Истребитель полицейских - Эд Макбейн

— Какие фильмы смотрели в понедельник?

— «Семь невест для семи братьев» и «Суббота с приключениями».

— Эти фильмы вы хорошо помните, так?

— Конечно, это было позже.

— Почему вы сказали, что не помните, что делали в понедельник ночью?

— Я так сказал?

— Да.

— Ну, мне надо было подумать.

— Какой это был кинотеатр?

— В понедельник вечером?

— Да.

— На 80-й Северной.

Буш положил трубку.

— Совпадает, Стив, — сказал он. — «Тварь из черной лагуны» и «Тело и душа». Все как он сказал.

Буш не стал говорить, что записал также часы работы кинотеатра и выяснил точно время начала и окончания каждого фильма. Он коротко кивнул Карелле, передавая ему записку.

— В какое время вы вошли в кино?

— В воскресенье или в понедельник?

— В воскресенье.

— Около половины девятого.

— Ровно в половине девятого?

— Точно не знаю. Было жарко, и я пошел на набережную.

— Почему вы думаете, что было полдевятого?

— Не знаю. Примерно в это время.

— А когда вы вышли?

— Вроде бы… около четверти двенадцатого.

— И куда пошли?

— Выпить кофе с чем-нибудь.

— Куда?

— В «Белую башню».

— Сколько там пробыли?

— Наверно, полчаса.

— Что ели?

— Я сказал вам. Кофе с чем-то.

— Кофе с чем?

— Господи, кофе с пончиком, — сказал Бронкин.

— И это заняло у вас полчаса?

— Я там выкурил сигарету.

— Никого там не встретили?

— Нет.

— А в кино?

— Нет.

— У вас с собой не было пистолета?

— По-моему, нет.

— Обычно вы его носите?

— Иногда.

— К уголовной ответственности привлекались?

— Угу.

— Точнее.

— Отсидел два года в Синг-Синге.

— За что?

— Нападение с применением оружия.

— Каким?

Бронкин колебался.

— Я слушаю, — сказал Карелла.

— С пистолетом 45-го калибра.

— Это тот, что сейчас?

— Нет.

— А какой?

— У меня был другой.

— Он еще у вас?

Бронкин опять заколебался.

— Он по-прежнему у вас? — повторил Карелла.

— Да.

— Как это? Разве полиция…

— Я его закопал. Они его не нашли.

— Вы стреляли?

— Нет. Я рукояткой…

— На кого напали?

— Какая разница?

— Я хочу знать. На кого?

— На… леди.

— На женщину?

— Да.

— Сколько ей было лет?

— Сорок-пятьдесят.

— Сколько?

— Пятьдесят.

— Да, хороший ты парень.

— Угу, — сказал Бронкин.

— Кто вас задержал? Какой участок?

— Кажется, девяносто второй.

— Девяносто второй?

— Да.

— Кто были эти полицейские?

— Не знаю.

— Я хочу сказать, кто произвел арест?

— Он был один.

— Детектив?

— Нет.

— Когда это было? — спросил Буш.

— В пятьдесят втором.

— Где тот старый пистолет 45-го калибра?

— У меня в комнате.

— Где это?

— Улица Хэйвен, дом 831.

Карелла записал адрес.

— Что у вас там еще есть интересного?

— Ребята, вы мне поможете?

— А что, нужна наша помощь?

— У меня там несколько пистолетов.

— Сколько?

— Шесть, — сказал Бронкин.

— Что?!

— Да.

— Назовите их.

— Два 45-го калибра. Потом еще один «люгер», маузер, и у меня есть даже один «токарев».

— А еще?

— А еще один 22-го калибра.

— Все у вас в комнате?

— Да, целая коллекция.

— Обувь тоже там?

— Да. Зачем вам моя обувь?

— И ни на один пистолет нет разрешения, так ведь?

— Нету. Я упустил это из виду.

— Это уж точно. Хэнк, позвони в девяносто второй. Узнай, кто задержал Бронкина в пятьдесят втором году. Мне кажется, Фостер начинал в нашей конторе, но Риардон мог где-то работать до нас.

— А-а, — неожиданно сказал Бронкин.

— Что?

— Вот в чем все дело, да? Эти двое копов?

— Да.

— Попали пальцем в небо, — сказал Бронкин.

— Может быть. Когда вы вышли из кино на 80-й Северной?

— Примерно так же. В полдвенадцатого или в двенадцать.

— Пока все правда, Хэнк?

— Да.

— Надо позвонить в кино на 80-й Северной и проверить это тоже. Теперь можете идти, Бронкин. Ваш эскорт в холле.

