Первый выстрел - Георгий Тушкан

— Сейчас?

Дядько Антон засмеялся:

— Ишь какой скорый! Потерпи! Для тебя облегченный патрон приготовить надо, чтобы отдача, толчок после выстрела тебя не опрокинул. Да без дозволу батька на стрельбу не появляйся.

Ночью тучи просыпались снегом. От сильного ветра шумели деревья и гудело в трубе. Юра и Алеша печально смотрели на горизонт — небо опять отделилось от земли… Видно, не надо было откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

Но горевать долго не пришлось. На носу были рождественские праздники, а в предпраздничные дни хлопот полон рот. После обеда мама объявила, что сегодня будут золотить орехи.

8

Наступил вечер. В столовой над столом зажгли большую лампу. Перед каждым положили маленькую толстенькую тетрадку, в которой между страницами бумаги лежали тончайшие золотые листки. Справа поставили чашку с водой, слева положили белую тряпочку. Возьмешь орех, насадишь его на заостренную спичку, окунешь, держа за спичку-хвостик, в воду, обожмешь орех тряпкой, положишь его на золотой листок и покатишь. Золотая пыль сама прильнет к ореху. Затем обернешь орех сухой тряпочкой, обожмешь, и на нем сразу золотом выступят все ребрышки и впадинки.

Растет на блюдце горка золотых орехов. Твой труд! Приятно! На елке будут висеть и «золотые яблоки». Правда, не те, которые Геракл добыл из сада Гесперид, а другие — «зимний золотой пармен».

Как только мама и тетя Галя с Ниной вышли, Оксана пристала к Юре, чтобы он позолотил ей лоб и нос. Юра охотно это сделал, а уши и щеки посеребрил — около мамы лежала тетрадочка с серебряными листками. Очень красиво. Ну, совсем разрисованная матрешка. Оксана рада. Любуется собой в зеркало. Вошла тетя Галя и страшно рассердилась. Даже удивительно, как часто она сердится. Она рассказала, что много лет назад одна царица велела позолотить двух детишек и выставить их на пьедесталах в саду вместо статуй. Дети от этого золочения умерли. Оказывается, кожа дышит через дырочки-поры, а золото эти поры закрывает. Оксана перепугалась и сейчас же выдала Юру. Нет, не умеют девчонки хранить тайну!

Закончили золотить орехи, стали клеить игрушки — бумажные цепи из тонких полосок красной, зеленой, желтой, синей и голубой бумаги, разные корзиночки, фигурки животных, которые вырезали из больших листов толстой бумаги.

На следующий день привезли елку. Огромную, холодную, колючую, пахучую. Открыли обе половинки дверей, втащили елку в переднюю. Детей, конечно, прогнали, чтобы не простудились. Они убегали, прибегали, прятались. Весело!..

Пришел столяр Кузьма с крестовиной, гвоздями. Юра сейчас же схватил молоток, заявив, что гвозди будет забивать сам. Елку перенесли в гостиную, и здесь сразу же запахло хвоей и морозом.

Самая интересная ночь — ночь под рождество. Говорят, что в эту ночь Дед-Мороз приносит детям подарки. В прошлом году Юра тоже верил в это, а теперь нет. Теперь он твердо знал, что подарки дарят мама и папа. Тем не менее он решил маме и папе ничего не говорить и вечером, как и раньше, написал на открытке: «Дорогой Дед-Мороз! Подари мне, пожалуйста, ружье с пистонами, и инструменты, и книгу, как делать фокусы. Юра».

Что просить, ему посоветовала мама. Он писал и посмеивался.

Утром он нашел на стуле у кровати ружье и круглые коробочки с пистонами. Конечно, он тут же салютовал над ухом Оксаны, заложив сразу десять пистонов. Даже мама прибежала. Еще он получил набор самых настоящих, только маленьких инструментов. И еще ему подарили книгу «Как делать фокусы». Оксана получила нарядную куклу, которая говорила «мама» и закрывала глаза. Нина — набор для вышивания и две книги: «Сказки братьев Гримм» и «Маленькие мужчины и женщины» Луизы Олькот.

А вечером — елка. Пришли нарядно одетые, веселые гости. Мама играла на рояле «Турецкий марш» Моцарта. В дверях появился Дед-Мороз с огромной белой бородой. Все побежали к нему. Это Ирина мама — Вильгельмина Карловна. Всегда худая-прехудая, сейчас она накрутила на себя столько… Но Юра первый крикнул, что это она!

Вильгельмина Карловна увлекла всех за собой в хоровод. Взявшись за руки, они кружились вокруг елки под музыку, бегали из комнаты в комнату. Потом декламировали, разыгрывали сценки. Все это придумал и подготовил Балу — толстый, лысый и веселый Иван Иванович, отец Алеши.

Потом папа зажег разноцветные свечки на елке, а каждому в руки дал бенгальский огонь на проволоке. Искры так и скачут! Потом был праздничный ужин, игра в фанты, в беспроволочный телефон, в «море волнуется». Наконец, каждый получил с елки подарок. И все были рады, и всем было весело, кроме тети Гали, к белому платью которой Юра приложил бенгальский огонь, чтобы проверить, действительно ли он такой холодный, что не может прожечь. А он чуть было не прожег…

9

А как было интересно, когда Тимиш с четырьмя деревенскими мальчиками пришли колядовать!

Они зашли в кухню, а Юра повел их в столовую, где были все. Звезда, укрепленная на деревянном шесте, была преогромная, шестиугольная, толстая, с иконкой внутри, а перед иконкой стоит горящая свечка! Вся звезда была оклеена цветной бумагой, а по концам свисала разноцветная бахрома.

Тимиш взмахнул рукой, и он и его товарищи быстро-быстро заговорили нараспев:

Встану я рано,Гляну на схид прямо.Там звезда воссияла,Трьом волхвам путь показала…

Какие были дальше слова, Юра не запомнил.

Мама щедро одарила «волхвов», и они ушли очень довольные.

И даже бабушка выходила их послушать. А дядя Яша записывал слова колядок, говорил, что они очень интересные.

Мальчики еще были на кухне, когда Юра пристал к маме с просьбой отпустить его поколядовать с Тимишом.

— Тебя? Колядовать? Это еще что за глупости? — возразила мама.

А когда отец заметил:

«Пусть идет», — она всерьез рассердилась:

— Я категорически запрещаю! Он и так путает русские слова с малороссийскими. Надо прекратить это увлечение малороссийщиной!

Петр Зиновьевич нахмурился, расправил длинные свисающие усы, потер бритый подбородок с ямочкой, что служило у него признаком гнева, и резко приказал Юре:

— Зараз марш в детскую!

Юра отошел к двери. Однако отец так взглянул на сына, что тот мгновенно оказался за дверью. Гости поспешно начали прощаться. Юлия Платоновна, предвидя грозу, настойчиво уговаривала их остаться. Петр Зиновьевич поднялся со стула и многозначительно молчал. Гости ушли.

— Сколько раз я должен тебе объяснять, что я не малоросс, а украинец? — обратился он к жене.