Царь Петр I «Западный либерал». Иностранцы о царе-реформаторе - Коллектив авторов

Но возвращаюсь к воде, чтобы рассказать вкратце, что еще случилось замечательного в этот день. После отъезда его высочества в половине двенадцатого вода все продолжала подниматься, и мы немало беспокоились о герцоге, пока наконец не получили известия, что он у тайного советника Бассевича. Между тем, так как вода проникла в конюшни, и опасались, что она еще более поднимется (что и случилось), отчего обе остальные каретные и три верховые лошади его высочества могли утонуть в стойлах, мы, хоть и не без труда, поспешили провести их наверх, сделав наскоро из двух комнат конюшню. Из дома его высочества можно было видеть все, что происходило на реке. Невозможно описать, какое страшное зрелище представляло множество оторванных судов, частью пустых, частью наполненных людьми; они неслись по воде, гонимые бурею, навстречу почти неминуемой гибели. Со всех сторон плыло такое огромное количество дров, что можно было бы в один этот день наловить их на целую зиму; вероятно, многие и сделали это, потому что, сколько я знаю, русские не щадят ничего, если идет дело о какой-нибудь прибыли. На дворе герцога вода при самом большом ее возвышении доходила лошадям по брюхо; на улицах же почти везде можно было ездить на лодках. Ветер был так силен, что срывал черепицы с крыш, отчего мундшенк Кей Сивере едва не лишился жизни. Когда он стоял около двери в квартире камеррата Негелейна, одна из таких черепиц упала ему прямо на голову и непременно убила бы его до смерти, если б на нем не было большой меховой шапки; однако ж ему все-таки пробило на голове большую дыру, от которой он упал без чувств. Около половины второго часа вода начала, наконец, уменьшаться, а в половине третьего его королевское высочество благополучно возвратился домой, но чтобы попасть в свою комнату, должен был пройти через новоустроенную конюшню. С герцогом приехали тайный советник Геспен, подполковник Сальдерн, полковник Лорх, асессор Сурланд и поручик Бассевич; но асессор тотчас опять уехал к тайному советнику, вероятно, только потому, что там была молодая резидентша (которая осталась обедать у тайного советника). После я узнал, что для этого обеда им приносили кушанья из трех домов, именно от двора[38], от резидентши и от тайного советника, и что все-таки ничего не осталось. Камеррат Негелейн также наконец возвратился в карете тайного советника Геспена, которую остановил перед своею квартирою: он только на минуту ездил верхом домой, чтобы взглянуть, хорошо ли его Мардефельд (так зовут его писца) сберег все от воды, и по возвращении рассказывал, что в его комнате весь пол был поднят водою. Часа в три его высочество сел за стол, за которым пробыл необыкновенно долго, заставив нас, несчастных, целый день почти ничего не евших, ждать до шести часов. После обеда, часов в семь, я отправился с тайным советником Геспеном, камерратом Негелейном и поручиком Бассевичем домой и дошел, с обоими последними, почти не замочивши ног. Мы застали у тайного советника голландского резидента с женою, бригадира Ранцау и конференции советника Альфельда, который целый день просидел на своем чердаке, терпя голод и жажду. Вскоре после моего прихода оба тайных советника от имени его высочества послали меня в дом императора узнать, возвратился ли его величество, или, по крайней мере, нет ли о нем какого-нибудь известия. Говорили, что он, еще до большого наводнения, поехал к Кинскому, и что императрица во весь день не имела о нем никаких известий, хотя и разослала трех курьеров, из которых один, как меня уверяли, утонул в длинной аллее[39], не заметив, что там снесло мост. В доме императора мне стоило немало труда отыскать человека, говорящего по-немецки, и когда мне наконец удалось это, я получил в ответ, что его величество уже с час как воротился от Кинского и почивает. Довольный этим ответом, я поспешил назад и очень обрадовал им наших тайных советников. Около 9 часов я проводил домой резидентшу и, возвратясь, лег спать ранее обыкновенного. Для тайного советника Геспена приготовили постель в одной из комнат тайного советника (Бассевича), потому что он не мог отправиться к себе. Посланник Штамке, генерал Штенфлихт и граф Бонде ночевали при дворе, в порожних комнатах тайного советника Клауссенгейма, точно так же не имев возможности, по причине наводнения, попасть на свои квартиры. Его высочество вечером ходил к ним наверх и оставался там довольно долго…

