Еврейское остроумие - Зальция Ландман

— Реб Хаим, мы хотели бы попросить у вас денег для одного дела. И напомню вам: ради мицвы (благое, богоугодное дело; благотворительность — дело в высшей степени богоугодное) молитву можно прервать в любую минуту!

— Значит, прервать? Хорошо, прерву: я не дам вам ни гроша.

Человек, совершающий обрезание, называется "моэл". В день Рош а-Шона, еврейский Новый год, в синагоге трубят в шофар; тот, кто делает это, называется "баал-текия".

Еврей стоит перед судьей.

— Специальность? — спрашивает судья.

— Моэл и баал-текия.

— Это что еще такое? — удивляется судья.

Еврей, подумав, объясняет:

— Мужской резник и новогодний трубач.

Время действия — после Второй мировой войны. Место действия — большой американский город.

Двое стоят в мужском туалете. Один обращается ко второму:

— Перемышль?

— Да, — отвечает второй. — Откуда вы меня знаете?

— Вас я не знаю, — отвечает первый. — Но я знаю тамошнего моэла. Он уже в те времена был халтурщиком.

В шабес нельзя совершать сделки, вообще нельзя заниматься никакими денежными вопросами.

В шабес два еврея встречаются в синагоге. Первый говорит:

— Не в шабес будь сказано — сколько стоит ваш костюм?

— Не в шабес будь сказано, — отвечает второй, — сто марок.

Еврейские законы предусматривают каждую мелочь в повседневной жизни человека.

— Что должен сделать благочестивый еврей, прежде чем отпить глоток чая?

— Открыть рот.

Даже не соблюдающие традиций евреи все же посещают синагогу, по крайней мере, в самые большие праздники: например, в Йом Кипур, день примирения. Богослужение в этот день открывается молитвой Кол нидрей ("Все клятвы").

Еврея спросили, почему он так редко ходит в синагогу.

— Потому что там скучно, — ответил он. — Как ни зайдешь, поют все одно и то же, Кол нидрей…

Один галицийский еврей, возглавляющий знаменитую иешиву, отправился в путешествие, чтобы собрать денег для своей школы, и приехал к барону Ротшильду. Как раз наступил Ту би-шват, праздник фруктовых деревьев, который отмечается в январе. Барон приглашает раввина к фруктовой трапезе. Подают вишни. Раввин ест молча, безучастно.

Ротшильд:

— Господин раввин, вы ничего не находите в том, что едите вишни сейчас?

— А что тут такого? — отвечает раввин. — Такие же точно я ел и на Швуэс (Пятидесятницу).

Уронивший на пол какой-нибудь культовый предмет в наказание должен поститься. Если подобное случится с ребенком, который не прошел бар-мицву, обряд совершеннолетия, то его наказывать нельзя и за него постится отец.

Шмуль — большой эпикойрес (еретик, вольнодумец; собственно, эпикуреец). Однако в день Симхас Тойра, Радости Торы, он все же отправляется со своим малышом в синагогу, потому что там весело, а он не хочет лишать ребенка радости. В этот день мужчины и мальчики со священными свитками Торы совершают обход синагоги. Маленькому Янкелю, сыну Шмуля, тоже доверили нести свиток. Но свиток тяжел, и малыш, взяв его в руки, покачнулся.

Шмуль одним прыжком оказывается рядом с ним и отвешивает малышу звонкую оплеуху.

— Недотепа! — кричит он. — Ты же уронишь свиток Торы!

— Чего вы так разволновались? — спрашивает его другой еврей. — Вы же говорили, что в Тору совсем не верите!

— При чем тут вера? — удивляется Шмуль. — Вы вот — хотите поститься целых сорок дней?

В шабес евреям запрещено зажигать огонь — а следовательно, и закуривать сигарету.

Сумрачная суббота, дело к вечеру. Фридштейн с сигаретой в зубах приходит к своему другу Цитрону и видит, что тот возится с керосиновой лампой.

Фридштейн возмущен:

— И это в шабес?! Вы что, не могли попросить служанку, чтобы она вам лампу зажгла?

— У вас же сигарета во рту! — возмущается Цитрон. — И вы еще корите меня из-за лампы!

Фридштейн:

— При чем тут одно к другому? Лампу вы можете попросить зажечь служанку, но мне хотелось бы посмотреть, как ваша служанка будет курить за меня сигарету!

"Просвещенный" еврей Кон в шабес выходит погулять с сигаретой в зубах; гуляя, он приближается к пороховому складу.

Часовой, строго:

— Курить запрещается!

