Партия в преферанс - Татьяна Моспан

— Не ожидал, что встретишь. Я ведь не сказал, с каким поездом приеду. Как ты догадалась?

— В это время два поезда идут, а потом до утра ничего нет.

Николай слушал негромкий спокойный голос уверенного в себе человека. Неужели это та самая Верка, которую помнил маленькой, и как тогда говорил, сопливой девчонкой? Дочь тети Любы была на три или четыре года моложе его.

Стоящая перед ним взрослая женщина ничем не напоминала маленькую скуластенькую Верочку. Не походила она сейчас и на ту молодую женщину, скованную и пугливую, которая приезжала к ним в гости вместе с Любовью Ивановной. Та Вера смотрела так, точно ожидала от него какой-то гадости или подвоха. Эта, появившаяся на ночном перроне, держалась совершенно по-другому.

— Вот я бы тебя точно не узнал, — невольно вырвалось у него.

— Пойдем, время позднее, автобусы редко ходят.

Им повезло, ждать пришлось совсем недолго.

В неярко освещенном салоне автобуса Першин видел лицо Веры. Правильный овал, глаза, при разговоре смотрящие прямо на собеседника, и не допускающие при этом ни тени кокетства, ни малейшего намека на возможный флирт. Никаких украшений, лишь в ушах маленькие сережки-капельки, которые нежно прикасались к открытой стройной шее. Светло-русые волосы были стянуты в тугой пучок на затылке. Молодая женщина ничем не напоминала Николаю тех женщин, с которыми доводилось общаться. И дело было не только в манере вести себя.

«А, — догадался он, — она совершенно не пользуется косметикой».

Он тут же выругал себя. Нашел, о чем думать! У человека мать в тяжелом состоянии, а он…

— Как тетя Люба?

— Плохо. — Вера сжала пересохшие губы. — Очень плохо. Заведующая отделением моя приятельница, а так бы в больнице держать не стали. У неё рак неоперабельный. Колют обезболивающее.

Вера замолчала и отвернулась к темному окну. Першин стал смотреть туда же. Они проезжали кое-где освещенные улицы, он не узнавал здесь ни одного здания.

— Город сильно изменился с тех пор, как ты здесь был, — угадала его мысли Вера.

Она повернулась к нему, и Николай увидел в глазах слезы. Насколько помнил, кроме матери у неё не было близких родственников. Захотелось утешить, приободрить или поговорить на отвлекающую тему.

— Помнишь, как на день молодежи мы приезжали сюда с моей мамой и качались на качелях? — спросил он.

— Да, у меня тогда ещё голова закружилась, и тебе попало от Тамары Александровны.

— А потом мы сидели на берегу речки Гжати, ели вкусные бутерброды и бросали хлеб уткам. Речка ещё жива?

— Да, весной в некоторых местах так разливается, что купаться можно.

— Еще помню, как посещали краеведческий музей. Он тоже цел?

Вера молча кивнула. До самой остановки она больше не произнесла ни слова.

— Нам выходить, — она тронула Николая за рукав.

Они очутились на улице, где не горел ни один фонарь. По обеим сторонам дороги стояли частные дома. В некоторых ещё светились одно-два окошка, но большинство было погружено во тьму. Кое-где от скуки перебрехивались собаки.

— Это что, окраина города?

— Почти.

— Сроду бы в такой кромешной тьме дом не нашел.

— Поэтому я тебя и встретила. Осторожно, иди за мной, сейчас канава будет. — Вера вытащила из сумки фонарик и стала светить под ноги.

— И не страшно, когда одна ночью ходишь?

— А что делать? До дому добираться как-то надо. Летом ещё ничего, а вот зимой, когда темнеет рано, бывает неприятно. Но волков у нас вроде нет, а собаки на людей не кидаются.

— Хоть бы фонарь где повесили.

— Какой фонарь, о чем ты говоришь! У нас даже городской транспорт не ходит, денег нет.

— На чем же сейчас мы ехали?

— На автобусе дальнего следования. Ночью он сажает городских пассажаров.

— Что, серьезно? — изумился Николай. — И это на родине первого космонавта! Тогда вам надо гужевой транспорт осваивать. Не пешком же ходить!

— Уже осваивают. На нашей улице в двух домах лошадей держут.

Николай, как ни остерегался, съехал в лужу.

— А, черт! — выругался он, останавливаясь, чтобы вылить грязь из ботинка.

Разбуженная его выкриком, тут же залаяла собака, ей ответила другая, и пошло, и поехало…

К дому они приблизились в сопровождении злобного лая.

Едва открыли калитку, из будки, гремя цепью, вылез пес и тоже залаял.

