Непрописные истины воспитания. Избранные статьи - Симон Соловейчик

Я знаю дом, где детям никогда не давали одной конфетки, одного яблока, одного ореха – обязательно всего по два. Даже кусок хлеба, подавая, ломали пополам, чтобы было два куска, чтобы не появлялось у ребенка ощущения «последнего», а всегда казалось бы ему, что у него всего много и потому можно и поделиться с кем-нибудь. Чтобы и не возникало этого чувства – жалко отдать! А вот делиться-то и не принуждали, и не побуждали – лишь предоставляли такую возможность.

Подозревая ребенка в жадности, подумаем, что является ее причиной. Может, мы даем ребенку слишком много, а может, слишком мало? Может, сами жадничаем по отношению к нему – в воспитательных, разумеется, целях?

И наконец, самое простое, с чего, наверное, и следовало бы начать. Видимо, мама – автор письма – не знает, что ее ребенок вступил в критический период развития, в так называемые «ужасные два года»: время упрямства, отрицания, своеволия. Очень может быть, что мальчик не отдает игрушки вовсе не из жадности, а всего лишь из упрямства, которое скоро пройдет. В этом возрасте всякий нормальный ребенок все хватает, ломает, не слушается, не признает никаких «нельзя». Чудовище, да и только! Что с ним будет, когда он вырастет?

Да не будет он всегда таким! Ну не может же человек расти равномерно и плавно, как брюква на грядке!

Я знал девочку в таком же возрасте: год и восемь месяцев. «Дай маме мячик!» – мячик за спину. «Дай маме конфетку!» – глаза в сторону, конфета поскорее в рот, чуть не подавилась. Прошло полгода – и теперь, когда дают кусочек очищенного яблока, тянет маме: откуси! И отцу – откуси! И кошке в морду тычет – откуси! И не объяснишь ей, что кошке яблоко ни к чему, и приходится терпеть этот гигиенический кошмар: потычет кошке, а потом в рот.

Ну а если бы не переменился ребенок? Что же, тогда пришлось бы, как и прежде, внушать ему, что он щедрый, внушать год, пять лет, десять, пятнадцать, не уставая, пока этот порок сам собою не обернется чем-то полезным – бережливостью, например. Или даже жадностью – к знаниям, к жизни.

Что ж, такую жадность все мы приветствуем.

Желание понять

Один умный человек, известный социолог, узнав, что я интересуюсь воспитанием, спросил меня, какие же специальные книги я читаю.

– Педагогические, – ответил я. – Какие же еще?

– Нет, – сказал он. – В педагогических книгах о детях не пишут. Читайте книги по психиатрии.

В жизни не получал я такого дельного совета! Изучая поломки психики, врачи-психиатры, сами того не замечая, создают незримый, но научно точный образ здорового человека, здорового ребенка. Кроме того, из книг по психиатрии начинаешь понимать, что мы в нашем обращении с детьми часто ведем себя как больные люди. Само по себе это не вина; но глубокая наша вина перед младшим миром в том, что поведение серьезно больных людей мы ставим себе в заслугу.

Коротко расскажу о замечательной книжке польского психиатра доктора Антония Кемпиньского «Психопатология неврозов». Книга вышла в Варшаве в Польском медицинском издательстве уже давно, в 1975 году, случайно попалась мне и, возможно, никогда не увидит ее читатель, но, в каком месте ее ни откроешь, всюду встретишь умную мысль и все наталкивает на размышления о воспитании, хотя автор вовсе не думал о педагогике.

Читателю, возможно, будет интересно узнать, что главные симптомы современной неврастении (буквально – «слабости нервов») – это усталость, раздражительность, спешка и скука. Но ведь именно этими словами можно описать поведение иных родителей по отношению к собственным детям!

В глазах детей многие из нас выглядят просто неврастениками. Характерный признак здорового человека: он устает к вечеру. Характерный признак неврастеника: он сердится на жизнь уже с утра, «факт начала дня» он рассматривает как печальную необходимость. И дети, добавим, раздражают его с утра, так что приходится постоянно напоминать папам и мамам: не забывайте сказать ребенку «доброе утро»… На днях я спросил у одной мамы: «А вы говорите дочке “доброе утро”?» – «Не всегда, – сказала она, – но я с собой борюсь. Меня по утрам почему-то все раздражает, вы не знаете, почему?»

В ответ я рассказал о так называемом «директорском неврозе», о котором прочитал в книге А. Кемпиньского. Человек-директор (даже если он не директор) держит сразу несколько телефонных трубок, на самые простые вопросы реагирует вспыльчиво и дает противоречивые распоряжения. Он вертится как белка в колесе, что приводит к всеобщему раздражению.

Кто из нас не видал такого «директора» на работе или дома?

Спешка и скука, причисляемые автором к чертам современной цивилизации, вытесняют интерес к жизни. Когда человеку интересно, он не чувствует усталости. Но неврастенику все скучно: актуальное, сейчас идущее время, чем бы оно ни было занято, работой или досугом, неприятно и враждебно ему. Системы внутренней регуляции мобилизуются для борьбы со скукой, и потому человек устает сильнее, чем другие люди устают от работы. Так и на уроках дети устают не от работы, а от скуки.

