Чудес не бывает - Лев Жаков

ПУСТОТУ

Бездна пустоты затягивала, и нельзя было оторвать от нее взгляда. Долго я смотрел туда - вниз, если бы там был низ, и боль этой пустоты переворачивалась внутри, если бы там была боль…

–Вот оно, мое настоящее царство! - прошептала Смерть, зачарованно глядя туда, и неизбывная тоска сквозила в Ее хрипловатом голосе. Жадно вглядывалась Она в ПУСТОТУ. - Вот то, что получит каждый из вас… то, к чему я стремлюсь… то, чего я не могу получить, пока вы все живете… Вот оно, блаженство и мука Смерти…

Я посмотрел на Нее и увидел одинокую слезу где-то в далекой глубине черных пустых глаз, одинокую, как первая звезда в светлом еще небе, как луна среди незаметных звезд, как небо над неохватной взглядом землей, как земля в безлюдных просторах космоса, как вселенная в сердце идущего на эшафот…

И что-то дрогнуло.

–Идешь со мной? - глухо спросила Она.

–Нет.

–Ну, тогда прощай! Может, встретимся - после конца света! - Смерть сильно, невообразимо сильно толкнула меня, и я, вдруг задохнувшись, кинулся вниз.

"Я не могу умереть! - подумал я лихорадочно. - Еще не могу! Я не сделал свое дело!"

И маленький волшебный ветерок, просвистев у лица, подхватил меня и стал поднимать, уносясь дальше и дальше от бездны.

Смерть неподвижно стояла, устремившись вперед, в пустоту. Но продолжала стоять на краю - то, чего Она хотела, не было Ей дано: Ее дело тоже не было сделано…

В тоске я вскочил с сундука. Этот чертов диплом - как смертный приговор! Чтобы уйти отсюда и начать колдовать так, как хочу, я должен доказать, что колдовать так нельзя и не имею права! Что за бред?!

Потом сел, схватил перо и положил перед собой чистый лист пергамента. Пока я писал, меня корчило от отвращения.

"Такой литературный прием как фантастика известен давно. Начинается он с гиперболы и гротеска. Вообще любой прием, в том числе и исследуемый, призван создавать большую убедительность излагаемого (подумать о литературе как игре со своими правилами, аллюзии, цитаты), воздействуя на эмоциональную сферу читателя, его воображение, фантазию.

Литература - предмет гуманитарный, то есть связанный всецело с родом человеческим, и предмет литературы - человек, его отношения с миром, другими людьми, собой.

На протяжении почти всей истории литературы под фантастическим понималось то чудесное, что представлено в разных сказках и мифах плюс то, что относится к потустороннему миру и его проявлению в мире посюстороннем, в том числе все, что входит в религиозную (христианскую в нашем случае) трактовку сверхъестественного.

В наше же время, под влиянием темпов научно-технического прогресса сфера фантастического расширилась и включила в себя различные моменты будущего, после чего прочие смыслы этим последним вытеснились. То есть понятие фантастики из общего смысла фантастического, сверхъестественного, чудесного превратилось в узкий смысл возможного будущего.

Следующим шагом в опрощении фантастики стало смещение внимания как писателей, так и читателей, с человека и его отношений на собственно мир, его атрибуты и устройство, человеческие же отношения сузились до двух-трех стандартных типов поведения. Внутренний мир человека и вовсе перестал приниматься к рассмотрению. Фантастика из средства превратилась в цель, из приема - в жанр, из литературы - в развлекательное чтиво.

Fantasy - генетически первичная фантастика по специфике фантастического, science fiction же, научная фантастика, фантастика материально-технического прогресса, агрессивная, как цивилизация вообще, вытеснила сказки на обочину фантастико-литературного процесса и смотрит на них свысока. Подобное презрение просто смешно, так как любое фантастическое есть прием акцентирования внимания читателя на том или ином человеческом проявлении, научная же фантастика в последнее время в такой же степени переориентировалась на внешнее в человечестве, как и так называемая фэнтези".

