Проклятый (СИ) - Лимасов Александр

- Чего они стоят, проверяется в битве,… Алёна Велиборовна, а веду я дружину на прогулку в лес, до праздника посева.

- Ночью в лесу? Холодно, страшно. – чуть насмешливо произнесла девушка, но чуть, даже незаметно, чтобы не разозлить.

- У меня воины, а не боярские дочери! – так же насмешливо сказал Бэр.

Девушка смутилась. Жестоко. Это уже прямое оскорбление. Но как изящно! Не всякая женщина способна на такое. Мол, мы достойные, а вот ты что здесь потеряла? И не прицепишься – сказал, не оборачиваясь, как бы обронил не задумываясь, случайно подвернулись боярские дочери. Теперь нужно защищаться.

- Можно нам с батюшкой с вами? Мы сами о себе позаботимся.

Вместо ответа Бэр подозвал паренька.

- Волчонок, скачи в боярские палаты, и вели служкам собрать шатры для Велибора и его дочери и пару человек в сопровождение, мы будем у Кривой балки, на Бесовой поляне, и догоняй нас.

Алёна вздрогнула. Если бы Бэр отказал, то оскорблённый вид и гордое удаление – беспроигрышный ход. А теперь придется жить в самом страшном месте леса и уже не отказаться. Выполнил её желание, но показал, кто главный. Ну да ничего – двое суток с ним рядом… И чтоб красивая девушка не охмурила молодого, пылкого парня? Он не устоит. А сейчас нужно помириться.

- Бэр, ты когда-нибудь слышал о поляницах?

- Доводилось.

- Расскажи.

- Ничего интересного. Слабее мужчин и в открытом бою долго не выдерживают, поэтому достают мечи лишь в крайнем случае, но прекрасные лучницы и это делает их очень опасными.

- Ты тоже отлично стреляешь. Научишь меня?

- Хочешь стать поляницей?

- Хочу.

Бэр снова улыбнулся. Ловко, ой как ловко. Всё-таки он попался. Отказать – унизить себя в глазах дружинников: не смог выполнить такую незначительную просьбу, сделать девушке приятное. Тогда какой же ты мужчина? Сейчас он не может допустить даже такой потери уважения. Согласиться – признать что ему не неприятно её общество и что не прочь оказаться с ней наедине, добровольно отдать себя в её власть. Да, в голове этой девушки мозг явно не из слабых. Что ж, пока он проиграл.

- Конечно, найди себе лук.

Бэр дал шпоры коню и вырвался далеко вперёд, чтобы не видеть счастливых глаз Алёны и не ловить на себе понимающие взгляды дружины. Ящер! Скоро весь Киев будет говорить, что новый воевода влюбился.

Дружина въехала в лабиринт деревьев, спутанный плетьми ежевики и ползучих трав. Продравшись сквозь заросли, вырвались на звериную тропу, деревья чуть расступились.

Листва ещё отливала изумрудной зеленью только что распустившихся почек, и эта изумрудность менялась от светлой, почти белой на едва появившихся листиках до чернеющеё зелени листа, словно с похмелья, пьющего соки, даруемые деревом. Кусты тянули свои ветви ближе к солнцу, ещё не закрытому распускающимися кронами старых деревьев. Молодые побеги, едва прорвавшиеся из прошлогодних семян уже торчали крохотными стрелами, стремясь стать выше, сильнее, затмить всех соседей и собирать весь благословенный свет венца Ярилы.

Лес сердито шумел, недовольный множеством людей в своём чреве. Бэр коснулся ствола зелёного исполина, словно прося прощения за беспокойство, и рассерженный шелест, возобновляясь для порядка, сменился щебетом вернувшихся из тёплых краёв птиц. Развернувшись в седле, воевода гаркнул:

- Воины! Никто уже не помнит родства, но запомните, лес наш друг! Научитесь уважать его! Если не знаете, как спастись, бегите в лес, просите о помощи. Он поможет, укроет, согреет, излечит, накормит. Запомните накрепко!

Дружина смотрела с восхищением на преобразившегося воеводу. Несчастно-брезгливое выражение, не покидавшее лицо Бэра в городе, сменилось спокойностью сытого кота, ранние морщинки разгладились, плечи стали ещё шире, грудь раздулась, послышался мощный вздох. Воевода стянул кольчугу, сорвал рубаху, забыв обо всём, задрал голову, закрыв глаза, и принялся хищно втягивать воздух. Он пил его, словно драгоценное вино, даже рычал от удовольствия.

