Апраксинцы - Николай Лейкин

— Послушайте, господинъ, пожалуйте!… говоритъ онъ какъ-то таинственно.

— Что тебѣ надо?

— Тише-съ, тише-съ….

— Что ты останавливаешь, любезный? Чего ты хочешь?

— Не хотите-ли купить? по случаю достались….

— Что купить-то?

— Тише-съ, услышать могутъ, глубокомысленно замѣчаетъ коцавейка. Вотъ часики-съ.

Показываетъ изъ-подъ полы часы съ отломаннымъ колечкомъ.

— Часы?

— Тише пожалуста-съ. Ужь дешево отдамъ-съ.

Многіе любятъ покупать случайныя вещи, да и вещь, показанная изъ-подъ полы, кажется всегда лучше, нежели она есть на дѣлѣ, и господинъ начинаетъ торговать часы.

Эти-то личности и принадлежатъ къ классу пролетаріевъ; сегодня они продаютъ башмаки, завтра часы, доставшіеся по случаю, послѣ завтра мѣдныя кольца, которыя выдаютъ за золотыя, перстни съ хрустальными брилліантами и прочія, говоря языкомъ апраксинцевъ, атуристыя вещи. Постояннаго жительства эти люди, большею частію, не имѣютъ; день они занимаются торговлею и присутствуютъ въ кабакахъ, впрочемъ подчасъ не прочь заняться и карманною выгрузкою на гуляньяхъ, а ночью упокоиваютъ свою бренную плоть на трехъ-копѣечномъ ночлегѣ въ притонѣ всѣхъ праздношатающихся темныхъ личностей, на сѣнной, въ домѣ Вяземскаго; въ томъ домѣ, гдѣ полиція каждый мѣсяцъ арестовываетъ десятки личностей, не только что неимѣющихъ законнаго вида для прожитія, но даже непомнящихъ родства.

VIII

Первыя двѣ недѣли великаго поста кажутся удивительно долгими, ежели-бы было можно, такъ-бы и понукалъ время; но за то какъ наступила третья, то недѣли такъ и бѣгутъ, четвертая, пятая, шестая, смотришь и седьмая. И на Апраксиномъ живо промелькнулъ великій постъ. Попостились апраксинцы, поговѣли, подмѣрили товары. и наступила страстная недѣля. «Шесть дней до праздника, считаютъ они, пять дней», и уже начинаютъ покупать яйца для окраски.

Канунъ великаго праздника. Десять часовъ вечера. Семейство и молодцы Таратайкина сбираются къ заутрени. Двѣ его дочери, пухленькія дѣвушки, одѣваются въ своей комнатѣ; онѣ силятся осмотрѣть себя въ небольшомъ зеркалѣ и не могутъ рѣшиться, какіе платочки надѣть имъ. на шею, голубые или розовые. Самъ Таратайкинъ сидитъ въ залѣ на диванѣ и читаетъ святцы. Изъ кухни пахнетъ жаренымъ; тамъ мать семейства съ кухаркой вынимаетъ изъ печи окорокъ.

— Ахъ, я окаянная! вскрикиваетъ вдругъ хозяйка и начинаетъ плевать. — Забывшись, взяла, да и лизнула палецъ, а онъ у меня въ жиру былъ.

— Ахъ, грѣхъ какой, матушка Анна Никитишна! замѣчаетъ кухарка, — пополощите скорѣе ротъ-то водой, а то право не хорошо.

— Мама, дай мнѣ кусочикъ! говоритъ стоящій около хозяйки маленькій сынишка.

— Грѣшно, душенька, отвѣчаетъ мать; попъ ушко отрѣжетъ!

Устрашенный такимъ наказаніемъ, ребенокъ не проситъ болѣе скоромнаго, а только облизывается, глядя на жирный окорокъ.