— Тихо, Малыш, замолчи! — прикрикнула на псину Вера. — Ты ещё тут будешь…

Собака послушно скрылась в будке.

Не такой уж он и малыш, отметил Першин. Пес с бело-рыжими пятнами на груди и закрученным в кольцо хвостом больше всего напоминал средних размеров лайку.

— На лайку похож.

— Лайка и есть. Мне его родители одного ученика подарили, когда к нам в сад лазить стали. Своих не тронет, а появись кто чужой, может цапнуть. Умная собака. Без дела не лает, как другие.

Едва Николай вошел в дом, повеяло знакомыми с детства и давно позабытыми запахами.

— Хорошо-то как, — невольно вырвалось у него.

Домик состоял из двух комнат, кухни и веранды. Кругом царил идеальный порядок. Букет разноцветных астр на круглом столе со скатерью смотрелся весело и нарядно. Рядом лежала стопка ученических тетрадей.

— Ты где преподаешь?

— В средней школе. Учительница русского и литературы в старших классах.

— Я так и подумал.

— Почему?

— Не знаю. На математичку ты не похожа.

Вера улыбнулась. Николай первый раз увидел, как она улыбается. Ее строгое лицо будто тронул кистью умелый художник. Оно преобразилось и удивительно похорошело.

— А почему в августе — и тетради? — удивился он.

— Веду факультатив, готовимся к занятиям. Сейчас такая сложная программа, вот родители и попросили позаниматься с выпускным классом. У тебя тоже аллергия на тетради?

— Нет, — удивился от вопросу. — Почему спрашиваешь?

— Мой бывший муженек видеть их не мог. Говорил, что они у него все время стоят перед глазами вместо завтрака, обеда и ужина.

Николай осматривал небогато обставленную комнату, куда привела его хозяйка. Сервант с посудой, почти такой же, как и в комнате его матери, книжный шкаф, полки, зеркало, диван, заправленный клетчатым пледом. В углу висела икона с лампадкой.

— Здесь тебе постелю, — Вера положила на диван стопку белья.

Он остановил её.

— А можно я на веранде посплю? Там топчан есть.

— Как хочешь, — удивилась Вера. — Только Малыш лает иногда, может побеспокоить.

— Ничего.

После ужина, от которого Николай всячески отказывался, но в конце концов пришлось подчиниться, он лежал на топчане в чужом доме и не мог заснуть.

Удивительно приятный запах распространялся вокруг. Что это? Приподнявшись на локте, пытался определить, откуда исходит такой пьянящий аромат и не мог.

— Здорово, — прошептал он и закрыл глаза.

Нежный запах настраивал на лирический лад, успокаивал и убаюкивал. За последние дни произошло столько разных событий… Завтра предстояла встреча с тетей Любой, ради которой и приехал сюда.

На улице в своей будке гремел цепью полусонный Малыш, время от времени взлаивали другие собаки, где-то загорланил петух, потом ещё один, — под эти непривычные звуки Николай провалился в сон.

Проснулся оттого, что кто-то негромко приговаривал совсем рядом:

— Цыпа, цыпа, цыпа…

Николай потянулся всем телом и почувствовал, что в углу постели находится что-то теплое и живое. Он открыл глаза. В ногах лежал трехцветный клубок, который вдруг зашевелился, потревоженный его движением, поднял голову и оказался хорошенькой кошечкой с зелеными глазами.

— Иди ко мне, — позвал Николай.

Кошечка, помедлив секунду, словно хотела удостовериться в добрых намерениях, доверчиво двинулась к нему, грациозно ступая по одеялу. Во сне он тоже чувствовал, как кто-то ласково касается его, стараясь не разбудить. Он думал, что это происходило во сне.

— Не дают тебе поспать, — появившаяся Вера смотрела, как Николай гладит кошечку. — Ее Дусей зовут, очень своенравная скотинка. Странно, что она к тебе на руки идет, обычно никого из чужих не подпускает, дичится всех.

Вера держала в руках миску со свежими яйцами.

— О, — улыбнулся Першин, — я смотрю, у вас настоящее натуральное хозяйство.

— Да какое хозяйство, — отмахнулась Вера. — Пять куриц, одна из которых совсем квелая, петух и кошка с собакой. Поросенка давно не держим, я в школе занята, а мама болеет.

Николай, принюхиваясь, крутил головой. Вчерашнего ночного запаха не чувствовалось вовсе.

— Скажи, пожалуйста, вчера, когда засыпал, чем-то сногсшибательно пахло. Или мне показалось?

— Маттиолой, наверное, это цветок такой, распускается на ночь глядя и благоухает. Сам неприметный, а аромат на всю округу. Его ещё ночной фиалкой называют. Я его каждый год сажаю.