7-го, после обеда, его королевское высочество был на свадьбе князя Трубецкого[40], человека уже пожилого и имеющего внучат 8 и 9 лет. Невеста же его, одна из красивейших и приятнейших женщин в Петербурге, не старее двадцати лет: она урожденная Головина, родная дочь старика Ивана Михайловича. Когда герцог в первый раз подъезжал к дому князя, жених только что поехал за невестой, поэтому его высочество остался несколько времени в длинной аллее, которая недалеко оттуда, и уж подъезжая к нему во второй раз, встретил жениха и невесту, ехавших в сопровождении множества экипажей в карете императрицы шестернею. Перед ними ехал маршал с своим жезлом, в открытом четырехколесном кабриолете в шесть лошадей, а перед ним – двенадцать шаферов верхом при звуках труб и литавр. Его королевское высочество был принят там по обыкновению и провел время очень весело. Все вообще было гораздо порядочнее и лучше, нежели на обеих предшествовавших свадьбах. Этому, вероятно, много способствовала дочь хозяина дома, княгиня Черкасская, которая живет в Петербурге не только богаче всех других, но и сообразнее своему званию. У нее свой оркестр, состоящий из десяти довольно хороших музыкантов, немецкий кухмистер, готовящий для ее стола немецкие кушанья, и все остальное в доме устроено соответственно тому. Собою она необыкновенно хороша и имеет множество превосходнейших драгоценных камней, которые стоит посмотреть. Муж ее губернатором в Сибири, где находится и теперь; человек он также уже довольно пожилой, почему и надобно полагать, что его отсутствие ей не очень чувствительно. В этот день начало собираться общество, основанное бароном Мардефельдом, графом Кинским, Кампредоном и тайным советником Бассевичем, которые положили сходиться друг у друга четыре раза в неделю, начиная с обеда, а именно: по вторникам у Мардефельда, по средам у Кинского, по четвергам у Кампредона, по воскресеньям у Бассевича…

8-го после обеда его высочество опять ездил к князю Трубецкому, куда был снова приглашен вчера вечером. Он был принят по обыкновению, при звуках труб, маршалом (должность которого исправлял опять князь Голицын). Их величества император и императрица были уже там до нас. Молодая новобрачная из первых бросилась мне в глаза. На ней были великолепное вышитое золотом и серебром штофное платье беловатого цвета и большой бриллиантовый убор на голове и груди. Впрочем, лучшие из этих драгоценностей, кажется, принадлежали ее падчерице, княгине Черкасской, которая на сей раз была одета весьма просто и на голове имела только несколько бриллиантов. Новобрачная была в этот день необыкновенно хороша: казалось, она очень покойно провела первую ночь со своим старым князем. Молодой был одет просто; говорят, он большой брюзга, и я, как многие, сердечно сожалею об этой хорошенькой женщине, которая должна проводить свои молодые годы таким странным образом; да и брак этот, как рассказывают, состоялся совершенно против ее воли. У старого князя, сколько я знаю, только трое детей, именно княгиня Черкасская, потом еще другая, очень милая незамужняя дочь и сын, который, говорят, женится в Москве на младшей Головкиной, как скоро приедет туда царская фамилия. Этот молодой человек покамест только денщиком при императоре, но пользуется его расположением; он говорит по-немецки и вообще довольно хорошо образован[41]. Отец его имеет польский орден Белого Орла. Император и здесь, как всегда, был посаженным отцом жениха, а императрица – посаженною матерью невесты. В этот второй свадебный день я не заметил ничего особенного против первого дня, кроме разве того, что в первый при начале обеда было только два выхода – обеих подруг невесты и дружки, а тут прибавился еще один, по порядку первый – выход новобрачного. Он вошел, подобно тем, предшествуемый трубачами, шаферами и маршалом; до его появления против его места сняли несколько блюд и поставили поперек стола ряд опрокинутых тарелок, а у стола стул, на который молодой потом стал и по тарелкам прошел на свое место. Подойдя под венок, висевший над невестою, он сорвал его и, сев на место, подержал несколько над ее головою, потом поцеловал молодую и снова держал его ей перед глазами и над головою (на все это она смотрела очень насмешливо); в последний раз, держа венок, он опустил его так низко, что стрелка, воткнутая в косу новобрачной, запуталась в нем; его с трудом наконец отпутали и передали одному из шаферов. Тосты за здоровье были обыкновенные. За обедом много смеялись, частью над тем поручиком гвардии, который может так страшно хохотать, и о котором я уже упоминал как-то, частью над старым Иваном Михайловичем, отцом невесты, сидевшим против императора, который все с ним шутил. Кто не видал, тот не может представить себе, какое огромное количество желе съедает этот старик с величайшею поспешностью. Он взял себе (я не лгу) большое блюдо, уставленное стаканами и блюдечками. Император, уже знавший его слабость, тотчас заметил это и велел ему открыть рот, а сам встал с своего места, взял