Величайшие звезды Голливуда Мэрилин Монро и Одри Хепберн - Виталий Вульф

Лицо Одри стало появляться в газетах: сначала снимки заказывала администрация кабаре для рекламы своих представлений, а потом Одри уже самостоятельно стали приглашать позировать для журналов — ее снимки опубликовал, например, Tatler. Уже скоро ее незабываемое лицо заметили кинорежиссеры: сначала ей досталась эпизодическая роль в комедийном фарсе «Одна ошибка юности» (сильно пострадавшая от ножниц цензора, каким-то образом увидевшего в этой легкой комедии непристойность и разврат), затем ее пригласили в фильм «Смех в раю». Роль Одри занимала на экране несколько минут, и ее не заметил ни один критик; лишь режиссер фильма Марио Дзампи предсказал: «Настанет день, и она будет звездой!» История показала, что он был абсолютно прав. Она сыграла еще с полдюжины эпизодических ролей в картинах, которые вошли в историю лишь потому, что в них снялась Одри Хепберн, и не получила роль в блокбастере «Камо грядеши», хотя за нее хлопотал Феликс Эйлмер. Позже режиссер Мервин Лерой объяснял отказ от Одри тем, что «у нее не было никакого опыта». На это Уильям Уайлер однажды заметил: «У нее его не стало больше и тогда, когда мы ее начинали снимать в „Римских каникулах“».

Одри явно не хватало мастерства, но неумение играть она заменяла естественностью поведения и непреодолимым очарованием. Все, кто видел ее на экране, не могли ее забыть. После нескольких небольших ролей об Одри заговорила пресса — и дело было не только в ее игре, но и в том, что у юной актрисы завязался роман с одним из самых видных женихов Англии — Джеймсом Хэнсоном, светским львом и будущим лордом. Они познакомились на вечеринке в Ciro; за развитием их романа следила вся Англия. В декабре 1951 года было объявлено о помолвке, однако к этому моменту Одри уже была связана контрактом на съемки в новом фильме, и со свадьбой пришлось повременить.

В картине «Мы едем в Монте-Карло» (в американском прокате «Ребенок из Монте-Карло») Одри должна была играть юную кинозвезду в платье от Диора (которое должно было стать основной частью гонорара за фильм): съемки проходили в Монако сразу на английском и французском языках, и Одри очень уставала. Но однажды, во время съемок в главном зале «Отель де Пари», ее заметила знаменитая писательница Колетт, она как раз искала исполнительницу главной роли в бродвейском спектакле по ее роману «Жижи», скороспелую девочку-женщину, невинную и порочную одновременно. Колетт безрезультатно искала свою Жижи по всему свету уже несколько месяцев — нужное ей сочетание чистоты, дерзости, красоты и актерского мастерства никак не попадалось. Увидев Одри, она немедленно послала телеграмму в Нью-Йорк: «Я нашла свою Жижи! Она великолепна!» Однако Одри заупрямилась: она пыталась объяснить Колетт, что не является актрисой и играть на сцене совершенно не умеет. Кроме того, у нее был контракт со студией и готовилась свадьба. Однако после долгих уговоров она согласилась пойти на встречу с автором инсценировки Анитой Люс — знаменитой сценаристкой и писательницей, прославившейся романом «Джентльмены предпочитают блондинок», — и ее подругой Полетт Годдар, бывшей женой Чарли Чаплина. Биографы пишут, что после просмотра фотографий Одри Полетт сказала: «С этой девушкой явно что-то не в порядке. Если бы это было не так, она бы прославилась уже в возрасте десяти лет».

Театральные пробы прошли неудачно — голос Одри, и так слабый, так дрожал от волнения, что ее было еле слышно, к тому же она постоянно запиналась, не в силах подобрать правильной интонации, — но и Колетт, и Анита Люс уже были убеждены в том, что им не нужен никто, кроме Одри Хепберн.

В то же время, когда Одри готовилась к роли Жижи, европейское бюро киностудии Paramount готовилось к съемкам картины «Римские каникулы» — своеобразной истории «золушки наоборот», которую собирался ставить режиссер Уильям Уайлер. Несколько месяцев он безуспешно пытался найти исполнительницу главной роли: «Мне нужна была девушка без американского акцента, — вспоминал Уайлер, — такая, которая не вызывала бы никаких сомнений в том, что она получила воспитание настоящей принцессы». Но, увы, несмотря на многочисленные попытки, в Голливуде свободных принцесс не нашлось. Уайлер мечтал снять Джин Симмонз, но она была занята. На роль было утвердили Элизабет Тейлор, урожденную англичанку и признанную красавицу, но ту не отпустила студия MGM, с которой у Тейлор был контракт. Тогда кто-то из европейского бюро предложил посмотреть на Хепберн: «Ей двадцать два года, ростом она 168 см, волосы темно-каштанового цвета… Несколько худовата… но очень мила. В ее артистических способностях не может быть никаких сомнений, а танцует она превосходно. Голос у нее чистый и ясный, по-девически звонкий, без каких-либо особенностей произношения. Она больше походит на европейскую девушку, чем на англичанку».

По легенде, Уайлер не смог лично присутствовать на пробах и для более объективной картины попросил оператора Торольда Дикинсона не выключать камеру после съемок нужной сцены, чтобы посмотреть на актрису в более естественной обстановке. На пленке видно, как, отыграв сцену, Одри заливается смехом. Через три дня стало известно, что руководство Paramount единодушно признало ее пробу «одной из лучших, когда-либо делавшихся в Голливуде, Нью-Йорке или Лондоне».

В благодарственной записке студии Одри написала: «Господи, помоги мне справиться со всем этим!»

Роль предложили Одри; съемки должны были начаться сразу после окончания сезона на Бродвее. Единственным условием студии было изменение ее фамилии — чтобы не вызвать претензий со стороны кинозвезды Кэтрин Хепберн. Однако Одри заупрямилась: «Если вы хотите получить меня, вам придется взять меня вместе с моим именем». И студия сдалась.

Чтобы заключить контракт с Одри, Paramount выплатила ее английской студии Assosiated British полмиллиона долларов и пообещала прибыль с проката ее фильмов. Сама Одри получила гонорар в 7 тысяч долларов: ей самой сумма показалась гигантской, но по сравнению с прибылью киностудий она получила сущие копейки. Кроме того, сразу после окончания съемок Одри должна была отправиться в гастрольное турне с «Жижи»: ее жизнь уже не принадлежала ей, но она пока не могла этого понять…

Американская принцесса

В начале лета 1951 года Одри приплыла в Нью-Йорк. К неожиданному испугу ее агентов, с корабля сошла весьма пухлая девушка — всю дорогу до Нью-Йорка Одри не стесняла себя в еде, то ли заедая жуткий стресс, который обрушился ей на голову, то ли отъедаясь за голодные военные годы. Одри тут же посадили на жесткую диету: бифштекс с соусом тартар, салаты из зелени и много-много работы. Ей предстояло сыграть главную роль на Бродвее, а она совершенно не владела театральной техникой, не умела ни двигаться, ни говорить. «В первые дни репетиций меня можно было услышать только с переднего ряда, — вспоминала она. — Но я работала день и ночь. Каждый вечер, приходя домой, я проговаривала слова текста четко и громко». Для рекламы будущего спектакля была организована фотосессия у знаменитого Ричарда Аведона. При всей своей смелости Одри всегда боялась сниматься: ее лицо на фотографиях, в отличие от киноэкрана, казалось ей тяжелым и грубым. Но Аведон объяснил Одри, как ей надо держаться перед камерой: голова повернута в три четверти и слегка наклонена, так что высокие скулы скрывают великоватую нижнюю челюсть, а немного квадратное лицо кажется изысканно-вытянутым, изящным и хрупким.

Через несколько лет знаменитый английский фотограф, сценограф и художник Сесил Битон, работавший с Одри на картине «Моя прекрасная леди», будет восхищаться ею: «Ее рот, улыбка, зубы восхитительны, выражение глаз изумительно, и все в ней заставляет умолкнуть любую мысль о каком-либо отклонении от высочайших критериев красоты». А фотограф Филипп Хальсман утверждал: «В ее лице так много различных ракурсов, такое богатство выражения и оно так быстро и часто меняется, что вы постоянно боитесь опоздать. Она всегда ускользает от камеры». Возможно, в этом и была загадка нефотогеничности Хепберн — она была слишком живой для застывшей картинки, слишком естественной для позирования. И хотя сейчас мы восхищаемся ее утонченной, неповторимой красотой, сама она очень долго считала себя некрасивой.

Бродвейская премьера «Жижи» состоялась 24 ноября 1951 года: это был безусловный успех, во многом вызванный именно игрой Одри Хепберн. The New York Times отозвался об Одри так: «Она создает живой и полнокровный образ, начиная с безыскусной неуклюжей девчонки в первом акте и до потрясающей кульминации в последней сцене. Перед нами великолепный пример настоящего сценического творчества — актерского исполнения, которое отличается непосредственностью, ясностью и особым очарованием». Другой критик писал: «Она столь обаятельна и столь точно соответствует роли, что, несомненно, является главной причиной успеха всего вечера в целом». Уже через несколько дней первоначальную афишу «„Жижи“ с участием Одри Хепберн» заменили на «Одри Хепберн в „Жижи“» — по бродвейскому этикету это был признак настоящего успеха. На следующий день она заявила в интервью: «Я на полпути к тому, чтобы стать балериной и актрисой. Мне еще нужно учиться». Говорят, журналист был так удивлен услышанным, что попросил повторить — ему показалось, что из-за английского акцента Одри он неправильно ее понял…