Галаор - Уго Ириарт

ОЛИВЕРОС: Бронзовое войско занимает мост, Галаор.

ТРИСТАН: Дон Галаор, прошу вас, верните мне мое оружие! Я хочу сразиться с этими чудищами.

ОЛИВЕРОС: Мы с доном Тристаном расчистим тебе дорогу. А ты догоняй Фамонгомадана.

ГАЛАОР: Но, дон Оливерос, их же так много! Вам с ними не справиться. Галаор вернул дону Тристану его оружие. Фамонгомадан проехал через мост. Бронзовое войско на мосту сомкнуло ряды. Трое всадников взяли копья наизготовку и помчались вперед.

ТРИСТАН: За тебя, за тебя, несравненная Матильда! Твой преданный раб вступает в свой последний бой! И зеленый штандарт дона Тристана из Фландрии затрепетал на ветру, словно нежная весенняя листва.

Мост диадем

Бронзовое войско ждало их. Человек-ящерица помахивал огромным молотом, чудовищного вида женщина выставила вперед две огромные остро отточенные иглы, клубок змей шипел множеством голов, крыса размером с корову угрожающе размахивала хвостом, четыре гиены скалили стеклянные клыки, красивый юноша в доспехах, состоявших из бесчисленного количества твердых красных муравьев, поднял нежными женскими руками тонкую саблю, три свиньи и карлик на бронзовой курице закрывали самое узкое место моста диадем. Сзади толпились и шумели другие бронзовые чудища.

Атакующие рыцари разрезали бронзовое войско на две половины. Галаор – он находился в центре – проскакал вперед по открывшемуся проходу. Ксанф перелетел через свиней и карлика, копыта его ударили по последним плитам моста диадем, и Галаор оказался на равнине. Впереди, уже почти у горизонта, маячила крохотная черная фигурка. Сзади слышалось лязганье оружия, боевые кличи и звериный вой. Галаор обернулся. Разъяренные глыбы бронзы карабкались на рыцарей, громоздя невиданные живые башни. Мечи рыцарей еще сверкали. Вдруг кляча дона Тристана рухнула наземь. Упавший вместе с ней дон Тристан еще пытался наносить бесполезные удары, но два десятка хищных пастей уже оскалились на него со всех сторон. «За тебя, несравненная Матильда, за тебя!» Дон Оливерос упасть не успел: его безжизненное тело свешивалось с седла все еще продолжавшего сражаться коня. Галаор увидел, как карлик с хохотом поднимал верный меч дона Оливероса.

Слезы хлынули из глаз Галаора. Он стиснул зубы, пришпорил Ксанфа и поскакал за Фамонгомаданом.

– Ксанф, друг, догони его! Скачи, сын ветра, скачи!

По каменным плитам моста диадем в последний раз ударили копыта боевого коня дона Оливероса и в последний раз Галаор услышал его ржание, медленное и пронзительное, словно выстраданное признание.

Глаза из черного камня

Задыхающийся Ксанф почти настиг Сарданапала. Галаор, подавшись вперед, казалось, слился с конем, стал частью гармоничного целого. Фамонгомадан повернул свою огромную курчавую голову, и Галаор узнал этот холодный режущий взгляд непроницаемых, невыразительных упрямых глаз из черного, блестящего, как зеркало, камня.

Спокойный и величественный, живая башня громадного замка, склонил до земли огромную голову конегриф. Фамонгомадан огромными прыжками приближался к орлу, жеребенку, льву, птице с глазами размером со щит, глуповатыми и наивными. Галаор яростно пришпоривал Ксанфа.

Фамонгомадан спешился прыжком, не выпуская из цепких рук принцессу с глазами цвета спелой пшеницы, и побежал к конегрифу. Тот шумно захлопал тяжелыми крыльями и начал подниматься в воздух.

Ксанф прыгнул и вскочил конегрифу на спину. Гигант набрал высоту. Фамонгомадан медленно вынул из ножен черный меч. Галаор, спрыгнув с Ксанфа, взялся за рукоятку недавно обновленного им меча, принадлежавшего еще отцу его отца. Они не произнесли ни слова. Непобедимый первым напал на Галаора.

Конегриф взлетел так высоко, что с земли его можно было принять за голубя.

Они бились три дня и три ночи. Галаор пускал в ход самые утонченные приемы фехтования. Не зря он столько часов тренировался – с учителями, отцом, братьями. Но силы Галаора таяли, он повторялся, он уже переходил к обороне. Фамонгомадан размахивал мечом с той же силой, что и в первую минуту боя, применяя тщательно отработанные, смелые, исполненные коварства приемы. Каждую минуту он менял тактику, молниеносные удары следовали один за другим и отражать их стало все труднее. Нельзя было совершить ошибки. Галаор оборонялся. Взгляд сверкающих, как зеркало, похожих на черные камни глаз Непобедимого пронзал его насквозь.

Удар Фамонгомадана был страшен, как крик ужаса. На долю секунды опоздал Галаор, но их оказалось достаточно: меч его переломился надвое.

