Прометей, или Жизнь Бальзака - Андрэ Моруа

У супружеской четы было девять детей, двое из них - сын и дочь умерли. В семье многое не ладилось. Габриэля де Берни мучили недуги, и в пятьдесят лет он казался стариком. Сварливый, желчный, вечно брюзжащий, он постепенно терял зрение и предоставлял жене полновластно распоряжаться поместьем, "которое она кроила и перекраивала по своему усмотрению"; однако муж постоянно попрекал ее, донимал своими сетованиями и срывал на ней гнев. Прошлое супругов было омрачено странной и прискорбной историей. С 1800 по 1805 год граф и его жена жили раздельно. В ту пору Лора де Берни страстно влюбилась в "свирепого корсиканца, которому и отдала свою молодость"; от этой связи у нее родилась дочь Жюли. Потом ужасный Кампи исчез, супруги помирились, и господин де Берни порой терпел в Вильпаризи Жюли Кампи: это была девушка "редкой красоты, дивный цветок Бенгалии".

После возвращения в Вильпаризи Оноре де Бальзак часто встречал госпожу де Берни и ее детей. "Барышни в белых платьях и их родители в черном" присутствовали на деревенском празднике, были они и на крещении ребенка Луизы Бруэт, кухарки Бальзаков. "Дамы с околицы" играли в Вильпаризи роль владетельных особ.

Бальзак - Лоре Сюрвиль, февраль 1822 года:

"Хочу сообщить, что мадемуазель де Берни [Огюстина-Жанна-Антуанетта, вторая дочь госпожи де Берии (прим.авт.)] упала и чуть было не переломала себе все ребра; что мадемуазель Элиза [Луиза-Эмманюэль (в семье ее звали Элиза), третья из оставшихся в живых дочерей госпожи де Берни (прим.авт.)] вовсе не так глупа, как мы воображали, у нее большие способности к живописи, особенно ей удаются карикатуры, кроме того, она музицирует; что госпожа де Берни торгует овсом, отрубями, зерном и сеном для скота, ибо после сорокалетних размышлений она поняла, что деньги - это все. Господин де Берни видит в этом году не лучше, чем в прошлом, в доме у них теперь тише, ибо он отдал двоих сыновей в коллеж (говорят, все дело обстряпал господин Манюэль) [жилец и друг семейства де Берни (прим.авт.)]. Одному из них выхлопотали стипендию... Госпожа Мишлен [Эмилия-Габриэль, старшая дочь госпожи де Берни: родилась 20 января 1794 года, за месяц до ареста матери; 23 ноября 1819 года вышла замуж в Вильпаризи за Антуана-Виктора Мишлена, судью в Шартре (прим.авт.)] родила дочку Мишлину, отцом которой числится господин Мишлен. А вообще-то дети госпожи де Берни одни только и умеют смеяться, танцевать, есть, спать и разговаривать как должно; да и сама она женщина все еще очень любезная и любвеобильная".

За этим шутливым тоном скрывался весьма живой интерес. Оноре, посещавший "дом на околице", где он давал уроки младшим детям Берни, пленился их матерью. Не то чтобы она этого хотела. Она не скрывала, что ей сорок пять лет, что она уже бабушка, и, разумеется, не собиралась соблазнять двадцатидвухлетнего юношу. Очень насмешливая, даже язвительная, госпожа де Берни весело подтрунивала над манерами Оноре, над его хвастливостью и честолюбивыми помыслами. Но при этом она признавала в нем незаурядный ум, редкостный дар импровизации и пылкую натуру, что полностью искупало все недостатки. Юноша рассказывал ей о своем детстве, когда он был совершенно заброшен матерью, и госпожа де Берни внимательно слушала "горячую исповедь молодого человека, чьи раны все еще кровоточили". Со своей стороны он не уставал расспрашивать о ее придворной жизни при старом режиме; Оноре живо ощущал контраст между буржуа из квартала Марэ друзьями его родителей - и этой крестницей королевы. Он упивался звуками ее серебристого голоса. Когда она произносила "ш", это звучало "как поцелуй... Таким образом, сама того не ведая, она расширяла смысл слов, увлекая мою душу в неземные выси" [Бальзак, "Лилия долины"].

Но постепенно он понял, что желает ее, ибо она все еще пробуждала желания. Ее миловидное лицо светилось умом и добротою. Кожа на шее и на плечах была как у юной девушки. А главное, он угадывал, что эта женщина и только она - может дать то, чего ему недоставало: вкус, знание света, что она утолит страстную жажду любви, обостренную его возрастом, чтением и вольными разговорами отца. "Любовь, как и гения, рождает наитие". Он полюбил внезапно, еще мало что понимая в любви.

