Каньон Тираннозавра - Дуглас Престон

Он начал с кухни, действуя проворно и методично. Прежде чем притронуться к какой-нибудь вещи, замечал, где она стоит или лежит, и потом возвращал ее точно на прежнее место. Если блокнота в доме нет, ни к чему понапрасну волновать хозяев. Если же блокнот здесь, то Мэддокс его найдет.

16

Доктор Айэн Корвус прошел к единственному в своем кабинете окну с видом на Центральный парк. Корвусу был виден пруд — в его металлически блестевшей поверхности отражалось вечернее солнце. Взгляду доктора предстала лодка, медленно скользившая по воде: отец с сыном на прогулке, и тот, и другой держат по веслу. Корвус смотрел, как весла погружаются в воду и лодка неспешно пересекает озеро. Юный сын, казалось, еле справляется со своим веслом. В конце концов, оно выскочило из уключины и, сорвавшись, поплыло прочь. Отец поднялся, гневно замахал руками. Немая сцена, пантомима, разыгрывающаяся в отдалении.

Отец и сын. Корвуса слегка затошнило. Очаровательный маленький спектакль, напомнивший доктору о его собственном отце, который был одним из крупнейших английских биологов и до последнего времени сотрудничал с Британским музеем. К тридцати пяти годам — нынешний возраст самого Корвуса — отец уже состоял в Британской академии, был лауреатом криппеновской медали и значился в списке тех, кому королева намеревалась вручить по случаю дня рождения Орден Британской империи. Корвус задрожал от застарелого гнева, вспомнив отцовское усатое лицо, покрытые сеточкой сосудов щеки, военную выправку, руку в старческих пятнах, неизменно сжимавшую бокал виски с содовой, и голос, изрекающий язвительные замечания. Старый паршивец отправился на тот свет десять лет назад в результате инсульта — грохнулся замертво, рассыпав кубики льда по старинному французскому ковру в их лондонском особняке на Уилтон-кресент. Корвус-младший, разумеется, унаследовал много всякой всячины, однако ни огромное наследство, ни имя не помогли ему получить должность в Британском музее, единственном месте, где он хотел работать.

И вот сейчас, в тридцать пять лет, Корвус до сих пор служил помощником смотрителя в отделе палеонтологии, вынужденный в ожидании постоянной штатной должности пресмыкаться перед руководством. Без нее он был ученым лишь наполовину, а значит — каким-то неполноценным человеком. Помощник смотрителя. Корвус почти чувствовал душок поражения, исходивший от самих этих слов. Он никогда не вписывался в работу того вечного двигателя, который представляла собой американская академическая среда. Доктор выделялся на фоне прочих научных кадров — безликой серой массы. Корвус понимал, что он вспыльчив, язвителен и нетерпелив и не участвовал в их играх. Его заявление о приеме на постоянную должность рассматривалось еще три года назад, но принятие окончательного решения отложили. Результаты палеонтологических исследований Корвуса в Западном Китае, в долине Тунг Нор, не помогли. За последние три года он развил бурную деятельность, но все проходит даром. Пока что…

Корвус посмотрел на часы. Пора идти на эту проклятую встречу.

Кабинет доктора У. Кушмана Пиэла, президента Музея, располагался в юго-западной башне, откуда открывался внушительный вид на музейный парк и выполненный в неоклассическом стиле фасад здания нью-йоркского Исторического общества. Секретарь Пиэла проводил Корвуса до двери и вполголоса объявил о его приходе. «Почему так выходит, — думал Корвус, в преддверии высочайшей аудиенции изображавший любезную улыбку, — что люди всегда говорят шепотом при королях и при кретинах?»

Пиэл вышел из-за стола, дабы поприветствовать доктора, твердо, по-мужски пожал ему руку, а другой похлопал по плечу — так обычно делают коммивояжеры. Затем президент усадил Корвуса в старинное кресло в стиле шекеров[13], помещавшееся у отделанного мрамором камина. Там горел огонь, не то что в камине у Корвуса. Лишь удостоверившись, что гостю удобно, Пиэл сел, демонстрируя старосветскую обходительность. Грива седых волос, зачесанных назад, темно-серые костюмы и неспешная старомодная манера говорить — Пиэл выглядел прирожденным директором музея. Все это показное. Корвус знал: за внешней утонченностью кроются изворотливость и нюх хорька.

— Айэн, как поживаете? — Пиэл откинулся на спинку кресла, сложил руки домиком.

— Прекрасно, спасибо, Кушман, — ответил Корвус, кладя ногу на ногу и расправляя стрелки на брюках.

— Чудно, чудно. Что вам предложить? Воды? Кофе? Хересу?

— Ничего, благодарю.

— Лично я позволяю себе стаканчик хересу в пять часов — в этом отношении я порочен.

Ну да, конечно. У Пиэла с супругой была разница в тридцать лет, жена обманывала его с молоденьким смотрителем археологического отдела, и если уж не порок выставлять себя стариком-рогоносцем, то жениться на женщине, которая моложе твоей собственной дочери, — порок вне всякого сомнения.

Секретарь принес на серебряном подносе хрустальный стаканчик, наполненный янтарной жидкостью. Пиэл с изысканным видом отпил из стаканчика.

— «Грэмз тони» урожая шестьдесят первого года. Божественный нектар.

Корвус ждал, сохраняя вежливо-нейтральное выражение лица.

Пиэл поставил стакан.

— Я не буду ходить вокруг да около, Айэн. Как вы знаете, снова поднят вопрос о присвоении вам постоянной штатной должности. Кафедра палеонтологии начнет обсуждение в первых числах следующего месяца, процедура известная.

— Естественно.

— И проходит она вторично, это вы тоже знаете. Кафедра выносит свою рекомендацию мне на рассмотрение. Формально последнее слово за мной, однако за десять лет моего президентства я ни разу не выступил против решения кафедры, так же я намерен поступать и впредь. Мне неведомо, что решит кафедра относительно вас. Я не говорил на эту тему с ее сотрудниками, да и не собираюсь говорить. Но мне бы хотелось дать вам один совет.

— Всегда рад выслушать ваш совет, Кушман.

— Мы — сотрудники Музея. Исследователи. К счастью, здесь у нас не университет, нам не нужно обучать толпу студентишек. Мы можем всецело посвятить себя исследованиям и публикациям. Следовательно, если публикаций недостаточно — это непростительно.

Он умолк, чуть приподняв бровь, словно желая подчеркнуть тонкость своего замечания, которое, как обычно, могло по тонкости сравниться разве что с корабельным канатом.

Пиэл взял лист бумаги.

— Вот список ваших публикаций. Вы являетесь сотрудником Музея уже девять лет, а статей я насчитал одиннадцать — приблизительно одна статья в год.