Последний дубль - Valery Angulys

Поднимает пистолет, приставляет к подбородку противника.

— Не знал Веронику? Не звонил ей?

— Ну звонил, — бросает отрывисто. — И чего теперь?

— Об алиби позаботился?

— Я всю ночь провел на клубе.

— Проверим.

— Я больше ни слова не скажу.

— Правда? — прижимает дуло плотнее.

— Ты на понт не бери, — отмахивается. — Ты же не выстрелишь.

— Серьезно? — смотрит на него в упор.

— Не посреди улицы, — кривится.

— А мне терять нечего. Своих детей нет. Вероника мне была как родная дочка. А ты, дерьма кусок, ее погубил.

— Я здесь не при делах, ясно? — бормочет поспешно. — Мы встречались, но бл*дь я не делал ничего такого, о чем она сама бы не просила.

— Следствие разберется, — отпускает его, разряжает пистолет, забирая патроны. — Поверь, следствие разберется.

Градский возвращается в авто, заводит мотор и трогается с места.

— Это не он, — осторожно говорю я.

— Не он, — подтверждает скупо.

Артур не смог смотреть на снимки. Увиденное явно вызвало у него отвращение.

— Хотя сидит на наркоте, может, не соображает ничего, просто не помнит, — продолжает хмуро. — Зрачки у него более чем выразительные.

— Я не думаю, что он способен, — осекаюсь. — Думаю, только посторонний человек мог.

Снова запинаюсь, завершить не удается.

Меня душат рыдания.

Отказываюсь воспринимать реальность.

Боже, почему нельзя взять и проснуться? Или перемотать назад? Исправить прошлое? Вычеркнуть лишнее, переписать, как неудачный эпизод, начать заново.

Требую повторный дубль.

— Это я, — ровно произносит Градский. — Я убил ее.

— Нет, не надо, — кусаю губы, чтобы опять не разреветься. — Не обвиняйте себя.

— Но я виновен.

Его глаза сверкают, наполняются слезами.

— Я должен был предвидеть. Не подпускать ее к этому Артуру. Я беседовал с ней. Но слишком мало. Не уделял ей времени, а теперь... Из-за этого подонка могла влипнуть в темную историю.

— Нет, — кладу ладонь ему на плечо. — Вы всегда заботились о ней, она безумно вас любит.

— Любила, — поправляет сухо.

— Мы обязательно найдем того, кто это сделал, — стараюсь вложить всю уверенность в данную фразу.

Градский кивает, остаток дороги проходит в тишине.

***

— Ты совсем охренел? — прокурор раскраснелся от воплей, кажется, его круглая физиономия сейчас лопнет. — Ты кем себя возомнил?

Градский молчит.

— Ты сериалов насмотрелся? Ты сейчас в «Карпове» или в «Глухаре»? А может, у этого, который вечно кровищу снимает, у Тарантино на подтанцовке?

Никакого ответа.

— Ты зачем на Хару набросился? Еще и пистолетом угрожал? Ты вообще понимаешь, что творишь?

Босс не проявляет особой реакции, спокойно заявляет:

— Самозащита.

— Само… что?!

Прокурор подскакивает на стуле.

— Тебе лечиться пора. Преследуешь людей. Дальше — куда? Скоро начнешь палить посреди улицы.

— Людей я не преследую.

— Ах вот оно как.

Медлит и взрывается потоком отборного мата.

Смотрю в пол, краснею. Тянет вмешаться, заявить, что я тоже находилась рядом. Но мне слова не дают.

— Никогда не приближайся к Артуру Харе. Понятно? Никогда. Чтоб за километр его обходил, чтоб даже мысли не допускал… Твою мать, проваливай, пока я тебя сам не размазал!

Совещание проходит не слишком удачно.

Я стараюсь не усугублять положение. Когда показательная порка завершается и все расходятся по кабинетам, просто утыкаюсь в бумаги, перебираю, листаю.

— Зачем ты изучаешь старые дела из архива? — вдруг спрашивает Градский.

Вздрагиваю, судорожно сглатываю.

— Обычная процедура, — прячу взгляд.

— Нераскрытые дела за последние десять лет, — произносит с нажимом. — Что ты пытаешься там найти?

— Не только нераскрытые, самые разные…

— Отвечай.

— Я ищу сходство.

Он мрачнеет.

— Похожих случаев может быть много, — пристально изучает меня.

— На самом деле, нет, — роняю тихо. — Именно таких, практически идентичных. Их совсем мало. Ну, чтобы ничего из вещей не пропало, то есть никакого намека на ограбление. И чтоб никаких следов сексуального насилия, просто ножевые ранения.

— Надеешься поймать маньяка?

— Не знаю, — нервно веду плечами. — Я только хочу понять, попробовать. Вдруг чутье не подводит и удастся вычислить убийцу.

— Ты представляешь, сколько материала придется пересмотреть?

— Меня это не пугает.

Тереблю документы.

— Я занимаюсь исследованием в свободное время, поэтому…

— Не оправдывайся, — прерывает он. — Возможно, мы ищем одно и то же. Будет разумнее объединить усилия. Пойдем, хочу кое-что показать.

Послушно следую за ним, слегка вздрагиваю, когда за моей спиной захлопывается дверь. Щелчок замка вынуждает поёжиться.

После случая с Артуром я впервые остаюсь с Градским наедине. Прошло несколько дней, мы едва общались, ограничивались скупыми приветствиями и формальными прощаниями, общими фразами.

Стоит хоть на миг прикрыть глаза — вижу похороны Вероники. Мрачный, пасмурный день. Дождь не шел, но запах грозы пропитывал прохладный воздух. Я безуспешно пробовала спрятать слезы за солнцезащитными очками, в горле саднило. Мне очень хотелось напиться, снова онеметь изнутри, перестать чувствовать, отключить эмоции.

— Ты искала не там, — говорит он, открывает сейф, достает несколько папок, раскладывает на столе, жестом приглашает приблизиться. — Я просмотрел несколько раскрытых дел. За текущий месяц произошло много интересного. Взгляни.

Пролистываю документы, добираюсь до фотографий.

— Боже, — судорожно выдыхаю.

С трудом удерживаюсь от истеричного вопля.

Отворачиваюсь, закрываю глаза. Опускаюсь на стул, комната плывет перед глазами, очертания смазываются.

— Это определили как суицид, — ровно продолжает Градский.

— Что?! — буквально взвиваюсь, даже в обморок упасть уже не тянет. — Какой же здесь суицид?

— Так гласит заключение эксперта, — хмыкает. — Пятьдесят семь ударов ножом. Нужно очень постараться, чтобы нанести подобные увечья самому себе.

Вновь вглядываюсь в снимки.

— Нереально, — бормочу пораженно. — Только идиот назовет это суицидом.

— Верно, — кивает. — Идиот или тот, кому не нужны «висяки».

— Слить дело ради успешных показателей?

— Да, такое происходит постоянно. Кто станет возмущаться? Погибшая была из неблагополучной семьи, проститутка, наркоманка. Всем на нее плевать.