Эскорт - Наталья Андреева

— Успокойтесь, Елена Васильевна. Давайте разберемся. Расскажите все с самого начала: когда, при каких обстоятельствах ваша дочь Наталья Белова уехала в Москву? Как получилось, что до сих пор вы были уверены, будто она и есть победительница областного конкурса красоты и все у нее в порядке?

— Как получилось… Ох ты господи! Трое их у меня, вы поймите. Три дочки. Светочка, Еленка и старшая, Наташенька. Уж за старшую‑то я никогда не переживала…

…Елена Васильевна рассказывала долго, с ненужными подробностями. И все пыталась объяснить, что жизнь у нее тяжелая, забот много, и тому, что старшая дочь пристроена, оставалось только радоваться. Биография настоящей Натальи Беловой была проста. Мать ее всю жизнь проработала на стройке маляром, отец на той же стройке каменщиком. Жили в застойные времена не шибко богато, но весело, как все. И приработок был. Стройматериалы бесплатные, а руки у Натапшного отца были золотые. Получил он хорошую трехкомнатную квартиру от строительной организации, дачу начал строить, гараж, купил машину по очереди. Новенькие «Жигули». Квартиру, полученную от государства, Белов отремонтировал на зависть всем. Жена — маляр, сам' — каменщик. Чего ж не жить, коли с руками? И трех дочек они с женой народили, уверенные в том, что смогут вырастить и на ноги поставить.

Перемен, начавшихся в стране, Белов не понимал. Какая еще демократия? Какая гласность? Какая многопартийность? Ни он, ни жена в одной‑то партии никогда не состояли. Голосовали за кого велят, жили тихо, своим трудом. У рабочего человека только одна партия — трудовая. А свобода глотку драть — она только бездельникам нужна. Но из‑за этих перемен жизнь в городе начала меняться. Раньше строили много: военный завод получал немалые дотации, приезжие офицеры нуждались в жилье. Теперь офицеров почему‑то начали сокращать, производство тоже. Все это называлось непонятным Белову словом «конверсия». Но если модного слова он не понимал, то сокращение объема строительных работ понял запросто. Строительных контор в городе бьшо немного, и все они раньше возводили жилые дома, да и государственные учреждения в районе множились. Школы, больницы, библиотеки, детсады. Работы у Белова было много, у его жены тоже. А теперь начались сокращения. Не могли строителям платить большую зарплату за объекты, замороженные на неопределенный срок.

Самого Белова не сокращали, учитывая большой стаж, покладистый характер и золотые руки, и поначалу он не особенно переживал. Каменщик с руками работу всегда найдет. Но началось то, чего прежняя власть никогда не допускала: регулярные задержки зарплаты. Раньше‑то и аванс выдавали, а теперь все выплаты откладывались на неопределенный срок. Белов часами складывал в столбик, сколько же ему должно родное государство, и считал себя богачом. Но появилось другое модное слово: инфляция. Когда он получил‑таки деньги на руки, то чуть не заплакал. Их оказалось до смешного мало. И Белов зарылся в землю на своем дачном участке, стал халтурить по чужим дачам, где разбогатевшие на «свободе» платили наличными. Но таких в городке оказалось немного, а свободных рабочих рук полно. Путь менее квалифицированных, зато дешевых. Теперь трое детей оказались обузой. Да и здоровье у Белова бьшо уже не то. Женился он ближе к тридцати, сейчас ему стукнул полтинник, а старшей, Наташеньке, только‑только исполнилось девятнадцать.

Старшая была умница, рукодельница. Среднюю и младшенькую Белов осуждал. Еленке бы все на танцульки бегать, Светке — по телефону с подружками болтать да конфеты лопать. Учатся плохо — зато старшая тянется к знаниям да к другой жизни. Одни курсы закончила, другие. Жаль только, любит крутиться перед зеркалом. Но Беловы дочку понимали: Наталья выросла высокой, видной девушкой. И все жаловалась маме:

— Скучно здесь. Не хочу я оставаться в родном городе, ну не хочу!

— Куда ж ты поедешь, дочка? — вздыхая, спрашивала мать.

— В Москву хочу.

Елена Васильевна столицы боялась до обморока. Давным‑давно туда уехала младшая сестра. Вышла замуж за такого же лимитчика, получила комнату в общежитии. Тяжким трудом на заводе они с мужем через много лет заработали однокомнатную квартирку. Двое детей. Поставили в очередь на расширение. Только из‑за наступивших перемен растянулась та очередь до бесконечности. Так что сестре, которая сделалась москвичкой, Елена Васильевна не завидовала. Была у нее пару раз и ужаснулась. Чему завидовать‑то? Квартирка тесная, район грязный, магазины дорогие. Дачный участок чуть ли не за сто километров! Ездить туда надо в душной электричке, потому как машина старая и все время ломается. И на жизнь в столице нужны большие деньги, а у сестры двое детей. Все рожали, на расширение рассчитывали. Мол, с двумя‑то детьми больше комнат дадут. Вот и дали. Обо всех этих бедах сестра писала Елене Васильевне постоянно, словно упреждая: не вздумай приезжать, и без тебя тесно.

