Очень мужская работа - Александр Зорич

— С чего это ты вдруг, Сергей, про мои деньги? — скучно спросил Клубин. — И просили же тебя: не «сталкер», а «трекер».

Тополь сказал себе: «товсь».

— Ой, да ладно, «сталкер», «хялкер»… А что, не так, что ли? Про деньги?

— Ты совершенно напрасно решил, что я с тобой, Сергей, буду обсуждать, где и как работают мои деньги.

— Сами же сейчас сказали, что работают в России!

— Когда я это сказал? — неискренне удивился Клубин.

— Может быть, не будем о политике, ведомые? — предложил Тополь повышенным голосом.

— Погоди, братан. Вы, Андрей Олегович, сейчас сказали, что ваши деньги работают в России.

— Он спросил тебя, братан, с чего ты вдруг решил, что он будет с тобой разговаривать о его деньгах. И он прав, — сказал Тополь. — Так, ведомые, хорош!

— Чего-то я не понял ничего, — злобно сказал Фуха. — Вы что здесь жизни меня поучить решили?

— Слышь, братан. Вот именно здесь и именно сейчас лично я занят именно обучением тебя жизни, — сказал Тополь, совершенно нормальный, здоровый Тополь. — Дело это нелёгкое. Не порть мне передышку. Чего ты взъерепенился, ведомый?

— Не понял я! — с настоящей злобой сказал Фуха. Он уже стоял на коленях, руки, как давеча, в боки, и был он готов с колен прыжком вскочить. Аргументов у Тополя было навалом, чтобы его осадить, но влез, чёрт бы его побрал, Клубин.

— Вот в том и дело, Сергей, что вы, профессиональные патриоты, никогда ничего не слушаете и именно поэтому ничего не понимаете, — сказал он насмешливо. — Ну ничего у вас не меняется, трах-тарарах.

— А вы, ххх, всё, ххх, понимаете! У вас, ххх, всё новое каждый день!

— Не всё. Но я приучен внимательно слушать собеседника. Хотя бы.

— И это вам тоже дал коммунизм! Советская школа! А нас вы этого лишили!

— Я не настолько стар, — заметил Клубин. — Сергей, хватит валять вола. Закончили тему. Прекрати клоунаду.

— Клоунаду?! С-сыка… Все вы трусы, — заявил Фуха и утвердился на коленях поудобнее. — Советский народ построил Чернобыль. А его взорвали. Утопили гигантский корабль с туристами. Специально. Чтобы дестабилизировать обстановку в Эсэсэр. Чтобы советский человек лишился присущей только ему веры в незыблемость завтрашнего дня, уверенности в нём. И это удалось — деструктивным западным силам. Им нужны были наши высокие технологии, наша Сибирь и наши мозги. Предатели в правительстве нашлись, конечно, за евро-то да замки на Багамах! И всё прахом пошло. Сибири нет — это раз! С термоядом этим — кстати, советским — наша нефть никому больше не нужна. Два! С генераторами этими… «серловскими»… там тоже непонятно! Молодёжь деградирует! Работы нет! И будущего! Три! Остался только космос, да и тот… Акционерное общество «Наш космос», — с высоким презрением заключил тираду Фуха. Тополь едва не зааплодировал ему. Но не зааплодировал, а привычно незаметным движением перевёл датчик силовой кобуры в режим ready.

— Уверенность в завтрашнем дне… — повторил Клубин задумчиво. — Да, это я уже помню… То есть я помню момент, когда завтрашний день, о котором ты говоришь, наконец превратился в день сегодняшний. Прямо катастрофа случилась. Как зима. Ни с того, ни с сего…

— Ну правильно! — сказал Фуха. — Как только отобрали уверенность, народ обнищал тут же и всё посыпалось!

Клубин поверх своих стёкол смотрел на Фуху долго, поджав губы, потом сказал с оттяжкой:

— «Уверенность в завтрашнем дне», пацан ты пацан, это всегда значило в совке: «лишь бы не было войны». Настоящая уверенность в завтрашнем дне на самом деле — это абсолютно другое. И как раз этого тогда и не было. Никогда не было. Впрочем, и сейчас там, у нас, нет… Надо учить историю, Сергей. И не на партийных дискотеках. Работать надо. Ложь, что нет работы, самая страшная ложь… Работы навалом. — Он почесал бровь расчёской. — Отправить тебя на полгода в Швецию, что ли, с Ириной? Или позволить тебе так и умереть счастливым? А то, ну что это такое — яйца выросли, а мозги — нет…

— Умере-еть? — протянул Фуха. — Не дождётесь, папаша. И Сибирь снова будет наша. И космос будет нашим! И Зону, построенную на русские рубли, мы будем контролировать! Со всеми вашими Карьерами! И тогда посмотрим, что нужней: яйца или мозги!

Тополь заржал. Невозможно было удержаться. Ситуация уже необратима. Психоз новичка. Практически приговор. В лучшем случае заканчивается мордобоем. Клубин, Клубин, что же ты творишь, скотина, разводишь мутилово да военново? И, главное, как ловко!