Для неловкого, неопытного юноши перейти от шутливых речей к попытке овладеть женщиной, которую все глубоко уважают, - подвиг почти немыслимый. Каждый день, расставаясь с госпожой де Берни, Оноре спрашивал себя: "Будет ли она моей?" Но любовь его была скорее нежной, чем дерзкой, и он долго не решался заговорить. Между тем он знал, что она несчастлива. Он видел, как она страдает от порывов гнева и от ничтожества своего мужа. Семь лет назад она потеряла сына, который был бы теперь сверстником Оноре [Луи-Адриан-Жюль де Берни (1799-1814) (прим.авт.)]. И это создавало между ними какую-то духовную связь: порой воспоминания об умерших помогают живым. Он знал, что у нее был любовник, и от этого она казалась ему менее неприступной. Наконец - быть может, это случилось осенью 1821 года, быть может, весной 1822 года - он отважился на признание: "Прежде всего вы усмотрите в этом превосходный повод для своих самых остроумных насмешек или же повод позабавиться, что так отвечает складу вашего ума" [письма Бальзака к госпоже де Берни были после ее смерти сожжены, сохранились лишь черновики (прим.авт.)].

Бальзак - госпоже де Берни, март (?) 1822 года:

"Знайте же, сударыня, что вдали от вас живет человек, душа которого какой чудесный дар! - преодолевает расстояния, мчится по невидимым небесным путям и постоянно устремляется к вам, чтобы, опьяняясь радостью, всегда быть рядом; человек этот с восторгом готов причаститься вашей жизни, ваших чувств, он то жалеет вас, то желает и при этом неизменно любит со всею пылкостью и свежестью чувства, которое расцветает лишь в молодости; вы для него больше, чем друг, больше, чем сестра, вы для него почти что мать, нет, вы больше, чем все они; вы для меня земное божество, к которому я обращаю все свои помыслы и деяния. В самом деле, я мечтаю о величии и славе только потому, что вижу в них ступеньку, которая приблизит меня к вам, и, задумывая что-нибудь важное, я всегда делаю это во имя ваше. Вы даже не подозреваете о том, что стали для меня поистине ангелом-хранителем. Словом, вообразите себе всю ту нежность, привязанность, ласку, восторженность, которые только может вместить человеческое сердце, они - я в это верю - переполняют мое сердце, когда я думаю о вас".

Все это было правдой: в юности человек почти всегда верит в то, что он пишет в любовных письмах. Госпожа де Берни посмеивалась над Оноре, над его вздохами, его романами, его манерой одеваться и держать себя. Он не отступал: "Что за удовольствие для женщины с возвышенной душою смеяться над несчастным? Чем дальше, тем яснее я вижу, что вы не любите меня, что вы меня никогда не полюбите... И упорство мое - сущее безумие. Но все-таки я упорствую". Она ответила ему, что всегда останется для него женщиной, окруженной своими детьми, что ей уже сорок пять лет и она ему в матери годится. В самом деле, госпожа Бальзак была на год моложе "дамы с околицы".

"Великий Боже! Да будь я женщиной сорока пяти лет, но сохрани я при этом привлекательность, я вел бы себя совсем не так, как вы... Я бы отдался во власть своего чувства и постарался вновь обрести наслаждения молодости, ее чистые иллюзии, ее наивные мечты, все ее очаровательные преимущества".

Он знает, что ему недостает изящества и отваги, присущих настоящему любовнику; однако он пишет:

"Я похож на тех юных девиц, которые на вид угловаты, глупы, боязливы, кротки, но под этим внешним покровом таится пламя, и оно способно испепелить очаг, дом, все вокруг".

Он сравнивает себя с Жан-Жаком Руссо в "Исповеди". Ведь и он, Бальзак, принадлежит к тому типу любовников, о котором мечтает женщина, похожая на госпожу де Варане, готовая соединить в себе любовницу и мать. Недаром госпожу де Берни зовут Лора - так же, как зовут и мать, и любимую сестру Оноре. Но сестра занимает теперь место лишь в его воспоминаниях и в его душе. Вокруг новой Лоры водят "хоровод амуры, всегдашние спутники страстных надежд".

Между тем бедная Лоранса одиноко жила в Сен-Мандэ со своим запутавшимся в долгах Трубадуром; она была беременна и все лучше узнавала дорогу в ломбард, "где исчезли - и навсегда - ее бриллианты и чудесная кашемировая шаль". Монзэгль попросил тестя стать его поручителем - он пытался взять в долг пять тысяч франков. Бернар-Франсуа, полагая, что следует "пресечь мотовство" Монзэгля, "этой новой бочки Данаид", отказал наотрез. Лоранса мучительно страдала от подобных ссор, у нее чуть было не произошел выкидыш. Госпожа Бальзак чувствовала себя "как в аду", видя, что за дочерью нет никакого ухода: "Юная восемнадцатилетняя женщина и двадцатичетырехлетний акушер, которого никто не знает; достаточно только взглянуть на него, и вы побоитесь доверить ему даже кошку". Наконец тревога миновала, и в апреле 1822 года госпожа Бальзак отбыла в Байе.