Очень мужская работа - Александр Зорич

И получилось у него, что с места, где они очутились, путь к отступлению лишь один — мимо рязанского, по краю кольца. Твою мать. «Радуга», бывшая за спиной, вела назад, то есть в смерть. Не вариант. — Тут безумие вдруг промолчало. От неожиданности, что ли? Слева, откуда пятились ведомые, обильно парили на морозце затопленные котлованы для мусора. Вода в них была заражена «сушкой», как цистерна с бетоном на входе. Справа располагался пустырь с «мамиными трещинами» — самой непроходимой, неумолимой даже живой отмычкой, гитикой Зоны. Чёртов гриб расселся, получалось, прямо на пути группы Тополя к Малой свалке. И сейчас судьба означенной группы целиком и полностью зависела от его, гриба долбаного, добродушия. Но у грибов нет души… Да как же он проснулся, епэбэвээр?!

Кое-что мог прояснить опрос свидетелей.

— Фуха, — сказал Тополь спокойно, — как ты его разбудил?

— Да я поссал на него! — Фуха осёкся, сообразив, что какой-то неуместненький тон вышел. — Случайно я… Вас нет, а тут эта тумба. А я уже не мог терпеть. Что это вообще, а, братан? Это ж не этот… не голегром?

У Тополя не нашлось слов, даже элементарных, и Фуха, не в силах молчать, продолжил:

— Он задымился и вспух. Вдруг раз — глаза на нём! Я отскочил и врезал по нему. А он вон какой как вырос! Врать не буду — я очень испугался. А тут и вы подоспели. А ты чего не стрелял, братан? У него что — силовое поле? Как в кино? Я думал это чушка бетонная какая-то.

Если бы Тополь имел возможность осознавать свою душевную болезнь, он бы мог сейчас изречь нечто историческое вроде: «Никакое безумие не опасно так, как здоровый идиотизм невежды».

Рязанский осел до нормальных зимне-дневных размеров. Но кольцо гравитации не ослабевало. И ни один глаз не закрылся. Макушка оставалось острой. Трюфель был раздражён. Тут его можно было понять.

Не выдержал Клубин.

— Это рязанский, — сказал он. — Рязанский же?

— Ещё какой рязанский, трах-тарарах, — откликнулся Тополь.

— Он нас видит?

— Риторический вопрос отчаявшегося человека, — заметил Тополь.

— Разговаривать-то нам можно?

— Последнее слово приговорённому положено законом.

— Что нам делать? Может, отвлечь огнём? Факелы, зажигалки?

— Пятьдесят на пятьдесят, — сказал Тополь. Он думал именно об этом. — Может отвлечь, а может и разбудить его окончательно. Разное говорят.

— Ты не сталкивался до сих пор с таким, Костя?

— Матушка милостива была. И сегодня была бы. Ведомые у меня идиоты.

— Что делаем?

— Ждём и надеемся. Глаз вроде закрылся один. Эх, мать твою…

В этот момент у Тополя в спецкостюме сработал датчик-весы. Но ещё за секунду до этого по пузырю, вдруг надувшемуся в желудке, он понял, что рязанский предпринял. Слава богу, предпринял нежное.

— Подвесил, скотина! — сказал Тополь, стремительно теряя вес. — Старайтесь не обрыгаться! Глотать!

— Ай!

— Не сучить конечностями! Держитесь ногами вниз! Это всего лишь невесомость!

Про невесомость Тополь объяснял зря. Клубина подняло невысоко и чуть набок положило (а замер Клубин сразу), но Фуха, запаниковавший и доставший в дурацкой (но естественной, надо согласиться) попытке зацепиться ногой землю, взмыл метров на пять и там, в вышине, завалился на спину, перевернулся… так крутиться он будет теперь, сколько грибу угодно. И трение не поможет. Или поможет? Тереться о воздух — что может быть нежней? Тренировками же на невесомость Фуха себя никогда не пытал. Ты, что ли, Тополь, ими себя пытал?.. Уже то хорошо, что Фуха молча крутится. Возможно, от ужаса. Или вообще вырубился. Или захлебнулся рвотными массами и отдаёт концы…

— Фуха, старайся! Двигайся, как кошка, останови вращение! — сказал Тополь, больше не стесняясь громкости. Он повис ниже всех, с поджатыми ногами. — И не стрелять! Если до сих пор он нас не рванул и не растоптал…

Рязанский вдруг выпрямился и произвёл мощный «топок» в их направлении. Табм! Земля дрогнула так, что это ощутил даже парящий вниз головой Фуха. Табм! Рязанский стоял уже на границе собственного гравитационного кольца. Глаза Тополя отказывались закрываться. Рязанский начал топ-танец, пугая жертв. Табм! Табм! Табм! Табм! Сейчас он нас уронит и затопает. И ведь не поспоришь: обоснованно! Кому понравится: ты мирно спишь, к тебе подходит какой-то урод и задирает на тебя ногу… Табм!