Волчонок, недолго думая, последовал его примеру и чуть не задохнулся: холодный воздух ожёг распаренное тело, заставив сделать судорожный вдох. Накопившиеся в лёгких городские нечистоты вылетели вместе с кашлем, весенний воздух хлынул в освобождённую грудь, раскатился по телу, выгоняя болезнь, сырость, возвращая молодую силу. Слух истончился, ноздри ловили все запахи, захотелось завопить от восторга, от ощущения своей молодости и силы.

- Не сдерживайся, мальчик, – сказал Бэр – кричи, вопи, покажи лесу, что тебе нравится его ласка, пусть он поймёт, что ты свой, ты человек леса. Выбейглаз, прикажи ставить лагерь.

Алёна смотрела на воеводу, как на бесноватого, когда он, спрыгнув с коня, стянул сапоги и бросился в чащу. Там сбросил последнюю одежду, но этого уже никто не видел.

Он мчался по лесу, всё бежал и бежал и казалось что снова с ним братья, а в кустах мелькает хитрая морда чёрного зверя. Бэр сам не заметил, как лапы застучали по земле и вот уже огромный волк мчится, не разбирая дороги, мелькают кусты, валежины, стволы деревьев, трава щекочет звериное тело.

Он не понял, что привело его сюда. Бэр просто наслаждался бегом и вот перед ним гладь озера, окруженная молодыми камышинками, теряющимися среди высохших копий буйного прошлогоднего камыша, вдалеке приметный холм. В одном месте трава особенно густая и сочная, хотя должна бы остаться выгоревшая проплешина – там была куча золы от погребального костра, он выскочил в самом дальнем месте, как раз напротив, через озеро, возвышался печально памятный холм.

Долетел звонкий смех. На берег, отделившись от склонившейся ивы, выбежала девушка в одной нижней рубахе. В груди укололо неожиданно остро, тёмно-каштановые волосы уже отрасли, спускались ниже плеч. Она потянулась, выгибая изящную фигурку, словно кошка. Следом вышел мужчина. Глаза оборотня застлала кровавая пелена, губа поднялась, обнажая кинжалы клыков, миг и человек упадёт, заливая всё кровью: он обнял её! Как он посмел!!! Заливающаяся трелями птаха, вспорхнула и убралась, напуганная жутким рычанием, неразличимым в шуме леса, но заставившим дрогнуть даже землю.

Долетевшие до слуха слова Натальи ударили молотом. Он развернулся и помчался, неважно куда, только подальше отсюда, а в голове звучало, вгоняя всё новые и новые гвозди в сердце: «Мой супруг!» Супруг?... Супру-у-у-у-у-у-у-у-уг!!!

Волчонок нашел воеводу в лесу, он лежал голый, вымазанный в грязи, неразличимый в надвигающейся темноте. Мальчишка сгибался в три погибели, но тащил тяжеленного Бэра к лагерю. Когда, наконец, воеводу подхватили сильные руки дружинников, он упал без чувств.

Оборотня отмыли, одели в тёплое, пытались накормить, но всё без толку: он смотрел, но не видел, и, казалось, ничего не слышал и не понимал. Боярина попросили осмотреть его, никто не понимал что с воеводой. Будь то болезнь – его можно было бы вылечить, рана – никто не знал полной силы Бэра, но знали, что, кроме смертельной, нет раны, способной свалить его. Такого никто из дружинников не видел, казалось, будто душу вынули из тела, но даже бывалый боярин ничего не понял, сказал лишь, что похожее может быть из-за женщины. Алёна предложила перенести его в свой шатёр, дескать, у неё ласковые руки, и она будет ухаживать, но Волчонок воспротивился:

- Бэр говорил: «лес поможет», может поможет и сейчас?

Большинство согласилось со вторым после воеводы лучником. Нагребли листвы, еловых веток, постелили плащи как можно дальше от шума. Получилось довольно близко к шатру первой красавицы.

Выбейглаз расставил стражу и велел убираться спать. Волчонок схитрил – спрятался в кустах, чтобы потом остаться с воеводой, хранить его сон, но вся дружина знала такие штучки и, получив пару дружеских затрещин, он отправился к самому большому костру слушать байки.

Алёна ворочалась на своём ложе, сон не шёл, близость любимого человека волновала и неважно, что он лежит в тридцати шагах, казалось, она слышит его дыхание, видит сквозь полог шатра. И всё же она засыпала, когда тихие голоса заставили прислушаться: