Рабы Парижа - Эмиль Габорио

Дела эти заключались для нее в успехах Андре, который и подробно рассказывал ей все о своей работе, о своих замыслах и еще неясных образах, которые еще только появлялись в его голове. Таким образом они то спорили, то советовались…

— Я сейчас в большом затруднении, — сказал Андре,— позавчера барон Сильвереаль, знаешь, этот известный любитель и знаток живописи, зашел ко мне и просмотрел мои эскизы. Один ему понравился, и он сказал, что хотел бы заказать мне картину, за которую пообещал заплатить шесть тысяч.

— Ого! Да это начало целого состояния!

— Пожалуй! Скверно только то, что ему хочется иметь ее как можно скорее…

— В чем же затруднение?

— Дело в том, что у меня есть еще один заказ по декору, а он тысяч на семь, на восемь…

— Я бы на твоем месте выбрала картину, — заметила Сабина после некоторого размышления.

— Мне тоже так кажется, но только, видишь ли…

— И не стыдно тебе, — тихонько прошептала она, — чем брать там задаток, возьми лучше у меня, я ведь угадала твои трудности?

Но Андре возмутился.

— Этого мне только не хватало!

Сабина вздохнула, но настаивать не стала.

— В таком случае, делать нечего, бери работу по декору.

Пробило пять часов. Сабина поднялась со своего кресла.

— Перед уходом, мой друг, я хочу сообщить еще одну новость: ведутся переговоры о моем браке с бароном Брюле-Фаверлеем.

— Это тем миллионером, за которым гоняются все невесты?

— Именно. Противиться желанию отца я не смею, и потому я решила рассказать всю правду самому барону, я его немного знаю; мне кажется, что он настолько честен, что не будет требовать моей руки. Как ты оценишь мою мысль, Андре?

Андре грустно пожал плечами.

— Она мне нравится, только вряд ли это поможет: откажется один, найдется другой…

— Весьма может статься, но тогда я повторю все сначала. Надо же, чтобы и у меня были трудности и препятствия!

Но именно эти препятствия были явно не по вкусу молодому художнику.

— На что же станет похожа твоя жизнь, Сабина, если ты все время будешь бороться против своей семьи?

Сабина просто ответила ему:

— Я не сомневаюсь, Андре, ни в себе, ни в тебе, а это главное.

Через минуту она уже была готова уходить. Андре собрался отправиться за каретой, но она твердо отклонила его намерение, объявив, что они с Модестой справятся с этим сами. Она подала Андре руку и уже в дверях сказала:

— Завтра я поговорю с бароном, а послезавтра жди от меня письма.

Андре остался один.

Ужас овладел им при мысли, что он так нескоро увидит Сабину. С минуту он еще постоял в нерешительности, потом бросился за своим пальто и шляпой, наскоро, как попало, оделся и стремглав выскочил на лестницу.

— Всего один раз увидеть хотя бы издали… — бормотал он себе под нос, перескакивая через ступеньки.

Через пять минут он был на углу улицы и почти догнал Сабину, идущую рядом с Модестой. Они, по счастью, еще не успели нанять фиакр.

Андре шел сзади, шагах в двадцати. Он любовался походкой, манерой придерживать платье, гордым профилем…

"Господи, когда же наступит день, когда я открыто пойду рядом с ней рука об руку…"

Одна лишь эта мысль была способна удвоить его энергию.

В эту минуту Сабина с Модестой остановили экипаж и, усевшись в него, приказали кучеру ехать как можно скорее.

Фиакр тронулся и тут же скрылся из виду.

Взглянув еще раз в ту сторону, куда укатил фиакр, Андре повернул было домой, но тут его окликнул чей-то звонкий, молодой голос.

Он обернулся и увидел, как из новенькой коляски, запряженной парой прекрасных лошадей, вышла молодая дама, одетая самым роскошным образом и сделала ему знак подойти к ней.

Андре напряг свою память…

— Мадемуазель Роза, если не ошибаюсь?

— Скажите лучше, мадемуазель Зора де Шантемиль, — услышал он мужской голос над самым ухом.

Андре обернулся и чуть не столкнулся нос к носу с господином, который только что отдавал какие-то приказания кучеру.

— Извините, — проговорил он очень удивленный и отступил на два шага.

— Да, милостивый государь, — продолжал господин, по виду очень смешной и недалекий. — Шантемиль — поместье, которое я ей подарю на следующий же день по смерти моего папа!

Андре чуть не прыснул со смеху, до того забавна была фигура господина, заговорившего с ним. Черты этого лица можно было определить одним словом: "гусь", что же касается его туалета, то это был гибрид шута и попугая.

Тото-Шупен, передавая его приметы Тантену, забыл почему-то столь выдающееся свойство.

— Мое имя не имеет значения, — продолжал между тем господин, — поехали лучше к нам обедать!

И, не дожидаясь согласия со стороны Андре, Роза живо схватила его за руку и втолкнула в дверцу шикарного экипажа.

— А ведь она добра, как вы считаете, а? — заговорил опять чудак в красных перчатках, — я, по крайней мере, так ее понимаю. Видно, делать нечего: друзья наших друзей — наши друзья! Пойдемте, я должен исполнить ее желание! О, мы приехали!

— Да-да! Я этого хочу, хочу! — повторяла Роза, направляясь к дому и таща за руку Андре.

Он подумал, что ему не помешает развлечься, а эта парочка обещала много интересного. В особенности этот гусь весьма занимал Андре. Он подумал еще минуту и согласился.

— Пусть будет так! Пойду посмотрю на этого дурака. Какие фигуры лепит из него этот красивый чертенок! — подумал он про себя, но не счел нужным рекомендоваться ему.

Об этом, впрочем, позаботилась Роза.

— Господин Гастон де Ганделю! — представила она своего "гуся", дергая его за рукав, и он при этом смешно шаркнул тоненькой ножкой.

Андре едва удержался от смеха.

— А это монсеньор Андре, великий художник! — продолжала она, хватая Андре за рукав.

— Монсеньор Андре — художник? — удивился гусь, — погодите, я что-то такое слышал от папа! Не тот ли это Андре, который будет отделывать дом, построенный папа на Елисейских полях?

— Тот самый, — ответил Андре, едва сдерживая улыбку.

— В таком случае — очень приятно, очень приятно! Теперь вы совсем наш!

Радости его, казалось, не было пределов.

— Идемте же, — крикнула Роза, взбегая по лестнице, убранной цветами.

Андре уже хотел подниматься следом за ней, когда Ганделю догнал его и с самым таинственным видом зашептал на ухо:

— А? Какова? Не женщина, а восторг, — шептал он, подмигивая при этом самым вульгарным образом, — погодите, ведь в умении держать себя, правду говоря, равных себе я здесь не знаю, так что учитель у нее будет превосходный!

— Это уже заметно, — серьезнейшим тоном отвечал ему Андре.

— Да придете ли вы наконец? — крикнула Роза, топая ножкой.

— Сию минуту, — отвечал Ганделю, поспешно взбегая по лестнице и увлекая за собой Андре.

— Твердый характер, не правда ли, — успел он еще шепнуть Андре с тем же таинственно-вульгарным видом.

Пройдя в комнату, Роза мгновенно сбросила верхнюю одежду и схватив Андре за руку, повела его по квартире, показывая ему свои апартаменты.

Бедный художник вынужден был обозревать и хвалить все это нелепое нагромождение мебели, золота, лазури, подобранное самым нелепым образом. Причем, от него требовали, чтобы он по достоинству оценил толщину и богатство тканей, стоимость всего этого бедлама и вкус, с которым он создавался.

Впереди шествовал "гусь" с торжествующим, полным счастья лицом, указывая на все предметы и называя их цену.

Причем Розе не приходило в голову, что все это — цена ее позора, ее доброго имени, которое куплено этим шутом.

В это время послышался шум в зале.

— А вот и наши гости, — воскликнул "гусь", окончательно пришел в восторг и побежал в зал.

Роза и Андре остались одни.

— Как видите, я решилась оставить Поля, — заметила она, переходя от веселого тона к несколько грустному. — Ему не всегда хватало даже на хлеб, к тому же он стал мне надоедать…

— Ему не на что купить хлеба? — удивился Андре, — как же так, два часа назад он был у меня и хвастал, что получил место на двенадцать тысяч франков в год!

— Скажите лучше — на двенадцать тысяч лжи и пустяков, — со смехом бросила Роза, — все, что он умеет, это занимать деньги подчас даже у незнакомых людей!

При этом она сделала знак Андре, что ей еще много чего надо рассказать ему, но не сейчас.

В это время сияющий Ганделю вел гостей, которые явно были достойны тех, кто их принимал.

Едва только Андре успел себя поздравить с приобретением столь "приятного" знакомства, как в дверях показался огромного роста лакей в перчатках и белом жилете и громогласно объявил:

— Кушать подано!

Когда у Маскаро спрашивали, что нужно для успешного выполнения его замыслов, он отвечал:

— Быть достаточно деятельным и обладать огромной энергией.