Черный венок - Марьяна Романова

своем «лексусе». Яркая, свежая красота, нервная растерянность и отчаяние юной приезжей сделали свое дело: NN подрулил к тротуару и пригласил красавицу на кофе. Цепкий взгляд Вики оценил дорогой автомобиль, модную одежду, гладко выбритое лицо, поблескивающие за стеклами очков умные серые глаза. Она улыбнулась, забросила чемодан на заднее сиденье и без подготовки вывалила на бедного NN всю свою подноготную. И о пьющем отце рассказала, продемонстрировав свежий синяк на гладком, крепком бедре, и о сестре, которая в свои девятнадцать так и не научилась читать по слогам, и о брате, дружки которого так на Вику заглядываются, что она не рискует ложиться спать без перочинного ножика под подушкой. И вот уже получилось, что NN вроде как несет за нее ответственность.

Примерив на себя роль благодетеля, NN остался доволен. Недавно оставив жену, он еще не успел обрасти новыми сексуальными связями, и волнующее тело новой подруги оказалось кстати. Мужчина привез Вику в свой особняк на Рублевке – не загадывая на будущее, решил немножко побыть просто счастливым гедонистом. Но сложилось так, что они прожили вместе двенадцать лет, пока NN не скончался от не обнаруженного вовремя гнойного аппендицита, вызвавшего перитонит. Все его имущество досталось бывшей жене, с которой он так и не удосужился официально оформить развод.

Виктория прибыла на Рублевку испуганной девочкой в хлопчатобумажных колготках, а уходила – искушенной красавицей, знающей толк в брильянтах, устрицах, роскошных отелях Лазурного Берега, умеющей с беглого взгляда отличить платье из первой линии Cavalli от умело скроенной подделки, которую пытаются выдать за новинку в московских бутиках. Никто не смог бы заподозрить в томной леди, любительнице выдержанного вина, легких сигарет и альтернативного скандинавского трип-хопа, ту испуганную девочку с синяками на костлявой спине, которая пряталась от бушующего отца в стенном шкафу…

«Зря я так с ней, – подумал Марк. – Да, я разлюбил, но она же в этом не виновата! Необязательно бить ее по больному месту».

– Мы же сюда ненадолго? – взяла себя в руки Вика. – Погуляем и обратно?

– Вроде того, – уклончиво ответил он. А про себя подумал: «Один из этих шатких домишек был завещан Вере». И помрачнел при воспоминании о пропавшей подруге, ее веснушках, содранных коленках и острых, как у подростка, ключицах.

Виктория была другой, объективно куда более красивой, чем Вера. У нее высокие скулы, широко расставленные зеленые глаза с легкой поволокой, смуглая кожа. Тело состояло из плавных линий, соблазнительных изгибов, инфантильных ямочек. Ей присуща та особенная грация, которую принято называть кошачьей. Ее красота была растиражированной, востребованной, типичной. Два года назад Виктория позировала для известного мужского журнала, и ее фото поместили на разворот.

Нимфеточную, смутную прелесть Веры мог разглядеть только гурман, эстет. Ее красота не била наотмашь, не валила с ног, не удивляла, не гипнотизировала. Нет, она словно затягивала в болотистые топи хрустальным хором русалок, медленно и нежно обволакивала прочной паутиной так, что не деться от нее никуда.

Эх, Вера, Вера…

Первое время она мерещилась Марку везде. Мелькнувшая в толпе хрупкая девчоночья спина, солнечный зайчик в паутине чьих-то рыжих волос, задорные улыбки французских актрис, смех за окном, вуаль ее любимых сладких духов, повисшая в воздухе от прошедшей женщины, – все напоминало о ней. Кстати о духах. Они были для Веры слишком «взрослыми» – так всегда считал Марк. И когда подружка исчезла, он, на Эвересте своей глухой депрессии, однажды купив флакончик, надушил ими подушку, чтобы создать жалкую иллюзию Вариного присутствия.

Постепенно Марк научился с этим жить. Вытравливая Веру из дальних уголков памяти, он с головой нырнул в омут московской ночной жизни. Каждый новый прокуренный бар приносил ему очередную одноразовую попутчицу, которая пачкала воротнички его рубашек помадой, оставляла в стоке его ванной курчавые лобковые волоски, а на тумбочке в прихожей – бумажки, салфетки и даже ежедневные прокладки с криво нацарапанными телефонными номерами, по которым он почти никогда не звонил.

Даже странно, что умудрился не подхватить какую-нибудь заразу.

Марк пытался остановиться. Однажды в подвальном баре одного из окраинных районов он познакомился со студенткой полиграфического колледжа Наташей, которая в полумраке показалась ему похожей на Веру. Те же бледные узкие плечики, та же беспомощная улыбка. У нее даже щелка между передними зубами была! Девушка не отличалась особой разборчивостью и, после того как он угостил ее сухим мартини, легко согласилась поехать к нему.

Она была смышленой и смешливой, ее тело пахло ванильными ирисками. А утром встала раньше и приготовила восхитительный омлет. Марк предложил ей остаться.

А через три недели сам собрал ее вещи – Пигмалиона из него не получилось, Наташа плохо перекраивалась по меркам, вырубленным в его памяти Верой. Он заставил ее покрасить волосы в рыжий цвет, купил ей художественно порванные джинсы и дюжину цветастых лоскутных юбок, которые девушка с неохотой, но все-таки носила. Даже проклятые духи Poeme подарил. Но все равно это было не то, не то, не то.

Напоследок Наташа обозвала его зацикленным извращенцем.

После этого Марк решил: с него достаточно. Он должен начать жить с чистого листа. Больше никаких бездарных пародий, глумливо хохочущих фантомов и печальных призраков.

Марк принял курс швейцарских витаминов, купил абонемент в бассейн, затеял ремонт, выбросив все то, что напоминало ему о Вере, оплатил сессию у дорогого психотерапевта. Тот и посоветовал ему найти любовницу другого, не нимфеточного, типажа. Новую женщину, которая разбудит в нем новое чувство.

Так в его жизни появилась Виктория.

Они познакомились в спортивном клубе. Вика сама к нему подошла. И неудивительно – Марк был хорош собою, ухожен, дорого и со вкусом одет, а за его грустной задумчивостью угадывалась романтическая тайна. На него многие заглядывались, он научился не придавать этому значения.

Но Виктория – красивая, наглая, напористая – в свою очередь привыкла добиваться своего.

Они встречались неделю, потом Вика переехала к нему. И это было так естественно, что его независимость и не подумала восстать против ее инициативы.

Аккуратная квартира Марка превратилась в подобие цыганского табора; косметика, платья, журналы, стильные часы, коробки с драгоценностями, декоративные свечи, еще черт знает что… Виктория была мучима страстью к покупательству и ежедневно обрастала хламом.

Поначалу это ему даже нравилось – как и ее яркость, самовлюбленность, патологическая склонность к хаосу. Вике удалось ненадолго его отвлечь, втянуть в свой карнавальный ритм. Они ужинали в модных ресторанах, и Марку льстило, что все вокруг пялятся на его девушку. Его друзья хором одобрили Викторию, кстати, Веру они почему-то недолюбливали.

Каждый новый день был похож на отрепетированное торжество: оба любовника были склонны к веселью напоказ. Вика покупала наряды, Марк дарил ей брильянтовые цацки, цветы, они выезжали на пикники, отправлялись в прогулки на яхте, устраивали домашние