Стена (СИ) - Гартвиг Дмитрий

А лёд, стихия Пьера, оказалась абсолютно бесполезной против этого исполина.

Юный маг в отчаянии перебирал в уме магические пассы. И не находил ничего подходящего. Ледяные стрелы просто-напросто не пробивали грубую кожу, которой была обшита башня. А если и пробивали, то не наносили достаточного урона живой силе внутри. Стрелы арканы, до того прекрасно испепелявшие тяжелобронированных пехотинцев прямиком в доспехах, работали только против живой силы, разбиваясь о любой другой материал снопом красивых, но не имевших никакого эффекта фиолетовых искр…

Стоп!

«Испепелявшие…»

Осознание пришло к Пьеру, словно удар по затылку. Он понял, что надо делать. Правую ногу назад, чуть упереться в серый камень стены. Левую руку выгнуть по направлению заклинания, правую…

Нет. Ничего не выходит. Пламя — это для людей ярких, быстрых и яростных. Его же стезя — лёд. Тот самый лёд, который прошибает вора при звуке хозяйских шагов, заставляя хладнокровно, не тратясь на лишние эмоции, быстро придумывать путь отхода…

Вокруг Пьера разом поднялся человеческий вихрь из рук и ног защитников крепости. Кто-то кого-то куда волок, мелькали копья и клинки, тёрлись друг о друга мельчайшие кольчужные петли. И вся эта суета неимоверно мешала Пьеру, очень неестественно стоящему посреди этого круговорота и безуспешно пытающемуся сосредоточиться.

Левая рука вперёд, так… нет, пламя это не его. Его стихия — это лёд. Холод отмычки, прислонённой на счастье к горячей щеке, иглы морозного сугроба, в котором изваляли мальчишку-неудачника громилы-телохранители купца, к которому тот имел несчастье залезть в карман…

Вихрь человеческих конечностей усиливался. Вокруг кипела жизнь, кипело движение выстраивающихся в боевой порядок солдат, готовых отразить атаку. Кто-то постоянно дёргал Пьера за полы мантии, что-то невнятно гудя на ухо и пытаясь его куда-то утащить. Всё это неимоверно раздражало молодого мага.

Левая — вперёд… Нет, нет, нет, всё не то! Для этого нужна ярость, нужен гнев, нужная яркая, быстрая, живущая всего мгновение вспышка, на которую Пьер, хладнокровный до последней степени уличный бродяжка, попросту не был способен…

— Ваше магичество, ваше магичество, ваше магичество… — скороговоркой гудело что-то над ухом Пьера.

Левая… Хватит болтать!

— Да заткнись ты уже! — резко повернув голову прокричал Пьер прямо в лицо какому-то сержанту, ошалевшему от столь неожиданного натиска.

И тут…

Оранжевый туман, который столько раз на тренировках безуспешно пытался вызвать Пьер, вдруг сам собой потёк из его нелепо расставленных рук. Неведомые вихри магии закружили мельчайшие частички, формируя из них нечто тёплое, круглое и одновременно с этим дышащее таким невероятным зарядом энергии, что хотелось в ужасе отшатнуться, закрыться полами мантии, закопать голову в песок. Что угодно, лишь бы оказаться как можно дальше от материального воплощения той симфонии разрушения, что готовилась сорваться с рук мага.

Огненная вспышка, настоящая глыба огня вдруг метеором рванулась вперёд, уронив на задницу собственного создателя и раскидав в стороны первые ряды наступающих имперцев, а затем громким разрывом ударилась о деревянную стену где-то в глубине осадной башни. Пламя занялось моментально. Всепожирающий огонь, словно только и ждал этого момента, распространялся с невероятной скоростью, за секунду объяв весь верхних ярус башни и рванувшись вниз, к самому её основанию.

В воздухе тошнотворно повеяло горелым мясом. Прорыв захлебнулся в закатном огне осадного исполина, так по сути и не начавшись.

Чья-то крепкая рука схватила Пьера за шкирку, поднимая одуревшего мага на ноги.

— Эка вы ловко их, ваше магичество, — с явным удовольствием произнёс всё тот же сержант, заботливо отряхивая пыльную мантию Пьера. — Я-то, болван, думал что вы того уже, а вы вона как… ну, будет мне, дураку, наука.

Маг медленно повернулся в его сторону, глядя на солдата выпученными и полными восторженного изумлениями глазами.

— У меня… — начал он, слегка подрагивая и запинаясь, — у меня вообще-то это впервые в жизни получилось.

***

Барон удовлетворённо хмыкнул, глядя из своего кабинета, как занимается весёлым огоньком осадная башня имперцев.

Закат давал таинственный и романтичный отсвет, наталкиваясь на недвижимые конусы крепостных башен. Игра света и тени на фоне разворачивающегося боя не на шутку завораживала барона. Особенно прекрасно ощущалась эта картина одновременно с осознанием того, что имперцы, кажется, выдыхаются.

Барон ещё раз удовлетворённо хмыкнул и, оторвавшись от созерцания вечернего пейзажа, и подошёл к своему рабочему столу, на котором была разложена схематическая карта города. Вот уже неделю он держал рядом с аккуратным квадратом пергамента огрызок красного карандаша, каждый день готовясь схематично зачеркнуть одну из стен, занятую имперцами.

На лице барона играла устала улыбка. За целых семь дней ему ни разу не довелось воспользоваться карандашом.

И кажется, не возьмут до самого конца. За сегодняшний день было всего три атаки. В два раза меньше, чем вчера. А взмыленных гонцов с сообщениями, примерное содержание которых заключалось в коротком: «Всё пропало, шеф!», — не было вовсе. И свидетельствовать это могло лишь об одном.

Первый натиск Дарммол выдержал.

Улыбка барона погасла одновременно с тем, как он притронулся к резному красивому кубку, почти доверху заполненному вином. Первый натиск они выдержали, да. Но кто знает, сколько их ещё будет? Что будет, когда имперцы возьмут город в по-настоящему плотное кольцо, блокада в данный момент — не в счёт, это так, баловство? Что будет, когда начнётся настоящий измор, когда имперцы развернут собственные баллисты и требушеты, когда пристреляют их?

Барон не знал ответа на эти вопросы. И никто не знал. Однако результаты первой недели вселяли хоть какую-то надежду. По крайне мере, после деэскалации боёв можно будет дать людям хоть какую-то передышку.

Барон устало вздохнул, отрываясь от карты.

Настоящая работа только начиналась.

***

Тёмное ночное небо вдруг резко осветилось длинным пламенным хвостом неведомой лисицы.

Что-то зашипело, затрещало, а затем с чувством ухнуло и грохнуло. Тут же, не выдерживая ни секунды паузы, со стороны куда прилетел снаряд, раздался протяжный, полный отчаяния и боли, женский вой.

Но на Марка все эти страдания, оказавшиеся где-то там, за далёким горизонтом восприятия, не произвели никакого впечатления. Рассеянно протирая снятые очки широким рукавом своей мантии, он завороженно смотрел на чёрный провал неба, по которому с ведьмовским воем нёсся ещё один снаряд. Длинная огненная дуга закономерно показалась из-за кажущейся небольшой преграды крепостной стены, лениво закончила свой разгон, на мгновение замерев где-то на Ремесленным кварталом, а затем с тем же грубым мужицким оханьем рухнула вниз. И вновь по кишащим муравьиным шевелением ночным улицам, заполненным пожарными командами и паникующими погорельцами, пронёсся надрывный от ужаса стон.

Молодой маг снова оставил его без внимания. Сейчас этого тонкого и сострадательного юношу, непонятно каким образом попавшего на факультет именно боевой магии, занимали куда более важные вещи. Правда, ведь что такое разбитые осколки одной или двух несчастных судеб, что такое изломанное об суровое колено имперского артиллериста счастье одного человека по сравнению с жизнями сотен и тысяч?

Слепой и размытый взгляд мага цеплялся за рваные раны, оставляемые на теле небосвода имперским обстрелом. Задумчиво почесывая обросший щетиной подбородок, Марк продолжал безмолвно перекидывать в голове бесконечные ряды чисел, абсолютно никак не реагируя на царящую вокруг суету. Математика и точный расчёт, от которых он бежал из родного дома, не в силах выносить бесконечный педантизм собственного отца, сейчас изо всех сил помогали ему, кипя в воспалённых мозгах варевом из формул, равенств и уравнений.

«Три икса возводим в куб, плюс константа… Нет, не получается…»