— Слушайте, — сказал Бронкин, — могу я выпить кофе? Я помог вам, верно? Как насчет перекусить?

Карелла высморкался.

Ни на одной паре обуви в квартире Бронкина каблуки не имели даже отдаленного сходства с отпечатком, обработанным в лаборатории.

Баллистическая экспертиза установила, что ни одна из роковых пуль не была выпущена из принадлежащих Бронкину пистолетов 45-го калибра.

Из 92-го участка сообщили, что ни Майк Риардон, ни Дэвид Фостер никогда там не работали.

А жара не спадала.

Глава пятнадцатая

В четверг вечером, в семь часов двадцать шесть минут, все в городе смотрели на небо и ждали.

Город услышал некий звук и, услышав его, замер. Это был отдаленный раскат грома.

С севера вдруг подул ветер, освеживший обожженное лицо города. Ворчание грома раздалось ближе, и небо прорезали светящиеся зигзаги молний.

Люди, подняв голову к небу, ждали.

Казалось, дождь никогда не пойдет. Напрасно неистово вспыхивали молнии, стегали высотные здания и плясали над горизонтом. Гром сердито рокотал, ругаясь и негодуя.

Внезапно небо разверзлось, и хлынул дождь. Крупные капли забарабанили по тротуарам, улицам и водосточным желобам; раскаленный асфальт зашипел от соприкосновения с водой. Жители города улыбались, глядя на дождь, глядя, как большие капли — боже, какие огромные! — брызжут на мостовую. Все улыбались и хлопали друг друга по спине, и похоже было, что теперь все будет хорошо.

Но дождь перестал.

Он прекратился так же внезапно, как и начался. Сначала лило так, как будто прорвало плотину. Это продолжалось четыре минуты тридцать шесть секунд. Потом все кончилось, как если бы отверстие в плотине заткнули.

Молнии еще играли в небе, и гром по-прежнему ворчал, но дождя не было.

Ливень принес облегчение не больше чем на десять минут. После этого воздух опять стал раскаленным, и люди снова ругались, жаловались и обливались потом.

Никто не любит грубых шуток.

Даже когда шутит господь бог.

Когда дождь перестал, она стояла у окна.

Она мысленно выругалась и напомнила себе, что должна научить Стива языку знаков. Тогда он будет знать, когда она ругается. Сегодня он обещал прийти, и теперь она думала об этом и о том, что ей надеть для него.

Наверное, самым подходящим костюмом было бы отсутствие всякой одежды. Она улыбнулась собственной шутке. Это надо запомнить и сказать ему, когда он придет.

У улицы снова стал печальный вид. Дождь принес с собой веселье, но теперь он прошел, и улица стала темно-серой. Этот унылый цвет напоминал о смерти.

Смерть.

Двое погибли, двое человек, с которыми он работал и которых хорошо знал… И почему только он не подметальщик улиц, или мойщик окон, или что-нибудь в этом роде, почему полицейский, почему коп?

Она обернулась и посмотрела на часы, чтобы узнать, сколько еще осталось до его прихода, до того момента, когда она увидит подергивание дверной ручки и побежит открывать дверь. Стрелки часов ее не успокоили. До этого еще целые часы. Если он вообще придет. Если не случится ничего такого, что может задержать его на работе, — еще убийство, или…

«Я не должна об этом думать.

Это может повредить ему.

Если я буду думать о несчастье…

С ним ничего не может случиться… ничего. Стив сильный, Стив — хороший полицейский. Стив может постоять за себя. Но Риардон тоже был хороший полицейский, и Фостер тоже, и обоих уже нет в живых. Что может сделать полицейский, если ему стреляют в спину из пистолета 45-го калибра? Что ему делать, если убийца сидит в засаде?

Не думать об этом.

Убийств больше не будет. Это больше не повторится. Фостер был последней жертвой. Все. Все.

Стив, приходи скорее».

Она села перед дверью, зная, что придется ждать часы, пока начнет поворачиваться дверная ручка и скажет ей, что он здесь.

Человек встал с места.

Он был в трусах. Трусы были пестрые, они ловко сидели на нем; он прошел от кровати к туалетному столику, переваливаясь по-утиному. Высокий мужчина, великолепно сложенный. Он оценивающе поглядел на свой профиль в зеркале над туалетным столиком, посмотрел на часы, тяжело вздохнул и снова пошел к кровати.

Еще есть время.

Он лежал, глядя в потолок, и вдруг ему захотелось курить. Он опять встал и подошел к столику, двигаясь со странным перевальцем, что не подходило к его великолепной фигуре. Зажег сигарету и вернулся к кровати. Так он лежал, попыхивая сигаретой и размышляя.