию... одним словом, он вызывает повышенную внушаемость. Человек становится покорным и подконтрольным. Впрочем, паралича волевых импульсов это не вызывает, человек может контролировать себя, но только при условии, если он не подчинен сильному влиянию извне.

– И он может не отдавать отчета в своих действиях?

– Да, я же сказал... если оказывать на него дополнительное воздействие.

– А если не давать большую дозу единовременно, а растягивать ее на шесть раз... скажем, в течение двух дней во время завтрака, обеда и ужина?

Шевцов поднял на Свиридова потухший взгляд.

– Я вижу, вам и так многое известно, – сказал он. – Да, все верно. Если давать человеку малые дозы «сердца ангела», то эффект будет менее очевидным. Человек будет апатичным, будут прослеживаться симптомы психастении, кроме того, повышенная угнетаемость, по ночам – кошмары...

При слове «кошмары» Фокин вздрогнул.

– А пониженный иммунитет к алкоголю в списке симптомов значится? – тихо спросил он.

– Да.

Фокин оцепенело уставился в одну точку на полу, словно в его голову проникла какая-то совершенно бредовая, чудовищная идея, которая могла оказаться истиной.

– Говоря о дополнительном влиянии, вы, конечно, имели в виду Полину, которая и без «сердца ангела» оказывала на многих людей неизгладимое впечатление, – медленно проговорил Свиридов, которого бросило в холод при одной мысли о том, что сейчас может твориться в душе Фокина.

К своим мыслям он и прислушиваться боялся: так страшился того, что его подозрения могут оказаться правдой.

– Да, – ответил Шевцов.

– То есть она могла сказать человеку, находящемуся под действием препарата: пойди и убей – и он пойдет и убьет, причем будет рваться к выполнению поставленной задачи, как робот – без страха и упрека?

– Да.

Свиридов замолчал, не найдя в себе сил дальше открывать занавес этой чудовищной тайны. Впрочем, она уже и не была тайной – чудовищная истина лежала перед ними. И кто мог подумать, что все повернется именно так?..

Фокин, подняв голову, посмотрел на Свиридова и тихо спросил:

– Значит... убийца найден? Значит, больше никого не нужно искать? Это – я?

Владимир хотел что-то ответить, но к горлу подкатил жуткий удушливый ком, и он только слабо махнул рукой, словно отгоняя назойливое насекомое.

Фокин перевел пылающий взгляд на Шевцова и спросил срывающимся тоном:

– Нет... скажи, ты... Борис Миронович, все это правда? Все это сделали... со мной?

– Да, – с трудом выдавил тот.

На скулах Фокина заходили желваки, на лбу и висках вздулись синеватые жилы, словно он делал непосильное усилие, поднимая громадный груз... Афанасий несколько раз хватанул ртом воздух и прохрипел:

– Что же это вы сделали... суки.

И в следующее мгновение клокочущая хриплая ярость бугристо вздула шею Афанасия, из глотки вырвался нечленораздельный гортанный вопль – вероятно, такой же рвал голосовые связки умирающим индейцам, из последних сил ползущим по примятой тропе войны, – и его рука, молниеносно выброшенная вперед, схватила Шевцова за горло, и стальные пальцы дрогнули в гибельном сжатии.

Покойный охранник с VIP-автостоянки ночного клуба «Хамелеон» рассказал бы Шевцову об этом великолепном выпаде, если бы не захлебнулся собственной кровью.

Но, к счастью для Бориса Мироновича, реакция Свиридова оказалась столь же молниеносной, как и у его друга. Он бросился на Афанасия, одной рукой обхватил его за плечи, а второй разжал пальцы, которые, не вмешайся Владимир, через доли секунды сломали бы шею несчастного врача, как яичную скорлупу:

– Афоня!! Господи... ты что, снова хочешь стать убийцей?!

Вероятно, не столько усилия Владимира, кстати, сколько этот крик, полный гнева и боли, образумил Фокина. Он выпустил свою жертву, у которой уже посинели лицо и шея, а глаза едва не выскочили из орбит.