— Ты-то что, халдей?! — вызверился на Тополя Фуха. Он не на шутку себя взвинтил. Обычно люди после сытного обеда добреют и расслабляются… Да, типичный, типичный мародёр, с принципами. Кажется, Тополь уже об этом думал когда-то недавно… Не нужно особой психологии, он сам туда лезет, в бутылку Клубина…

И не подкопаешься. Новичок психанул, группу подставил — ну что ж, там и закопали… И правильно сделали.

Халдей, значит.

— Братан… извини. Большой мой русский сагиб! Ты сегодня был герой, и я не преувеличиваю, — сказал Тополь проникновенно и искренне, с надрывом. — Ты завалил кровососа, в одиночку, двумя, с двадцати. Я завтра об этом буду людям рассказывать, поверь. И они запомнят, что такое возможно. Два выстрела подряд — и каждый на миллион. Кстати, и рязанского на днёвке тоже ты расшевелил… да как небанально… Пополнил общественный опыт. Теперь тебе в Предзонье всякий нальёт, повторит и будет хвастаться… Но давай уже, попусти политику. Мы ещё не вернулись. Заслуженное уважение из Зоны надо вынести, понимаешь? Это же ништяк, вникни… братан.

— Я тут, суки, в первый и последний раз, понял? Я сюда, суки, вернусь, когда Зона станет нашей, и золото из нашего Карьера будет наше, и вы у нас в ногах валяться будете, чтобы мы с вами им делились. А вас, предателей, мы развесим на фонарях, суки.

— Ты очень груб, братан, — сказал Тополь. — Нельзя тут. Так.

— Вернуть гадов в лоно, предварительно наказав, — пробормотал Клубин очень отчётливо. — Охо-хо-хо-хонюшки…

— Да я ваш нюх ненавижу, каз-злы! — заорал Фуха и схватился за пистолет. И замер. Два ствола с двух сторон смотрели на него в упор, не мигая, спокойно и окончательно. Парабеллум-премиум Клубина и «ночной» ПМ Тополя. В силовой кобуре Тополя потрескивал трансформатор. Пора менять.

— Олегыч, я буду говорить с ним, — сообщил Тополь. — Фуха, Серёжа, как тебя там… ведомый! Тебе прямо полсекунды до смерти. Здесь тебе Зона, здесь себя грубо не ведут. А невыполнение приказов ведущего карается расстрелом на месте, без разговоров. Ты должен быть сейчас о-очень неуверен в своём завтрашнем дне, Сергей. Сейчас, о мой большой русский сагиб, презренный халдей в последний раз попытается научить тебя жизни… Палец от спуска оттопырил подальше! Перехвати автомат за ремень. Другой рукой, урод! Пальцами, бля! Так. Тихо спусти на землю. Теперь повернись ко мне спиной и садись. Так. На жопу сел! Так. Ноги раздвинь, руки за го…

Пробил полдень. И в тот же миг Матушка Вспыхнула.

Началась новая иппоха, как говорил один писательский мальчуган.

Глава 10 TIME OUT

Relax and settle down.Let your mind go ‘round.Lay down on the ground.And listen to the sound,Of the band.Hold my hand!

Дальше Клубин знал — помнил — всё лучше Тополя. От первого толчка Тополь упал, а Фуха, наоборот, как и полагалось ему, существу, специально созданному для действий в любой обстановке, справился, вскочил и ударил Тополя каблуком в грудь, а потом вскинул пистолет… «Ну шо, папаша? Дискурс изменился или нет?» — ощерив над чёрной точкой ствола свой дарёный Голливуд, успел спросить он Клубина… а Клубин, не пытаясь больше встать, не мог он уже, глянул на него сквозь разбившиеся очки, с трудом, в два приёма, переглатывая, успел набрать сколько-то слюны и сплюнуть — Фухе точно на ботинок, на шнуровку… и за секунду до выстрела в предвещающей Небесный Гром тишине он процедил, ясно и разборчиво: «Он сгнил, половая ты щёлка…» А потом добрался до них семимильный шаг Небесного Грома и ударил их всех, не разбирая правых, сирых и квёлых, огромным страшным ватным валиком, выбив из почвы всю влагу… и был слепой и беззвучный выстрел клона, и был невероятный рикошет пули от фланца… и спина Фухи, сломя голову скачущего по лопающимся кочкам «дымовиков» куда-то к горизонту… и сиплый мат Тополя, что охранную систему надо сторожить не только на вход, но и на выход… И когда Тополь, увлечённый своим рассказом, сказал: «И тут меня на полуслове оглоушило, как доской по уху, и очухался я через не знаю сколько, и началось всё опять заново… как написал бы Жарковский: „мексиканская ничья… у нас, болезных, началась“», — Клубин кивнул и перебил его: «О'кей, здесь пока закончим, господин Тополь», — и обратил внимание собеседников на время.