На этом я бросил перо.

Глава третья

 Фокусы

Чтобы спокойно обдумать, чем бы я мог занять себя в ближайшую неделю, я свернул на тропинку, ведущую от монастырских ворот вглубь школьного сада.

За садом не следили, видимо, никогда, поэтому он походил более на лес, чем на что-либо иное. Густые заросли кустарника заполняли пространство между деревьями, и стоило отойти чуть дальше, как шум обитаемых мест терялся.

Правда, сейчас, когда осень проредила листву, какие-то голоса все же доносились. Но я шел в самую дальнюю беседку, где ничто не должно было помешать мне насладиться тишиной и одиночеством.

Среди потрескавшихся от старости столбов, под потемневшей, местами провалившейся крышей я устроился на шаткой и скрипучей скамейке. Поерзав немного, я вытянул ноги, скрестив их в щиколотке, и осторожно прислонился спиной к спинке. Потом, немного съехав вниз - чтобы упираться в самый край сидения задом и в пол пятками, - предался размышлениям.

Сидел я так, видимо, долго. По мне уже свободно сновали муравьи с пауками, и какая-то пичуга, вертя хвостом, скакала у самых сапог.

Далекий, но быстро приближающийся шум.

–Тут никого нет! - крикнул мальчишеский голос.

Кусты затрещали, и на ступеньки беседки вывалились из сплетения веток кто-то из первокурсников и Винес.

Винес посмотрел на меня очень нелюбезно.

–Не хочешь ли ты освободить нам место, братец Юхас, - неприязненным голосом сказал он. Не попросил.

Его взгляд исподлобья не обещал мне ничего хорошего. Мальчишка - точно, первокурсник, - наблюдал за Подлизой в глубоком, похоже, восхищении.

Я почувствовал раздражение. Какое-то время я просто смотрел на Винеса и молчал, но быстро почувствовал, что на братца это не производит должного впечатления: он намерен во что бы то ни стало выгнать меня из беседки. Как бы не пришлось драться! Нет, я драться не люблю, увольте.

В голову пришла шальная мысль. Конечно, если бы я имел дело не с Виннесом, то просто ушел. Но этот тип меня удивительно злил, и вдруг захотелось сделать ему гадость.

–Послушай-ка одну поучительную историю, братец Виннес, - сказал я и, не дав ему времени возразить, начал, насколько помнил, громко декламировать старую мирандольскую притчу:

Над северной пагодой замка Пей,Что на реке Лей,Пролетали три самурая.Один в синем кимоно,Другой на Окинаву.Это событие было не случайным, как говорили якудзы,Всему виной кирпичДеревянный, подобный китайскому фарфору,Хотя этому событию никто и не препятствовал,И бренная железяка доплыла до Токио.Сэнсэй Сунь говорил ученику Вынь:Сделай всё как следует ещё раз.Но было уже поздно,Потому как мистический демон БздэцНёс ужас и разрушение всей восточной части острова Хонсю,И не раз люди чувствовали свою беспомощность перед стихией природы.Однажды злой демон бесчинствовал в одной из многих деревень,Сметая всё на своём пути,И увидел ветхую от древности времён хижину.В пылу ярости он бросился её разнести в прах,Но сил для этого у него явно, к его удивлению, оказалось недостаточно.Пораженный и смущённый этим,Он решил войти в хижину.В этой хижине жил загадочный и мудрый По Ху.Увидев невзрачного По Ху,Демон удивился и спросил: Что!?Всё! ответил По ХуИ добавил: меня зовут По Ху.Демон покраснел и вернулся к себе на гору Фудзияма,Где размышляет до сих порО том, почему злобный демонМожет быть бессильным перед мудрым и загадочным человеком По Ху.

Возможно, кое-какие слова я и перепутал, однако моя глупая, как всегда, шутка дала поразительный результат. Первокурсник громко расхохотался, а Виннес, покраснев, развернулся и ушел в ярости.