Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - Маргарет Макмиллан

С японской точки зрения Англия была самой дружественной из великих держав Европы. В 1895 г., в конце японо-китайской войны, Россия, Германия и Франция объединились против Японии, чтобы принудить ее отказаться от ряда своих завоеваний в Китае – особенно в Маньчжурии. Вскоре после этого Россия сделала свой ход, захватив порты на Ляодунском полуострове и начав на севере Маньчжурии постройку южной ветки Транссибирской магистрали. Во время «Боксерского восстания» Британия и Япония плодотворно сотрудничали. При этом Япония, как и Британия, тоже изучала альтернативные возможности, ведя переговоры с Германией и Россией. Как и англичане, японцы пришли к выводу о том, что это ни к чему не приведет.

Незадолго до Рождества 1901 г. князь[107] Ито Хиробуми, один из тех видных государственных деятелей, при участии которых Япония реформировалась после 1868 г., остановился в Лондоне по пути в Россию. Как и Солсбери, он трижды занимал пост премьер-министра. (Но, в отличие от последнего, был знаменит своей не удержимой тягой к женскому полу.) Официально было заявлено, что он посетит Англию исключительно для поправки здоровья – тем не менее он был принят Эдуардом VII, который вручил ему Большой крест ордена Бани. Лорд-мэр Лондона устроил в его честь большой банкет. Когда Ито поднялся, чтобы ответить на тост, его, по описанию The Times, встретили «продолжительными овациями». В своем выступлении Ито говорил о длительных дружественных отношениях, которые «почти столетие» связывают Британию с Японией, и о своих собственных счастливых воспоминаниях, оставшихся с тех времен, когда он в молодости приезжал в Англию учиться. «Вполне естественно для меня, – продолжал он, – питать искреннюю надежду на то, что наши дружеские чувства и взаимная симпатия сохранятся в будущем… На то, что эти дружеские чувства и взаимная симпатия, что существовали между нами в прошлом, в будущем станут только крепнуть с каждым днем»[108]. Тут снова последовали овации. Он посетил Солсбери в Хэтфилде, а лорда Лансдауна – в его поместье Бувуд, причем с Лансдауном Ито вел чрезвычайно интересные неофициальные переговоры.

Уже 30 января был подписан союзный договор. Хотя англичане и надеялись, что в нем будет затронута Индия, японцы настояли, что он должен быть ограничен Китаем. Обе стороны обязались придерживаться политики открытых дверей, хотя за Японией признавались ее исключительные интересы в Корее. Договором подразумевался нейтралитет одного из союзников в случае войны второго с третьей державой – но если одному из участников соглашения пришлось бы воевать с двумя и более государствами одновременно, то союзник был обязан прийти к нему на помощь. Также имелся секретный протокол, касающийся военно-морских сил в регионе. Командования флотов обеих стран должны были обсудить подготовку к совместным действиям на Тихом океане. Потенциальными противниками считались Франция и Россия. Известия о заключении договора были встречены в Японии большим ликованием и массовыми демонстрациями в его поддержку. В Англии реакция была более сдержанной, и ее правительство это вполне устраивало.

Великобритания, таким образом, отказалась от политики, которая до того исправно ей служила, пусть и не была такой уж древней или совсем уж изоляционистской. В течение большей части XIX в. Англия могла спокойно строить свою империю и налаживать свою торговлю, не беспокоясь при этом о возможных враждебных союзах других держав. Но мир изменился, и Франция с Россией вместе превратились в грозного противника. Британскую мировую гегемонию также подрывали и новые державы – такие, как Германия, Япония и Соединенные Штаты. Договор с Японией был пробной мерой, способом проверить свою готовность еще больше погрузиться в переплетение союзных обязательств. В 1902 г. дела Британии, казалось, пошли на лад. В мае наконец закончилась война с бурами, а Трансвааль и Оранжевое свободное государство вошли в состав Британской империи. Да и надежды на то, что Германию можно будет сделать более надежным другом, определенно не исчезли окончательно. В самой Германии англояпонский договор был изначально встречен с мягким удовлетворением. Заключив его, Великобритания сделала в Азии еще один шаг навстречу конфликту с Россией – а то и с Францией. Когда английский посол в Берлине сообщил кайзеру о новом соглашении, первой реакцией Вильгельма были слова: «Кажется, у этих дурней выдался момент просветления»[109].