— Внимание, ведомые! — заговорил Тополь, до предела повысив громкость. — Мы друг от друга на приличном расстоянии! Если что! Если он одного топнет — остальных перестанет держать. Есть такой шанс. Кому повезёт! Сразу, как упали! Вскакивать и бежать в «радугу», чёрт с ними, с правилами! Если не повезёт мне! Желаю вам удачи! Выбраться! Бежать хоть на переломанных но…

— Да нет уже никакой твоей «радуги»! — крикнул Фуха с выражением. — Куда бежать-то?

Надо же, Фуха был в сознании. Впрочем, топот-то он слышал, но тушу, прыгающую наподобие резиновой дубинки из мультика, не видел, его как раз развернуло спиной. Он сказал — «радуга» слиняла? Необходимо, необходимо убедиться… Резкое движение тазом. Получилось!

— А это ещё кто?! — Фуха не взвизгнул, а… Сложно атрибутировать тон, каким он задал вопрос. Истерический всхлип? Фальцет молодого Гиллана? «Ваня Гиллан верещит — поросёнка режут…» Как там дальше папа пел?..

«Радуга» исчезла начисто. Видимость сегодняшним поздним морозным утром наводила изумление и восторг. Промороженный воздух был чист, на горизонте, акварельно подчёркнутом щёткой лесопосадок, величественно серела на фоне непрозрачного неба громада Саркофага: «радуга» вывела их из себя лицом на север; а на юге, на западе, на востоке… что ж, снег отлично задрапировал выселки и хутора Малой свалки, превратив кучи грязного железного лома в живописные холмики. Обратка. Вот я где. Свалочная Обратка. Вот куда сместилось отражение темрюковской «радуги». Новое в зоноведении. Дрейф радужных окончаний неизвестной природы.

Здесь вообще никто и никогда не ходил. За ненадобностью. С той стороны могильников есть тропа. А с этой — Фуха стал первопроходцем.

Это был тупик. «Радуга» высадила их в подкову непроходимых гитик и смылась, сука. Единственный выход из подковы наглухо замкнут осквернённым, жаждущим мщения рязанским трюфелем…

Но оказывается, у группы Тополя здесь имелась компания — чего Фуха-то визжал.

Компания в лице местного кровососа.

Он, наверное, «радугу» пережидал — с той стороны занавеса.

Из-за кровососа Фуха и визжал. А что это, мол, такое?

Да кровосос же, идиот.

Рязанский-Русенбум заметил кровососа одновременно с Тополем. Сон, если он в каком-то из глаз рязанского и оставался, слетел моментально. Подвешенными двуногими без злых губ он мог пока и пренебречь, удерживая их автоматически, а вот кровосос — враг опасный, двуногий с губами, внимания требовал специального и полного. Трюфель единым топком отскочил в центр своего кольца, вытянулся во весь рост и завибрировал боками, словно цыганка бюстом. Редкие шерстинки старика торчали дыбом, как проволочные. Кто-то бы решил, что он затрясся в ужасе, но только не Тополь. И не кровосос.

Кровосос был битый, возрастной, не раз менявший шкуру и восстанавливавший конечности. Одна из губ у него была неполна, левая нога срослась неровно, как рваный ноготь: кровосос заметно прихрамывал. Если бы он хоть чуть-чуть сместился в сторону… чтобы мы с ведомыми висели не на линии огня… Если сейчас рязанский хлестнёт его гравитационной плетью… Впрочем, вряд ли. Далековато. Да и день ведь, чёрт побери!

— Костя, если что, мы за кого? — неожиданно спросил Клубин неожиданно спокойно.

— За двуногих без перьев, — ответил Тополь со смешком. Видимо, границу ужаса они оба перешли давно. — До выяснения победителя.

— Понял, — заключил Клубин.

— А мне что делать? — крикнул сверху Фуха.

— Наслаждайся видами. Вспоминай «Отче наш» попутно.

Фуха выматерился.

— Неправильно помнишь, — заметил Тополь. — Начинается: «Иже еси на небеси».

Кровосос кратко взгуднул и рывком исчез. Детектор движения в шлеме Тополя с полусекундным запаздыванием показал его манёвр — кровосос ушёл резко к котлованам, к врагу, однако, приблизившись. Теперь он был на одной линии с ними. Днём у кровососа очень большие преимущества перед рязанским. И подвесить себя он не даст, и «чёрной дыркой» в него грибу не попасть. Да и не будет тратиться гриб на мощные удары, он же не вечный двигатель: день же. Кровосос, кстати, на невидимость тоже не хотел тратить силы, зная, видимо, по опыту, что грибу эти ухищрения тьфу, пока гриб прячется за кольцом. Так что кровосос, переместившись, проявился. И тут Тополю — или его безумию — помстилось на миг, что кровосос покосился на него и — вот лично ему, Тополю, конкретно — кивнул. Кровосос. Кивнул. Юмористически.