В этот миг Галаор вспомнил безжизненное тело Оливероса в седле еще продолжавшего сражаться коня. Но вспомнил он и другое. Фамонгомадан отступил на шаг и занес для последнего удара свой огромный, черный, остро наточенный меч. В руке Галаора сверкнул кинжал. Быстрый, беспощадный удар в шею. «Хранящий тайну» разлетелся на мелкие осколки, красные от крови.

Фамонгомадан со скрещенными на груди руками, не проронив ни звука и не отрывая от Галаора навеки застывшего непроницаемого невыразительного и упрямого взгляда, упал с конегрифа и камнем рухнул на землю, как большая подбитая черная птица.

Спасенная

БРУНИЛЬДА: Я родилась в твердом деревянном футляре для предмета со струнами, который служит для пения. Значит ли это, что я – лютня, а девушкой стала по ошибке? Множество существ толпилось вокруг меня – больших и маленьких, заросших волосами, толстых, худых. Я одна такая? Мы все разные? Я видела и некоторое сходство: Вы, например, и тот, кто сейчас улетел, похожи. Есть еще такие, как вы? Вас много? Когда кто-то рождается на свет, его всегда хватают и скачут с ним во весь опор на черном коне? Кто заставляет соблюдать эти непонятные обычаи? Мы попали на это животное и летели на нем, потом вы двое танцевали три дня и три ночи молча. Вы были поглощены танцем, и танец ваш был очень красивый. Но зачем? В чем смысл всего этого? И почему вы не пригласили музыкантов, чтобы танцевать под музыку? Я видела другие танцы, при свете костра, но этот мне понравился больше. Я слышала, что мы рождаемся от родителей. А какие они? Мои родители – музыкальные инструменты? А Ваши родители – как лошади или как птицы? Где живут живые существа – в гнездах, в повозках, в седлах? Мне говорили, что есть города. Какие они? Они похожи на деревья? Говорят, что в них живут люди. Города что, они живые или просто огромные? И как в них проникают? Город их проглатывает? В них есть короли. А какого они размера? Маленькие, как кольцо, или громадные, как животное с хоботом? Я заметила, что некоторые существа разговаривают, а другие – нет, но не все языки я понимаю: не понимаю, например, о чем беседуют птицы и о чем кричат собаки. Почему собаки все время кричат? Вы понимаете, что они хотят сказать? Деревья и травы глупые: не могут ни двигаться, ни говорить. Им всегда грустно? Скажите, мы всегда рождаемся такими, какие мы есть, – одни морщинистые, другие без зубов и в перьях, третьи большие, как Вы? Говорят, что все растет и меняется со временем. Я тоже вырасту? Буду большой, как гора, или маленькой, как мышь? Когда я вырасту, у меня появятся крылья, и я смогу летать? Мне так хотелось бы! Я всегда буду такой, как сейчас? Мне больше всего нравятся те, кто похож на меня. Однажды я видела свое отражение в зеркале, и оно мне понравилось. Надеюсь, что я не очень сильно изменюсь: мне не хотелось бы стать похожей на огромных лысых животных с хоботом. А Вы каким были, пока не выросли? Вы походили на эту лошадь? Послушайте, я видела степи, горы, долины. Велики ли они? Говорят, что там, где все это кончается, начинаются огромные волны воды. Какие они? Вы их видели? Скажите мне, что будет дальше? Возвратится летающий рыцарь, и мы снова поскачем? Что за правила у этой церемонии? И что это за церемония? Я не знаю, ни где я, ни что я, ни что вокруг происходит… И у меня столько всяких вопросов! Простите меня за мою назойливость. Просто я ничего не понимаю!

О фырканье

Неимоверно усталый Галаор, лежа на спине конегрифа и сжимая рукоять хрустального кинжала, слушал Брунильду и смотрел в ее детские глаза цвета пшеницы.

Выглядела она прекрасной и нежной, словно спелое яблоко, сидела, спокойно сложив руки на коленях, как и полагается хорошо воспитанной девушке. Ее голос, жесты и манеры такие, какие им полагается быть у веселой пятнадцатилетней девушки.

ГАЛАОР: Я тоже многого не знаю, принцесса. Мы рождаемся от родителей, похожих на нас… Потом растем и меняемся. Наши представления о жизни и наши цели меняются иногда очень сильно. Совсем недавно, гордясь новым блестящим оружием, пополнил я ряды рыцарей. Тогда я думал, что знаю все или почти все… Но постепенно меня начали одолевать сомнения, и сейчас мне кажется, что я не знаю совсем ничего. Я не знаю, правильно ли я поступил, вступив в схватку с Фамонгомаданом… Знаю, что три дня назад дон Оливерос и дон Тристан были еще живы. Знаю, что благородная принцесса – сокровище Страны Зайцев. Не знаю, каким я стану через много лет, и каждый день все больше убеждаюсь в том, что поступки мои слепы и бессмысленны. Есть такие, которые все знают и во всем уверены. Обратитесь к ним. Я знаю лишь, что почти ничего не понимаю. Я такой же, как и Вы: я словно только что родился. Новорожденный со смутными, печальными, болезненными, как хохот в ночной тишине, воспоминаниями.