Глава 3

«Горе тебе, земля, когда царь твой отрок!»[110] Вильгельм II и Германия

«То, что я не могу присутствовать при крещении первого внука, едва не разбивает мне сердце, – писала весной 1859 г. королева Виктория, обращаясь к своему дяде, бельгийскому королю Леопольду, – ничто другое не огорчало меня так, как это! А особенно меня уязвляет то, что речь о столь радостном событии, которое так сближает две нации!»[111] Ребенком, которого родила в Пруссии старшая дочь королевы, был будущий Вильгельм II, германский император, – и надежды, которые гордая бабушка возлагала на него и на будущую дружбу между двумя народами, казалось, должны были сбыться.

Англо-германское сотрудничество имело смысл. Германия была мощной сухопутной державой, а Британия господствовала на море. Германские интересы лежали преимущественно в Европе, а британские – за океанами. До 1890-х гг., то есть пока Бисмарк был у власти, Германию вполне удовлетворял ее континентальный статус, так что две страны могли не соперничать из-за колониальных империй. Делу помогало и то, что у обеих имелся общий враг на континен те – Франция, амбиций которой в равной мере опасались и в Берлине, и в Лондоне. В конце концов, Пруссия и Британия совместно противостояли Наполеону. Когда Пруссия под искусным руководством Бисмарка объединила в 1871 г. германские государства, в Англии заняли позицию благожелательного нейтралитета. Выдающийся интеллектуал Томас Карлейль, автор апологетической биографии Фридриха Великого, выразил мнение многих своих собратьев, когда как-то заявил: «То, что эта благородная, терпеливая, набожная и благонадежная Германия должна в итоге слиться в единую нацию и стать королевой континента вместо хвастливой, тщеславной, жестикулирующей, драчливой, беспокойной и чересчур чувствительной Франции, кажется мне самым вдохновляющим фактом нашего времени»[112]. Рост благосостояния Германии, который позже вызывал в довоенной Англии тревогу, изначально приветствовался, так как торговля между странами становилась более прибыльной.

Конечно, общие черты немецкого и английского народов также демонстрировали их принадлежность к «тевтонской расе», вероятно всегда разделявшей ценности здравого смысла и трезвого ума. Некоторые историки указывали, что обе ветви – и островная, и континентальная – стойко сопротивлялись римскому завоеванию и в течение веков развили собственные общественные и политические институты. В XIX в. еще имела большое значение религия – и она тоже связывала немцев и англичан, во всяком случае, если вести речь о протестантском большинстве населения этих стран. Более того, элиты обеих стран также состояли преимущественно из протестантов[113].

Каждый народ находил в другом достойные восхищения черты. Англичане уважали германскую науку и культуру. Немецкие университеты и высшие технические школы стали образцом для британской системы образования. Английские студенты ряда специальностей (например, медики) должны были учиться в Германии, если желали идти в ногу с новейшими научными достижениями. Немцы господствовали в таких областях, как библеистика и археология, а германские историки, при их склонности к работе в архивах, сбору фактов и поиску свидетельств, казалось, описывали прошлое точно таким, каким оно было. Со своей стороны, немцы восхищались английской литературой, особенно Шекспиром, и британским стилем жизни. Даже строившийся для кронпринца в Потсдаме во время Великой войны дворец Цецилиенхоф сделали внешне похожим на дом в тюдоровском стиле. И по сей день на полках его книжных шкафов стоят книги популярных английских авторов – от Вудхауза до Дорнфорда Йейтса.

Имелось и большое количество личных связей – от совместных коммерческих предприятий до англо-германских семейных пар. Мать Роберта Грейвса, этого самого английского из поэтов, была немкой. Известный позже в министерстве иностранных дел решительный противник Германии Айра Кроу родился в Германии же – у смешанной пары. Там он получил и образование. Представительница высших слоев британского общества, Эвелин Степлтон-Брезертон, родившаяся в Суссексе, вышла замуж за князя Блюхера, потомка великого прусского маршала, а Дэйзи Корнуоллис-Уэст, из Северного Уэльса, стала княгиней Плесской, супругой одного из самых знатных и богатых людей Германии. Все это венчали связи августейших фамилий. Королева Виктория происходила сразу из двух германских владетельных семей – Ганноверов по отцу и Саксен-Кобургов по матери. Затем она вышла замуж за своего родственника по этой линии – Альберта. Вдвоем они стали родственниками практически всех правящих фамилий Германии и большинства европейских. Когда в 1858 г. их дочь вышла за будущего наследника прусского престола, то казалось, что к паутине, связывающей Германию с Великобританией, добавилась еще одна нить.