В тылу врага - Прасковья Герасимовна Дидык
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гриценко почесал в затылке:
— Елки-моталки, вон они, любезные, но под самым носом у фрицев…
— Выбора нет, Ваня, как-то стащить надо. Хотя бы для одной передачи.
— Ладно, это уж моя забота. Будут тебе батареи. Разобьюсь в лепешку, а унесу их отсюда.
— Только, ради бога, смотри в оба.
— Есть смотреть в четыре стороны.
На обратном пути они обсудили, как лучше подойти к машине и как перенести батареи.
Ночью Ваня разбудил Мариану осторожным условным стуком в окно.
Она быстро накинула платье и открыла засов.
— Хватит? — показал он на мешок.
— Ой, Ваня, дорогой ты мой, — страшно обрадовалась Мариана. — Хватит, конечно хватит… Спасибо, родной…
— А завтра я, может, достану неотработанные. План небольшой созрел у меня. Сколько нужно?
— Две накальных и две анодных на время хватит. А достанешь больше, еще лучше, будет запас. А хвостов не притащил? — спохватилась Мариана.
— Ну нет. Я шел такими дорогами, что и сам черт запутался бы. А хвост бы заметил.
Сразу после ухода Гриценко Мариана поднялась на чердак. Целый час она соединяла по схеме последовательно немецкие батареи. Зато какая радость охватила радистку, когда она увидела, что лампочка загорелась в полную силу, а в наушниках послышались четкие звуки… Она снова может связаться с «Большой землей», передавать донесения!
Ваня принес обещанное, и Мариана заменила старые батареи одним комплектом новых, а остальные заботливо завернула каждую в отдельности, вложила в прорезиненную сумку и закопала. Но не суждено было их истратить.
Непрошеные гости
Как-то на рассвете женщин разбудил необычайный шум: трещали мотоциклы, раздавались гудки машин. Случилось то, чего Мариана боялась больше всего. В хутор неожиданно въехали войска «СС».
Танки с белыми крестами на боках, руша заборы, размещались в садах, маскировались ветвями деревьев. Прибывали машины, доверху груженные чем-то тяжелым, укрытые зеленым брезентом. Ревели моторы. Солдаты громко переговаривались.
Детишки выскакивали из хат в одних рубашонках, испуганно терли кулачками сонные глаза, не понимая, что происходит. Взрослые хмуро посматривали на непрошенных гостей, втихомолку ругая их на чем свет стоит.
Невзирая на общую суматоху, Мариана вернулась в хату и обратно легла в постель.
— Ты что, сдурела? — напустилась на нее Дуня. — Кругом немцы, а она лежит. А если к нам зайдут? Вставай и скоренько одевайся, да натяни на себя какое-нибудь старье.
Дуня бросила Мариане на кровать какое-то рваное платье.
— Нет, Дунечка, — ответила Мариана. — Надо мне оставаться здесь. Немцы поймут, что мы их вовсе не боимся, а им это нравится, и больше доверять нам будут.
— Оно, может, и верно, так они ж, как шакалы, набрасываются на девушек. Не слыхала разве, что они натворили в Станиславке?
— Вот что, Дуня. Как только немцы постучат, ты сразу не открывай. По-хозяйски, спокойно спроси, кто, мол, там, а потом открой и приглашай в дом.
— Ой, матушки! А как же?.. — Дуня указала глазами на потолок…
— Оставим пока там. Может быть, они недолго здесь задержатся.
На дворе уже совсем рассвело. Дуня взглянула в окно и увидела, как во двор въехала легковая машина, а за ней — грузовая, крытая брезентом.
— Вот они, гости незваные пожаловали, чтобы им сквозь землю провалиться, — всплеснула руками Дуня и прислонилась к притолоке.
Мариана осталась лежать в постели.
Послышались удары в дверь.
— Открывать? — спросила Дуня.
— Открывай.
В сени ввалилось два офицера.
— Шнель, шнель! — закричал один из них и скверно выругался.
Фашист не умел иначе разговаривать с местными жителями. Он указал Дуне рукой на дверь, что могло означать только одно: «Видишь, что пришла армия рейха, убирайся из дому».
В это время второй офицер заметил Мариану, закутанную до подбородка в одеяло.
— А-а-а… Фройлин еще отдыхает, — оскалил он в улыбке желтые зубы. — Ганс, не криши, ты разбудить фройлин, — сказал он своему спутнику на ломаном русском языке и двусмыленно подмигнул. Оба хохоча вышли в сени. Мариана оделась, умылась, уложила косы вокруг головы. Открыв дверь, склонилась в почтительном поклоне.
— Милости просим, будьте дорогими гостями.
— Збазибо, збазибо, гозайка, у вас будет жить мой шеф, болшой чин, — ответил тот, что помоложе.
— А вы? — улыбнулась Мариана, показав два ряда ровных белоснежных зубов.
— Я там, — ответил он, указывая на будку.
— Гут, гут… — разведчица кокетливо улыбнулась.
— О-о-о! Фройлин любит немецкий, — обрадовался он.
— Люблю, но, к сожалению, не знаю его. Если бы нашелся хороший учитель, я бы охотно изучала этот язык.
— О-о-о! Я, я, учийт, — обрадовался офицер, который, очевидно, понял только слово «учитель».
— Ма-риа-на! — послышался голос Дуни. Махнув офицеру рукой, девушка выбежала в сад.
— Маурин, Маурин, красивый фройлин, — крикнул шофер, когда она проходила мимо машины.
— Ох, Марианка, до чего ты смелая, — испуганно шепнула Дуня. — Как тебе не страшно и не противно шутить с ними?
— Что ты, Дуня? Кому может быть приятно беседовать с бандитами, которые пришли к тебе в дом и грабят? Но что поделаешь? Надо! Только даром им это не пройдет. Запомнятся им мои шутки…
Эсесовцы… Сколько их здесь? Какая часть? Кто ими командует, куда направляются? С какой целью? Какое у них вооружение? — все эти вопросы возникли сразу, как только Мариана заметила знаки отличия «СС» на рукавах и петлицах солдат.
В хате раздавался смех, разговоры. Немцы завтракали. Фронт был еще далеко. На Украине фашисты хозяйничали пока вовсю. В этом районе больших лесов не было, партизаны наведывались редко. Поэтому оккупанты чувствовали себя спокойно. Сейчас они не спеша ели, пили ром.
Дуня все не могла успокоиться. Она побледнела, руки ее дрожали.
— Ослабла я чего-то, — пожаловалась она, опираясь на лопату. — Видела? В своем доме и боишься. Ох, и время настало…
— Ничего, Дуня, придет и злому времени конец. Знаешь, как говорят теперь на «Большой земле»? Будет и на нашей улице праздник.
— Ох, скорее бы наступило это время. Сил больше нет терпеть этих паразитов. Как думаешь, Мариана, скоро победят наши?
— Скоро. У фашистов уже не те успехи, что раньше, а наши приближаются…
— Как медленно течет время. Каждый день годом кажется. Ты слышала, как они ведут себя с хуторскими девушками? Упаси боже… Старайся не попадаться им на глаза.
— Дуня, минуты не проходит, чтоб я об этом не думала. Ведь есть у меня друг хороший. Строили мы с ним планы… Думали, после учебы поженимся.
— И он разрешил тебе пойти в это пекло?
— Да разве такое время было, чтобы разрешать или не разрешать? Война ведь.