стакан с желе и, отделив его ножом, влил одним разом тому в горло, что повторял несколько раз и даже своими руками открывал Ивану Михайловичу рот, когда он разевал его не довольно широко. Бедный дружка (молодой князь Трубецкой) также терпел немало за столом императрицы: лишь только государыня подавала знак, сестра его, княгиня Черкасская, прислуживавшая за обедом и стоявшая позади брата, начинала щекотать ему под шеей, а он всякий раз принимался реветь как теленок, которого режут, что гостей очень потешало. После обеда начались танцы, сперва церемониальные, точь-в-точь как в первый свадебный день, без всякой перемены. По окончании их его высочество пригласил императрицу на польский, который продолжался довольно долго; потом его высочество танцевал с новобрачною менуэт, а затем еще со многими дамами, потому что его часто выбирали. Ее величество императрица во все это время сидела под тем же балдахином, под которым сидела и за обедом. Император ходил взад и вперед или сидел то с своими министрами, то с императрицею; он обыкновенно помещался возле нее с правой стороны, а его королевское высочество, когда не танцевал, постоянно с левой, и ее величество (как почти всегда) много с ним разговаривала. Император был в очень хорошем расположении духа: когда танцевал какой-то граф (делавший сильные движения руками и всем телом), он начал сперва сидя подражать ему, чему императрица от души смеялась; потом, когда тот стал танцевать во второй раз, он встал, подошел к его высочеству и, показывая пальцами на танцевавшего, повторял все его телодвижения. Его высочество много смеялся этому. Так как меня, между прочим, пригласила на менуэт младшая Шафирова, то я потом, с своей стороны, выбрал внучку новобрачного князя (дочь княгини Черкасской, лет двенадцати, с которою я уже познакомился, когда мы были в первый раз у князя Валашского); это, кажется, очень понравилось императрице, потому что она начала смеяться, потом долго говорила с его королевским высочеством. По причине тесноты в комнате мне часто приходилось танцевать близко от них, и я очень хорошо слышал, что ее величество говорила обо мне; герцог несколько раз назвал мою фамилию, из чего я заключил, что императрица до тех пор не знала меня хорошенько по имени. Все были в восторге от моей маленькой хорошенькой дамы, которая хоть и участвовала в первых церемониальных танцах, но менуэта в этот вечер еще не танцевала. Она и в самом деле заслуживает похвал и удивления, потому что для своих лет танцует как нельзя лучше; у нее, как и у матери, черные волосы, прекрасное правильное лицо и чудная фигура; манеры ее чрезвычайно милы[42]. После нескольких часов танцеванья император начал со всеми стариками один танец, которого я не могу назвать. Их было 8 или 9 пар, а именно император с императрицею, великий адмирал, новобрачный, вице-канцлер, князь Валашский, генерал князь Голицын и другой князь Голицын, брат его, который исправлял должность маршала. Все они должны были танцевать с молодыми дамами. Старый генерал-майор Бутурлин и генерал-майорша Балк составляли девятую пару. Император, будучи очень весел, делал, одну за другою, каприоли обеими ногами. Так как старики сначала путались, и танец поэтому всякий раз должно было начинать снова, то государь сказал наконец, что выучит их весьма скоро, и затем, протанцевав им его, объявил, что если кто теперь собьется, тот выпьет большой штрафной стакан. Тогда дело пошло отлично на лад; но лишь только танец кончился, и бедные старики, запыхавшиеся и едва стоявшие на ногах от усталости, сели отдыхать, как император снова начал танцевать польский, в котором они, не успев даже порядочно усесться, опять должны были участвовать, чем наконец утомил их до того, что они, наверное, не оправились и на другой день. Вслед за тем его величество хотел начать менуэт с императрицею, но так как она отказалась, боясь, может быть, чтобы это ему не повредило и, вероятно, сама чувствуя усталость, то он взял ее под руку, пожелал всем спокойной ночи и уехал с величайшею поспешностью. За ними, простясь с новобрачными и детьми князя, уехал и его высочество. Было около половины десятого, когда он возвратился домой. В 11 часов тайный советник Бассевич приехал от Кинского (у которого в тот день в первый раз собиралось новоучрежденное общество) и только что разделся, как к нему пришли Ягужинский, майор Румянцев и Татищев, которые просидели у него до трех часов утра. Они проводили время за картами и бутылкой вина. Тайный советник выиграл наконец один червонец, потому что игра была небольшая. Признаюсь, когда явились карты, мне стало страшно: я опасался высокой игры, тем более что гости сами непременно хотели играть и прилежно переговаривались между собою по-русски…