Ребенок, пишет доктор Кемпиньский, даже новорожденный, лучше взрослого чувствует эмоциональное состояние другого человека. Так и собака нападает на того, кто ее боится. Откуда она об этом узнает? Собака, конечно же, не читает чужих мыслей, но она чувствует чувства – понимает эмоциональное состояние. С возрастом способность эмоционального резонанса у человека слабеет, и не потому, что он черствеет, не потому, что «в наш рациональный век…», а просто потому, что с годами, как пишет краковский доктор, «человек все более привыкает к активному образу жизни, оценивает другого по способу его активности и все меньше интересуется его внутренним миром переживаний». Конечно, во всем важны границы, меры и пороги, но чрезмерная эмоциональная чувствительность – признак болезненности, невроза. «При больном нельзя маскироваться, – пишет автор, – он почувствует ложь маски, и маска увеличит его беспокойство. С больным, так же как и с ребенком, необходимо быть откровенным»…

Вот почему, оказывается, с ребенком необходимо быть откровенным. Можно, наверно, сказать, что эмоциональноправдивое поведение – одно из первых условий воспитания. Ложь мысли и ложь слова дети чувствуют не всегда, но ложь чувства они различают лучше нас, и тут мы все попадаемся. «Любит меня мама или только притворяется, что любит?» – на эту тему многие дети размышляют годами.

Меня всегда смущало требование понимать детей. Ну как взрослому понять ребенка? Кто он – Лев Толстой? Песталоцци? Ушинский? Корчак? Макаренко, видевший детей насквозь? Мы не умеем! А между тем все подхватили фразу мальчика из кинофильма по сценарию Георгия Полонского: «Счастье – это когда тебя понимают». Нет, я не могу дать детям счастья, я не понимаю их…

Но вот читаем у Кемпиньского: «Необходимо считаться с фактом, что познавательный процесс в психиатрии бесконечен, и к этому нужно привыкнуть. Для терапевтического процесса, по-видимому, важно не само понимание, а желание понять. Независимо от того, как врач понимает больного, можно добиться положительных лечебных результатов…»

Подставьте на место медицинских терминов педагогические, и вы поймете нечто крайне важное для обращения с младшим миром. Желание понять – этого вполне достаточно.

Узел отношений

Наши усилия должны быть направлены не на ребенка, не на себя, а на главное – на отношение к ребенку. Человек меняется не от манипуляций, которые с ним проделывают, не от воздействий, а только от собственных душевных движений, возникающих в его отношениях с людьми. Антуан де Сент-Экзюпери писал, что человек – это узел отношений.

Подлинное средство воспитания – в нас самих, в нашем сердце. Оно действует, оно воспитывает, повторю, двадцать четыре часа в сутки. Мама на работе, сын в школе или во дворе, но отношение матери к сыну оказывает влияние постоянно.

Учителя-профессионала можно научить, каким голосом говорить ребенку «иди сюда», показать ему оттенки в интонациях, выработать технику поведения с ребенком. Но ни в какой книжке не опишешь эти тысячи оттенков интонации, тысячи оттенков во взгляде, никак не научишь смотреть на ребенка добрыми глазами! Все эти мелочи, из которых и состоит работа воспитания, сами собой находятся, когда изменяется наше отношение к ребенку.

Чтобы понять, насколько важно отношение к ребенку, рассмотрим вопрос, который очень часто задают родители: почему в одной и той же семье вырастают разные дети?

Потому что родители, сами того не замечая, по-разному относятся к каждому из своих детей. Незначительные прирожденные различия ведут к незначительной разнице в отношении. Да и сами родители в двадцать лет относятся к детям не так, как в двадцать три года, ко второму ребенку не так, как к первому. «С первыми детьми всегда мудрят», – говорится в «Войне и мире» Льва Толстого.

Мне рассказывали о доме сирот. Вечер, крошечные детки в кроватях. Один сидит насупившись, другой возится с игрушкой, а третий, когда воспитательница вошла, протянул ей руки. Воспитательница взяла на руки ребенка, именно того, кто потянулся к ней. Она ходила с ним по комнате, разговаривала с другими ребятишками, а этого держала на руках. Прижимала к себе. Все от рождения воспитывались в одинаковых условиях одними и теми же людьми, но чем-то этот ребеночек чуть-чуть выделялся. Его чаще брали на руки, он сам научился протягивать руки, его стали брать еще чаще… Пройдет два-три года, и будет казаться, что этот ребенок от рождения добрый и способный, а другие – от рождения угрюмые и темные дети. Отношения – как усилитель. Маятник раскачивается: чуть не такой ребенок, чуть не такое отношение к нему, и ребенок развивается по-другому, вызывая новые различия в отношении к нему. Родители думают, будто относятся к детям одинаково, они не замечают разницы во взглядах и жестах, не замечают того, как одного похвалили, а другого похвалили чуть-чуть сильнее. Так и получаются разные дети. Судьба ребенка зависит от отношения к нему.