Два билета в никогда - Виктория Платова

– А с остальными как?

– И с остальными. Кроме дурака Старостина.

– Кто такой Старостин?

– Один урод. Мы враги.

– Настоящие?

– Мы дрались, и он мне нос разбил. Это настоящее?

– Я не знаю, кто такой урод Старостин… Но все может измениться в любой момент. Враги и друзья – это одни и те же люди.

– Это как?

– Как в кино, детёныш. И вот еще что: я ничего от тебя не жду.

– Это как?

– Я ничего от тебя не жду, и мне ты можешь говорить что угодно.

– Правду?

– Что угодно. Но и правда тоже сойдет.

Тринадцать – точно тридцать один. С другой стороны зеркала. Это мой самый счастливый год.

– Я знаю, кто такой Локо. Типа сумасшедший. По-испански.

– В инете нарыла?

– Ага.

– Ты всегда такая, детёныш?

– Какая еще?

– Хочу всё знать.

– Хочу всё знать о тебе. О вас с Локо. Мы ведь друзья, так?

– А что говорит инет? О нас с Локо?

– Ну… Четырехтактный двигатель. И эта… трансмиссия шестиступенчатая. Мотоцикл-круизер. Вот.

– Ты забыла про восемьдесят две лошадиных силы.

– Не забыла. Просто не успела сказать.

– Тухловато, детёныш. Твое «эге-гей!» впечатляет больше. Ну-у… Обиделась?

– Нет.

– Я просто хочу сказать, что так ты ничего не узнаешь о Локо.

– Узнаю. Если ты научишь меня водить. Ты ведь научишь?

– Я подумаю.

– Пожалуйста, Из!

– Как ты меня назвала?

– Из.

– Ну да. Это было легко предположить.

– Нет. Совсем нелегко. Пришлось помучаться.

– Разве?

– Из – означает «Из ветра». «Из колечек». «Из тысячи дорог».

– Из колечек?

– Мне нравится, как ты выпускаешь колечки, когда куришь. Ты ведь научишь меня?

– Я подумаю. Колись, детёныш, ты пишешь стихи! Угадала?

– Не-а.

– Всё равно. Мне нравится «Из ветра». Хотя я бы выразилась проще. «Из этого бутика мы сопрём сейчас платье от Каролины Эрреры». Или лучше сумку от Биркин?

– Я хочу стать писателем, Из.

– Упс.

– Я никому еще об этом не говорила. Тебе первой. Это тайна, понимаешь?

– Не волнуйся, детёныш. Тайна умрет вместе со мной. Если, конечно, ты не станешь писателем до того, как придется отклячиться. И… что ты будешь писать?

– Книжки.

– Их же никто не читает.

– А ты… Ты прочтешь мою книжку, когда я ее напишу?

– У меня есть выбор?

– Нет.

– Хорошо. Клянусь прочесть ее, даже если она будет скучная.

– Она не будет скучная.

– Ладно, я тебе верю. Автограф мне полагается?

– Конечно.

– Ты, наверное, уже придумала его, так?

– Ага.

– Ну, и?

– «Сэмпер Фай», Из.

– Что это означает?

– Всё. Больше я тебе ничего не скажу. Погугли в инете.

– Ни за что.

Это мой самый счастливый год.

Я заканчиваю его с кучей троек. И неудом по поведению за систематические прогулы, который исправляют на уд после нескольких кавалерийских наскоков Ма. Ей приходится таскаться в школу и унижаться перед директрисой и классной, но признать второе по счету профессиональное поражение в карьере она не готова. Ма часами висит на телефоне, перетирая происходящее с Калерией, для чего закрывается в ванной и пускает воду в конспиративных целях.

Папито тоже огорчен. Но не моими прогулами и трояками («переходный возраст, как и война, все спишет») – он переживает из-за Ма, ведь ее душевное равновесие нарушено. Папито переживал бы еще больше, если бы его не отвлекала работа.

На работе – очередная запендя с подключением коммуникаций к только что построенному жилому комплексу.

Пару раз к нам в гости приходит Калерия. Она приходила и раньше, но теперь меня заранее ставят в известность о ее визитах.

– Что ты делаешь сегодня вечером, Анюта? – вкрадчивым голосом спрашивает Ма.

– Уроки. – Я по-прежнему говорю то, чего она ждет от меня.

– Зайдет тетя Лера. Она давно тебя не видела. Присоединишься к нам?

Ма никогда ни на чем не настаивает.

– Зачем?

– Посидим. Посплетничаем по-девчоночьи.

– Ну, не знаю.

– Хотя бы чаю с нами выпьешь?

– Хорошо.

Чаепитие с Калерией проходит в обстановке полного взаимопонимания.

– Как дела в школе, Анечка? – ненавязчиво спрашивает Калерия после того, как они с Ма обсудили кучу вещей, включая нового Калериевского бойфренда. Бойфренд проходит по разряду «безусловного и поучительного опыта», вот они и не стесняются.

– Супер. Мои дела – супер.

– А учеба как?

– Супер. Вот, выдвинули на районную олимпиаду по алгебре. Но она совпадает по времени с олимпиадой по русскому. Городской. Не знаю, что выбрать.

Калерия подозрительно смотрит на меня и пожимает плечами.

– Так русский или алгебра? Вы бы что посоветовали, тетя Лера?

– Не врать! – взрывается Ма, впервые в жизни засовывая свою эмпатию куда подальше.

– Историю я тоже подтянула. Исправила с пятерки на сто двадцать два.

– Отправляйся к себе. – Ма все еще не в состоянии обуздать свой гнев.

Ма ведет себе непрофессионально. Очень жаль.

– С физкультурой все тоже очень хорошо. Освоила прыжки в высоту. Это меня мой… э-э… бойфренд натаскал.

– Не испытывай мое терпение, Анюта!

– Вы что, мне не верите? – Я перевожу взгляд с Ма на Калерию и обратно. Щеки и шея Ма покрыты румянцем, затмевающим веснушки. С Калерией никаких видимых изменений не произошло. – Могу показать дневник…

– Что ты такое несешь?! – Из красной Ма становится бордовой. – Какой еще бойфренд?

– Обычный. Его тоже показать?

– По-моему, нужно успокоиться. – Калерия совершает довольно энергичные пассы, как если бы дирижировала симфоническим оркестром. – Вам обеим.

– А я чего? Я спокойна. Вот только покурю – и стану еще спокойнее. Вы еще не бросили курить, тетя Лера? Угостите сигареткой?

– Во-он!! – орёт Ма.

Дурдом. Калерия должна чувствовать себя в своей тарелке.

Прежде чем уйти, уже стоя в прихожей, она советует Ма драть меня, как сидорову козу, офицерским ремнем, желательно – его пряжкой. Причем драть строго по расписанию, перед завтраком и после ужина, выходные и праздничные дни – не исключение. Иногда это – последний довод королей, когда все остальные средства исчерпаны.

Ма, несомненно, королева.

Слушать врачебные рекомендации Калерии мне не особенно интересно, и потому я плотно закрываю дверь в свою комнату. Через пятнадцать минут в нее скребется Ма, вновь обретшая способность к эмпатии.

– Анюта?

– Да.

– Тяжелый выдался вечерок, нет?

– Обычный.

– Я была неправа. Прости, детка. Мы давно не говорили…

– Совсем недавно говорили.

– Может быть, дашь мне еще одну попытку?

– Конечно.

Вошедшая в комнату Ма – воплощенное спокойствие.

– Показательные выступления тебе удались, Анюта.

– Тебе тоже, Ма.

– Честно говоря, я не против эпатажа, дорогая. Но. Для него необходимо время и место, чтобы весь этот… мм-м… перфоманс не выглядел убого. Ну, и чувство меры никто не отменял.

– Так это же эпатаж! Чувство меры ему противопоказано.

– Возможно, ты и права. – На щеках Ма снова проступает румянец. – Но вопрос в том, кого ты решила эпатировать. Мы с тетей Лерой – не твоя целевая аудитория.

– Ну да. Ты права. Надо было потренироваться на Тёмке.

– Предлагаю остановиться.

– Хорошо.

– А теперь скажи… Что это за разговоры о бой-френде? У тебя появился мальчик?

– Ты против?

Ма устраивается в моем кресле у стола и забрасывает ногу на ногу. Блокнот и ручка – вот чего ей не хватает для начала операции по извлечению гадости из моего подсознания.

Слой за слоем.