Черный венок - Марьяна Романова

никак не реагирует. – Меня Марьей Петровной зовут. Можно просто Маша. Тоню Клюквину я с детства знала, и рыжую вашу видела. Она ко мне заходила, даже купила молока. Вам, кстати, не надо?

– Можно, – машинально согласился Марк, чем окончательно завоевал расположение хозяйки.

Они присели на узкую лавочку, прибитую прямо к стене дома.

– Ее Верой звали, рыжую девушку, – тихо сказал Марк. И сам содрогнулся – оттого, что вдруг заговорил о ней в прошедшем времени.

– Может, и Вера, – согласилась Марья Петровна, – не помню. Она у меня недолго была. Я ей дом открыла, показала все. Она выпила молока, забрала ключи и уехала. Ей надо было успеть в Ярославль, к нотариусу.

– Уехала? А… Она пошла на станцию?

– Ну да, здесь недалеко. Часа полтора идти. Как раз успевала на двухчасовой поезд. Но больше я ее не видела.

– Вот и я тоже, – вздохнул Марк. – А вы не знаете, к какому именно нотариусу она отправилась?

– Откуда мне знать, – поджала губы женщина. – Она мне не докладывалась… А что, с ней случилось что-то? – Пустые серые глаза сверкнули мимолетным интересом.

– Вера оставила записку, – Марк и сам не знал, зачем отчитывается перед совершенно чужим человеком, – что уехала к друзьям, в Индию. И не позвонила, не забрала своих вещей…

– А ведь она собиралась замуж, – вдруг сообщила Марья Петровна.

– Что?

– Да, так и сказала. Мол, у нее мужик есть, порядочный. Он еще не предлагал, но все к тому идет. Так, выходит, ты и есть тот порядочный?

– Я… наверное. – У Марка пересохло в горле. – А Вера… то есть… Вы ведь покажете мне тропинку к станции? Слушайте, а это правда, что у вас здесь пропадают люди?

Женщина отреагировала неожиданно – резко поднялась со скамьи и в лучших манерах боевитой рыночной торговки уперла руки в бока, не обращая внимания, что на синих тренировочных штанах остаются белые следы подсохшего теста. И голос, которым она заговорила, стал другим – визгливым, склочным:

– Теперь понятно, кто ты такой. Запудрил мне тут мозги, Тоньку приплел… Про рыжую небось наугад сказал? Вернее, я ж сама и сказала, ты только поддакнул. Из-за таких, как ты, мы и теряем деньги! Вам-то, городским, понятное дело, насрать, у вас-то денег куры не клюют… А ну, убирайся отсюда!

Лицо тетки исказила ярость, по полным щекам пошли свекольные пятна гневного румянца. Женщина схватила Марка за плечо и дернула вверх, так что он чуть не упал на землю вместе с прогнившей лавочкой.

– Убирайся, кому сказано!

Побелевшие суставы коротких сильных пальцев, побелевшие от злости глаза. Просто не женщина, а какой-то оборотень! Колдунья из пряничного домика, которая в одно мгновение из златовласой феи с певучим голосом и ямочками на щеках превращается в крючконосую старуху с острыми клыками и загнутыми, как у хищной птицы, желтыми когтями…

Марк успокаивающе поднял вверх ладони.

– Постойте, постойте, что я такого сказал? Я просто статью прочитал в газете. Вы сами подумайте: у меня пропала девушка. Я думал, что она меня бросила, а тут вдруг увидел статью…

Марья Петровна недоверчиво посмотрела на него, а потом вынула из кармана передника скомканный листик, и Марк сразу узнал тот самый понедельничный номер газеты «Слухи и сплетни», который неожиданно смутил его покой.

– В этой газете? – мрачно поинтересовалась тетка, сунув ему в лицо истрепанную страничку.

– Да, – кивнул Марк. И неизвестно зачем пояснил: – Я случайно на нее наткнулся, у стоматолога…

Марья Петровна успокоилась так же быстро, как за пять минут до того почти превратилась в пожираемого яростью оборотня. Она присела на лавочку и, вздохнув, уставилась вдаль.

– Корреспондент этой паршивой газетенки ко мне приходил, – сказала, помолчав. – Справки наводил, вынюхивал. Я-то, наивная душа, к нему по-доброму отнеслась. Еще и рада была поболтать, отдохнуть от дел. Он Савелием назвался. Совсем мальчишка, тощий такой, бледненький, в очочках, сутулится, а все туда же… Я его даже пожалела – вот, думаю, какой убогий. Блинами угостила. Откуда мне было знать, что он такую подлость выкинет… Мне уже двое моих дачников позвонили, сказали, что не приедут. Журналюгам бы только слухи пустые распустить, а нам страдай!

Марк сочувственно вздохнул и, пальцем выбив из пачки темную сигариллу, закурил.

– У нас тут знаете какие места? Заповедные! Река – красота! Черника, грибы – все экологически чистое. Утром выйдешь – тишина, на траве роса, а если дождик прошел – в небе радуга. Вот какие места! Прошлым летом москвичи дрались, чтобы комнатку у меня снять, на все лето детей своих засылали. А сейчас боятся, видите ли. Как маленькие, честное слово!

– Значит, все, что написано, неправда? – осторожно поинтересовался Марк. – Ни убийства здесь не было, ни сорока человек, что ушли в лес навсегда?

– Глупости! – фыркнула Марья Петровна. – Убийство было, никто не спорит. Федька Губкин перепил и грохнул жену свою. Таньку. Подруга моя была, между прочим, знали друг друга с пеленок. – Глаза тетки увлажнились. – И я ей всегда говорила, что надо держаться подальше от алкаша. А тот напился и порешил Таньку. Да еще так страшно – топором.

– А сорок человек? – немного разочарованно спросил Марк.

Черт его знает, на что он рассчитывал. Может быть, почти исчезнувшая тень Вериного следа подзадорила его фантазию, а может быть, все дело было лишь в самом страшном из человеческих чувств – оскорбленном самолюбии, и он предпочел бы узнать, что Вера пропала без вести при странных обстоятельствах, а не банально бросила его.

– Да какие там сорок человек, тьфу на вас! – Марья Петровна и правда смачно сплюнула себе под ноги. – В прошлом году лесник наш, Борька, заблудился и сгинул. Вот его и не нашли. Но тот сердечник был, пять инфарктов, на ладан дышал. Все-таки семьдесят лет! Ему врач велел – носа за ворота не высовывать. Сказал: физическая нагрузка в разумных пределах, десять шагов вправо, десять влево. А Борис на весь день уходил, за десятки километров, иногда с палаткой. Вот и нарвался. Искали, конечно. Но там такие глухие чащи – все без толку. Уже и косточки, наверное, сгнили. – Баба вытерла глаза краешком ветхого передника.

– И все? – Марк в очередной раз почти с восхищением удивился невероятной беспринципности газетчиков. – Больше никто никогда не пропадал?

Взгляд Марьи Петровны беспокойно заметался по двору и остановился, только нащупав безопасную опору, а именно – наполненный темной колодезной водой ржавый бак.

– Все это глупости, – вдруг неожиданно глухим голосом сказала тетка. – Ну, погибла тут у нас одна прошмандовка. Гуляла со всей деревней, истаскалась вся. Такой туда и дорога. Но и ее туда же очкарик приплел. А на самом деле ничего странного нет…

– И как она погибла?

– А хрен ее знает! – прищурилась Марья Петровна. А потом с пугающим равнодушием предположила: – Наверное, утопил кто. Тут такие страсти кипели!

– То есть тела не нашли? – понял Марк.

И Марье Петровне пришлось подтвердить: