Нэнуни-четырехглазый - Валерий Янковский

Одобренные успешным началом, охотники все увлеченнее стремились вперед, стараясь ловить на мушку мелькавшие в лесу тени. А несчастные пленники, оказавшись между двух огней, расползались по кустам со связанными за спиной руками, — кто куда, лишь бы уткнуть голову в укрытие!

В эти минуты в чаще происходило беспрерывное движение. Одни перебегали, другие прятались: кто за камень, кто за упавшую лесину. Строй и порядок, конечно, нарушились.

И вдруг, сквозь шум отдельных возгласов, зарокотал начальственный голос главаря шайки. Черноусый батоу, опытный бандит, не поддался панике. Затаившись за деревом, он быстро разобрался в обстановке. Его команды я угрозы возымели действие. Огонь хунхузов стал жарче, прицельнее. Почувствовав это, Син Солле, стараясь вновь посеять панику, закричал:

— Окружайте хунхузов, окружайте! Отрежем им дорогу к сопкам!

Наблюдая за цепью, Михаил Иванович все время продвигался вперед и незаметно для себя попал в засаду.

Опытный глаз атамана издали нащупал командира охотников. Спрятавшись за толстым деревом, он ждал его приближения. Но вот коренастый бородач с винчестером наизготовке миновал вековой тополь. Пора!

Хунхуз высунулся из-за дерева и стал ловить врага на мушку. Державшиеся неподалеку корейские следопыты заметили бандита, но, только что отстреляв, не успели перезарядить свои одностволки и замерли в оцепенении: сейчас грянет выстрел и их «капитану» конец! Поздно…

Хрустнула ли под ногой хунхуза сухая ветка? Или чей-то неведомый голос заставил обернуться? — Но Михаил Иванович вдруг оглянулся. Он увидел сгорбленную и напряжении фигуру, направленный на него длинный ствол ружья и даже маленькую черную дырочку дульного отверстия. И мгновенно вскинул свой винчестер.

Теперь даже не секунды, а доли секунды решали исход дуэли. Кто быстрее, кто точней?

Маньчжур целился очень тщательно. Он был уверен, что выигрыш во времени на его стороне. Откуда было ему знать, что противник разбивает пулей летящий в небе камень?

Михаил Иванович выстрелил с ходу, прямо с разворота, но винчестерская пуля пришлась в цель. Черноусый вздрогнул, выронил бердану и рухнул на усыпанную прошлогодним листом землю. Но это был волевой и фанатичный хунхуз. А по поверию предков дыру от пули нужно лишь как можно скорее заткнуть: не выпустить через нее мятежный «дух». Только не опоздать! А рана зарастет… И он ногтями судорожно содрал с корня мох, задрал куртку и, лежа, заткнул рану. Уверенно схватил ружье и поднялся на ноги. Попытался крикнуть, но видно, «дух» успел-таки выйти: усатый припал к дереву, сполз вдоль ствола и раскинул руки. Покатилась в сторону шапка, заскользила по опавшим листьям бердана. И, зацепившись за что-то спусковым крючком, вдруг выстрелила. Уже в землю.

Янковский автоматически рванул скобу, загнал новый патрон, и в этот момент услышал как всегда неторопливый, но показавшийся странно хриплым голос Гека:

— Михаил, мой винчестер не открывается!

Он резко обернулся и увидел невдалеке среди деревьев силуэт шкипера. Гек, выхватив свой мощный кривой кинжал, возился с магазином, поврежденным прямым попаданием тяжелой хунхузской пули.

Ковыряясь с ружьем, китобой выдвинулся из укрытия — ствола толстого кедра. И вдруг в двух десятках шагов от него Михаил заметил какое-то движение. В подлеске, из-за поваленного бурей дерева высунулся ствол берданы. Михаил прицелился в поднявшегося на одно колено бандита и, не медля ни секунды, выстрелил чуть пониже темной шапки-ушанки.

Восторженный вопль нескольких голосов прокатился по лесу, и стрельба как-то сама собой сразу стихла. Потрясенные гибелью своего батоу и товарищей, хунхузы как зайцы сигали по лесу.

Охотники, уже не прячась, стекались к месту главных событий. Широко шагая, подошел Гек и крепко пожал руку друга.

— Спасибо. Тот змея мог сделать мне хорошую дырку! — Он посмотрел на бездыханного батоу. — Ловко ты их. Только жаль, этот рано выпустил дух. Может быть, он мог рассказать про мой мальчик.

Взволнованный Син Солле обнял Михаила Ивановича.

— Молодец! Ту Суни говорит — думал, тебе конец! Как успел заметить хитрый вора, как успел стрелять прямо черный сердце? Это их самый главный. Теперь, кто остался живой, будут бегать к себе домой, рассказывать. Снова скоро не придет… Что, будем посылать один люди в деревню, чтобы там нас ожидали?

— Конечно, сажай кого-нибудь верхом, пусть скачет. А мы пойдем развязывать пленных. Я давеча издали узнал твоего тестя. Да, раненые есть?

— Только два человека пули немного поцарапали… И тут же в деревню поскакал гонец с радостным известием: все живы, пленные освобождены, идут домой.

Задымили в деревне высокие деревянные трубы, закипела в чугунных котлах вода. Закудахтали обреченные куры, взвизгнул поросенок. Засуетились хозяйки и подростки. Попыхивая аршинными трубками, приготовлениями степенно распоряжались белобородые старики-переселенцы.

Пир подготовили на просторном дворе старосты. Глинобитный пол гладко утрамбован, чисто выметен. Весь двор обнесен сплетенным из лозы высоким забором, в нем тихо, тело. Расстелены камышовые циновки, расставлены низкие лакированные столики. На них латунные чашки с парящей вареной свининой, жареными в, кунжутном масле курами, очищенными крутыми яйцами, квашеной с чесноком и красным перцем капустой и редькой. В мисочках вяленая рыба, пророщенные бобы, соленые побеги папоротника в соевом соусе. В оплетенных ивовыми прутьями корчагах — духовитая корейская водка — сури.

Деревня Верхнее Сидеми устроила отряду торжественную встречу. Но Михаил Иванович и Гек только наскоро перекусили, поздравили с успехом и ускакали домой. Их ждали неотложные дела.

Зато оставшиеся ели, пили и галдели в свое удовольствие: рассказам не было конца. Но главная тема — поединок двух атаманов. Раскрасневшийся от горячей пищи и сури Пак Ту Суни завладел общим вниманием:

— Вы думаете, простой человек мог увидеть врага у себя за спиной и так, в одно мгновение, его сразить? Нет, не мог. Обыкновенный не мог. Но я-то был рядом, все видел и понял, в чем дело, в чем секрет. И я прямо говорю: у Микау Иванычи есть невидимая, ни для кого не заметная вторая пара глаз, на затылке. Он настоящий четырехглазый — Нэ нуни!

— A-a… Вон как, ясно, ясно! Нэ нуни, Нэ нуни… Четыре глаза. Четырехглазый, — корейцы переглядывались и согласно кивали друг другу. Русским дружинникам тут же перевели слова рассказчика.

Вряд ли Михаил Иванович Янковский мог предполагать, что с того далекого, действительно не совсем обычного для это почетное прозвище «Нэнуни» сохранится за ним на всю жизнь. Корейцы же по-своему окрестили и полуостров, назвав его «Нэнуни сом» — «Остров Четырехглазого».