Curriculum vitae - Сергей Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И почему обязательно находится за кадром?
— Потому что невозможно починить двигатель, будучи его частью… Снова вам шах, Григорий и посмотрите, что за шум в коридоре…
Не успел Распутин дойти до двери, как она распахнулась и на пороге возник еще один обладатель лампас на форменных брюках — прямая противоположность обитателю палаты — розовощёкий, кровь с молоком, статный, широкоплечий. Чуть обозначившийся второй подбородок совсем не портил волевое лицо, а хищный орлиный нос и брови вразлёт придавали ему целеустремленное выражение. Если бы не капризно-подвижные губы, упирающиеся в носогубные складки, можно было подумать, что представитель Древнего Рима одел форму генерала Российской армии.
— Артём Аркадьевич! Ну как же так неаккуратно? — с порога прогудел генерал голосом железнодорожного локомотива, — я, как узнал, сразу же примчался… Не успел к месту аварии, видел только, что автомобиль — в хлам. Слава Богу, что лед не проломился, а то ушли бы вы вместе с ним на дно Невы…
— Да Рома, повезло. И то, что машина лед не проломила, и что я не пристегнулся, и вывалился удачно — прямо в сугроб. Можно считать, что заново родился.
Распутин заметил, что Аркадьич смотрит на генерала с улыбкой, но не с той, что была на губах еще минуту назад.
— Вот и я о том же! Слава Богу, что живы-здоровы! Разрешите пройти скромному ученику к своему учителю?
— Рома! Да ты уже не просто вошёл, но и занял собой всё пространство. Скромность из тебя так и прёт… Чем же тебя угостить? Чай будешь?
— Артём Аркадьевич, — генерал поднял брови и стал похож на артиста Басилашвили, — вы же знаете, гусары чай не пьют! И у них всегда всё с собой.
Небрежным движением руки посетитель сдвинул в сторону шахматную доску, водрузил на столик черный кожаный дипломат, щелкнул замками.
— Але оп! — на столе появилась бутылка редкого тогда виски Tullamor с приметной зеленой этикеткой и крышечкой.
— Ты смотри! Помнишь, стало быть?
— А как же, Артём Аркадьевич! «Покупая ирландский виски, вы помогаете борьбе за свободу ирландского народа от колониальной британской зависимости!» — после ваших напутствий употребляю только этот волшебный нектар и ни разу не пожалел. Разрешите?
— Валяй, Рома…
Два квадратных бокала, появившихся следом за бутылкой, были украшены такой же этикеткой, создавая вместе с шахматами эклектичный натюрморт.
— За Ваше здоровье и удачу! — провозгласил генерал и первым опрокинул в себя напиток… Нет, всё-таки чего-то не хватает… Разрешите?
— Давай-давай, Рома, распоряжайся, — подбодрил Артемьич генерала.
— Бамбуровский! — рявкнул посетитель так, что у Распутина заложило уши.
На пороге палаты, поедая начальство глазами, материализовался старый знакомый Распутина по Афгану, только округлившийся и выросший в звании.
— Майор, доставай лёд и всё остальное, что у тебя там припасено.
За одну минуту на скромном журнальном столике развернулась скатерть-самобранка с непривычными для начала девяностых, разносолами.
— Артём Аркадьевич?
— Ухаживай!
— С нашим удовольствием!
Булькнув в стакан пациента прозрачный кубик, на что Миронов поморщился и закрыл стакан ладонью, генерал сгрузил остальной лёд к себе, налил вторую порцию, отпил, покатал алкоголь во рту и блаженно расплылся в улыбке, — совсем другое дело!
Артем Аркадьевич опять странно улыбнулся, внимательно осмотрел генерала с верху до низу и покачал головой.
— Эх, Рома-Рома, как был ты троечником у меня, так и остался. Да будет тебе известно, что шотландский и ирландский виски со льдом не пьют, это тебе не кукурузное американское пойло…
— Артем Аркадьевич, не вопрос, исправлюсь!
Генерал резко поднялся, подхватил свой стакан и сделал стремительный для своего крупного тела шаг, вытряхнув содержимое стакана в раковину.
— Товарищ генерал-майор! — подал голос с порога Бамбуровский.
— Да, конечно, — кивнул ему посетитель, и, повернувшись к пациенту, сложил просительно ладошки, — Артем Аркадьевич, простите…
— Да, конечно, Рома, понимаю, служба. Это я могу позволить себе бездельничать, — третий раз за всю встречу улыбнулся постоялец госпиталя, — спасибо, что зашёл-проведал.
— Вам, спасибо, Артём Аркадьевич!
— За что, Рома?
— Да за всё! За науку, за ваше беспокойство, за то, что не даёте мхом зарасти и забронзоветь. Разрешите идти?
— Иди, служи, генерал…
Когда двери за посетителем закрылись, отставник обошёл вокруг журнальный столик, будто любуясь яствами, присел, провел пальцем по запотевшей бутылке, откинулся в кресле и застыл, закрыв глаза и о чем-то крепко задумавшись.
— Артем Аркадьевич, — решил подать голос Распутин.
— А, да, — очнулся от своих мыслей Миронов. — Вы вот что, Григорий, собирайте все эти разносолы и отнесите дежурной смене в ординаторскую. Вместе с бутылкой… Только стаканчик оставь — виски, действительно, превосходный. Сам тоже можешь быть свободен. Уже поздно, а мне ещё о многом предстоит подумать. Последняя просьба… По дороге домой позвони, только не из госпиталя, из любого таксофона вот по этому номеру, передай, что у меня со здоровьем всё в порядке, все обследования провели, даже гостей принимаю… Передай слово в слово, без самодеятельности и ненужных подробностей. Ну всё, курсант, свободен…
* * *
Исправный таксофон, который с трудом нашел Распутин, держался в рабочем состоянии на честном слове. Провод, торчащий из трубки, нужно было поддерживать рукой, сама трубка безжизненной плетью свисала из помятого, но работающего аппарата. Чтобы набрать нужный номер, требовалось почти наугад крутить диск с разбитым циферблатом, зато на той стороне ответили уже после первого гудка. Такое впечатление, что звонка ждали. «Да!» — сквозь треск и шипение прорвался удивительно знакомый для Распутина голос. Оттарабанив заученный текст, Григорий только открыл рот, чтобы задать вопрос, но в трубке уже послышались