Белова в столицу никогда и не рвалась. Сестру с детьми принимала охотно и никогда не думала, что если Наталья задумает у тетки пожить меся‑цок‑другой, та ей откажет. Поэтому когда старшая дочь тайком собрала чемодан и уехала из дома, написав в записке, что остановится у московской родни, Елена Васильевна особо не забеспокоилась. Не к чужим людям едет. Тем более что вскоре стали приходить от дочери письма, а потом и деньги. Очень кстати были эти деньги. Младшие девочки подрастали, их надо было одевать, кормить, учить. Елена Васильевна крутилась как могла. Попробуй всех обстирай, накорми да приласкай, а уж если неприятность какая случится! Поэтому когда Наталья, сообщая о своих успехах, просила мать не приезжать пока в столицу, та и не рвалась. Куда ехать‑то? У сестры тесно, да еще и Наталья там. Как они все помещаются в однокомнатной? Тяжко, наверное, Людмиле приходится. Елена Васильевна даже написала как‑то благодарственное письмо сестре и очень удивилась, когда не получила на него никакого ответа. Но за делами про странное молчание Людмилы она позабыла, а тут и лето началось. А летом самая работа. Дача, прополка‑поливка, потом заготовки на зиму. Сколько банок‑то надо закрутить! Компоты, соленья, салаты…

Елена Васильевна была настолько поглощена заботами об урожае, что когда пришла из Москвы телеграмма, растерялась. Как же так? «Срочно выезжайте опознание ваша дочь трагически…» В глазах потемнело. Муж, на беду, приболел, надорвав спину на строительстве чужой дачи. Хотел побыстрее закончить халтуру, чтобы больше времени уделить собственному домику, да перестарался. Елена Васильевна по‑быстрому собралась, взяла все деньги, какие были в доме, назанимала у родни и поехала в Москву одна. Дала телеграмму сестре, но на вокзале никто из родственников ее не встретил. Зато встретили люди в милицейской форме. Теперь же Елена Васильевна вообще ничего не понимала.

Сергей Павлович выслушал ее внимательно, не перебивая. Потом начал уточнять детали:

— Значит, фотография в паспорте принадлежит не вашей дочери?

— Нет, это не она.

— Ясно. Сережа, паспорт срочно на экспертизу, Пусть нам скажут, как вместо Натальи Беловой появилась в документе другая особа. А эту девушку вы не знаете? — Майор кивнул на паспорт.

— Нет, не знаю.

— Внимательно посмотрите. Возьмите документ в руки, приглядитесь. Может, видели где? Подруга Наташина?

Белова неуверенно взяла паспорт.

— Нет, не признаю. Может, и из нашего города? — Она задумалась, потом сказала уверенно: — Нет, не было у нее такой подружки. Я их всех знаю.

— Ну хорошо. А как объяснить Наташины письма? Это она вам писала?

— А кто ж еще? — удивилась Белова.

— Почерк, стиль ее?

— Чего? — не поняла Белова.

— Ну, вы же знаете, как писала ваша дочь. Ничего в ее письмах вас не настораживало?

Елена Васильевна опять всхлипнула.

— Наташенька писала. Что ж я, дочкину руку не признаю? И все мамулечкой называла. Потерпи, мол, мамулечка, и все у нас с тобой будет. Об одном только просила в каждом письме: в Москву пока не приезжать. И сама, мол, вырваться пока не может, работы много.

— Когда пришло последнее письмо?

— Да с неделю назад. Веселое письмо. Радовалась очень дочка. Скоро, мол, заживем мы все хорошо! И свидимся обязательно. В следующем месяце. То есть в сентябре. И сюрприз какой‑то обещала.

— Письмо у вас не с собой?

Белова покачала головой: нет, мол. Майор вдруг вспомнил:

— Значит, она писала, что живет у тетки?

— Ну да. Я и не волновалась. Хотя на конвертах и писала: до востребования.

— А ваша сестра этого факта не подтвердила?

— Чего? — опять не поняла Белова.

— Судя по тому, что не ответила на благодарственное письмо и не встретила на вокзале, между ними что‑то произошло.

— Как же так? Сестра ж родная? И почему на вокзал не пришла?