Кон:

— Ах, от этих предрассудков я избавился давным-давно!

Лейб выжил из ума и находится в психиатрической лечебнице. Всю неделю он тих и послушен; но когда наступает шабес, он вдруг проникается благочестием и заявляет, что в этот священный день намерен есть только кошерное. Санитар ведет его в дорогой кошерный ресторан, где Лейб заказывает лучшие праздничные блюда. На обратном пути он закуривает хорошую сигарету.

Врач лечебницы, тоже по случайности еврей, говорит ему:

— Сначала вы во что бы то ни стало хотите только кошерную пищу, а потом курите — и это в шабес!

Лейб, невозмутимо:

— Так на то я и мешуге!

В шабес, выглянув в окно, шамес увидел троих студентов иешивы, курящих сигареты.

Всех троих вызывают к раввину. Тот с негодованием спрашивает:

— Что это вы себе позволяете?

— Простите, рабби, — смущенно говорит первый бохер (здесь: студент), — я совсем забыл, что сегодня шабес.

— А я, — оправдывается второй, — забыл, что в шабес нельзя курить.

Третий:

— А я, рабби, забыл, что ставни на окнах уже открыты.

В праздник Пейсах нельзя есть хлеб и вообще всякую пищу, приготовленную на дрожжах. А Йом Кипур — день самого строгого, полного поста. Их разделяют примерно полгода.

В городе Тарнове, в Галиции, жил Мордхе Довид Брандштеттер, такой большой эпикойрес (вольнодумец, атеист), что он каждый Пейсах выпекал одну булку, сберегал ее до Йом Кипура и тогда съедал.

В шабес запрещено курить. Тиша-Беав — день поста, когда курить можно. В Йом Кипур нельзя ни есть, ни курить.

— Симхе, ты знаешь, в чем разница между шабесом, Тиша-Беавом и Йом Кипуром? Я тебе расскажу: в шабес ты ешь в комнате, а куришь в клозете, в Тиша-Беав куришь в комнате, а ешь в клозете, в Йом Кипур и ешь, и куришь в клозете.

Два еврея долго, несколько часов подряд, спорят: есть Бог или Бога нет? В конце концов они приходят к выводу: Бога нет. От спора у них пересохло в горле; один из них берет стакан воды и подносит его к губам.

Второй в ужасе:

— Что ты делаешь? Ты же забыл сказать брохе (благословение; набожный еврей без этого ничего не возьмет в рот)!

— Какое еще брохе? Мы же только что решили: Бога нет!

— При чем тут одно к другому? Есть Бог или нет Бога — воду без брохе пьют только гои (в широком смысле слова все неевреи).

— Рабби, какое покаяние я должен принести за то, что не помыл руки перед едой? (Мытье рук перед едой — ритуальное правило.)

— А почему вы не помыли руки?

— Я постеснялся: это же был христианский ресторан.

— А как вы вообще попали в некошерный ресторан?

— Был Йом Кипур, и все еврейские рестораны были закрыты.

В Йом Кипур еврей в синагоге с жалобным воплем вдруг падает на пол:

— Горе мне, я сейчас умру от жажды! Скорее спросите у ребе, не позволит ли он мне выпить глоток воды?

Когда еврею грозит смертельная опасность, религиозные правила и запреты отступают на второй план. Раввин разрешает дать страдальцу воды.

Напившись, еврей говорит:

— Благодарю вас, ребе. Я уж думал, мне конец. Клянусь, больше никогда не буду в Йом Кипур есть на завтрак селедку!

Раввину донесли: в день Тиша-Беав, день строгого поста, Нафтали не соблюдал пост.

Раввин:

— И вам не стыдно?

Нафтали:

— Ребе, когда человек опасно болен, он имеет право поесть?

— Да, конечно! А разве вы опасно больны?

— Ага, значит, поесть все-таки можно? — переспрашивает Нафтали. — Одного не пойму: если еврей, который не сделал вам ничего плохого, жив и, слава Богу, здоров, почему вас это не устраивает?

Кто-то увидел, как Гарфункель в день Тиша-Беав, забыв о посте, обедает. Раввин делает ему выговор.

— Ребе, я прервал пост, потому что хотел помочь собрать приданое бедной девушке-еврейке.

— А при чем тут девушка?

— Когда я шел утром молиться, я услышал, как один еврей говорит: "Каждой бедной еврейке я пожелал бы иметь столько тысяч, сколько евреев в нашем городе сегодня нарушат пост!" Вот я и подумал: почему бы мне не сделать хоть что-нибудь, чтобы у бедной девушки стало на одну тысячу больше?