Шевцов упал на пол, жадно хватая воздух. Он был на волоске от того, чтобы не потерять сознание, а потом с трудом отполз к креслу и прислонился к нему правым боком.

– Ты что, Афоня, опомнись. Не нужно этого...

– Они же... они же уби...

Слово «убили» буквально застряло в глотке Фокина на полувздохе: вероятно, он хотел сказать, что Полина и Шевцов убили Знаменских и еще много других людей, но он вспомнил, кто именно – пусть и не по своей воле и вообще без воли – был исполнителем.

– Не нужно так, Афоня, – продолжал Свиридов, не выпуская Фокина из рук, – успокойся...

Фокин тем временем взял себя в руки.

– Борис Миронович, – тихо проговорил он, – почему именно я?

– Я не знаю, – ответил тот. – Я сам такое же орудие в руках этих людей, как и вы. Я сам хочу освободиться от него... и даже пытался рассказать все Владимиру, но не могу. Он держит мою жизнь в своих руках.

– Кто – он? Кириллов? Но ведь он же умер!

– А вы не помните, Афанасий, что похороны проходили в закрытом гробу? Я сам готовил тело покойника к погребению... как ближайший родственник Ивана. Так вот – в «Хамелеоне» тогда был убит не он. Я не знаю... они все спланировали... но там, в «Хамелеоне», был не Кириллов, а его двойник.

– Двойник? Что это еще за штучки из мексиканских сериалов?

– Двойник, бывший актер. Иван раскопал его где-то в Вологде или Костроме, в нищем театрике. Удивительное сходство. У Кириллова мания преследования, он патологически боится смерти. И потому решил обмануть ее. Этот дублер у него уже около года. Иногда заменяет его на приемах, на стрелках. Никто не знал. Никто. Кроме меня. Я сам делал этому актеру легкую косметическую операцию, чтобы отточить его поразительное сходство.

– Значит, он собирался выдать себя за мертвого? – проговорил Владимир. – Тогда все ясно. А я еще недоумевал... открытое окно, тусклый фонарь – все как по заказу. Словно в «Хамелеоне» готовились к визиту киллера. – Свиридов, запнувшись, посмотрел на Фокина, а тот сказал:

– Значит, я убил не Кириллова, а этого актера? Да? Нужно исправить это недоразумение... эту ошибку.

И договорил совсем уж зловеще понизившимся голосом:

– Воздать по заслугам настоящему Кириллову.

Потом он повернулся к Шевцову и спросил:

– Но Полина... что побудило ее на такое? Ведь это именно она задавала мне программу, – Фокин перевел дыхание, как ныряльщик, вынырнувший на поверхность водоема, и продолжал: – Убить отца, брата и еще дядю... это как же их надо ненавидеть?

– Я не хочу говорить об этом, – произнес Борис Миронович и отвернулся. – Мне тяжело говорить об этом. Пусть она сама скажет. Объяснит, если сможет.

– Если сможет, – эхом повторил Фокин, бессмысленно, как-то по-старчески пожевал губами, судорожно кривя углы рта, отчего лицо его расползлось в пугающую горькую гримасу, и наконец проговорил:

– А что это за фильм... «Сердце ангела»? Я никогда его не видел.

– Мистический триллер, – откликнулся Свиридов. – Зрелищная вещь. Микки Рурк и Роберт Де Ниро.

Фокин взял с полки видеокассету с фильмом, покрутил ее в руках, прочитал аннотацию на обороте и проговорил:

– И кто же этот Джонни, которого ищет Гарри Ангел? И кто убийца?

– Дело в том, что убийца – это Джонни. Он убивает всех, с кем говорит Гарри. Но самое веселое, что Гарри – это и есть Джонни. Такой жуткий мутант с двумя душами в одном теле. Сначала он, как Гарри Ангел, опрашивает знакомых Джонни. А потом в его теле пробуждается Джонни, и он сам зверски убивает тех, с кем недавно мирно разговаривал.

– А заказчик? Зачем он нанимал именно Гарри Ангела? Знал, что он и есть Джонни? То есть тело Джонни и тело Гарри – это один и тот же... организм? – Фокин потряс головой и посмотрел на Владимира.