Куличи и пасха давно уже приготовлены и лежатъ на столѣ; уже назначенъ и мальчикъ, который понесетъ ихъ въ церковь для освященія. Запахъ скоромнаго кушанья проникъ и въ молодцовую, и пріятно щекочетъ ноздри молодцовъ. Одинъ изъ нихъ, чтобы какъ-нибудь сократить время и не думать о скоромной ѣдѣ, сидитъ въ углу и тихонько напѣваетъ «пріидите, пиво піемъ новое», другой выдвинулъ изъ-подъ кровати свою сокровищницу — сундукъ и вынимаетъ изъ него праздничную одежду. Сундукъ молодца вещь замѣчательная; на видъ онъ не великъ, но чего, чего тамъ нѣтъ. Первое, что бросается въ глаза, это картинки на внутренней сторонѣ крышки. Все это, по мѣрѣ пріобрѣтенія, наклеивалось въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ. Здѣсь и картинка съ конфектъ, дама въ розовомъ платьѣ и желтой шали танцуетъ польку съ кавалеромъ въ малиновомъ фракѣ и зеленыхъ брюкахъ, и товарные ярлыки съ стрѣляющими изъ луковъ купидонами, и тисненыя изъ золотой бумаги изображенія звѣрей — украшеніе товара, и посреди всего этого изображеніе какого-то полководца, скачущаго по головамъ своихъ солдатъ. Въ самомъ сундукѣ лежатъ: бѣлье, новая пара платья, галстукъ, пѣсенникъ, балалайка, порт-сигаръ (отчасти какъ вещь запрещенная), колода картъ, флаконъ духовъ, отзывающійся лавендулой, банка какой-то лекарственной мази и помада. Въ углу отдѣльный ящичекъ, тутъ помѣщаются: куски съэкономленнаго сахару, мятныя лепешки, деньги (вещь запрещенная, письма родныхъ, и между ними, обернутая розовой ленточкой, любовная цидулка отъ дульцинеи, съ надписью: «лети письмо отсерца прямо другу маему вруки.»

Часу въ двѣнадцатомъ весь домъ, не исключая и Анны Никитишны, былъ уже одѣтъ и еще до звона отправился въ церковь. Таратайкинъ, какъ лицо, уважаемое въ приходѣ, былъ проведенъ съ семействомъ за рѣшетку, всталъ на клиросъ и легонькимъ баскомъ пѣлъ съ дьячками пасхальный канонъ. Кончилась заутреня, всѣ пришли домой; хозяинъ перехристосовался съ молодцами, обмѣнялся съ ними яйцами и сѣлъ разговляться. Молодцы все еще стоятъ въ комнатѣ: они ожидаютъ выхода хозяйки и хозяйскихъ дочерей, чтобы съ ними похристосоваться. Въ смежной комнатѣ слышно шушуканье. Анна Никитишна уговариваетъ дочерей выходить въ зало христосоваться съ молодцами; тѣ не хотятъ.

— Катюша! Наташенька! ступайте, видите они дожидаются. Ужъ это день такой, всѣ христосоваются.

— Да мы, маменька, пойдемъ, только съ Гаврилой цѣловаться не будемъ, онъ такой пересмѣшникъ.

— Да ужъ нельзя, и съ нимъ надо…

— Ну, развѣ только одинъ разъ, заключили онѣ условіе и вышли.

— Христосъ воскресе! Наталья Васильевна, сказалъ старшій молодецъ, подошелъ къ ней и какъ-то казенно помазалъ ея щеки своей бородой; потомъ вынулъ изъ задняго кармана сюртука сахарное яйцо, обтеръ его рукавомъ и подалъ ей.

За нимъ слѣдовали другіе молодцы; они также приложились по три раза къ щекамъ дѣвушекъ и, давъ имъ по яйцу, отошли въ сторону. Очередь дошла до Гаврилы. Онъ приблизился и старался казаться серьезнымъ, а глаза его такъ и смѣялись; это былъ малой въ родѣ гоголевскаго мичмана Пѣтухова, смѣявшагося отъ того, что ему показывали палецъ. Онъ приблизился и поцѣловалъ Катеньку, хотѣлъ поцѣловать другой разъ, но дѣвушка уже отвернулась и онъ только чмокнулъ воздухъ. Кто-то изъ молодцовъ фыркнулъ въ рукавъ. Гаврило держалъ въ рукѣ яйцо; онъ хотѣлъ было подать его ей, но уронилъ на полъ. Натура не выдержала, онъ засмѣялся и вышелъ изъ комнаты не похристосовавшись и съ Настенькой. Утрату эту онъ тотчасъ же замѣнилъ, выбѣжавъ на лѣстницу и разъ двадцать поцѣловался съ сосѣдней горничной.

Уже разсвѣло, когда разговѣлись молодцы; чтобы подкрѣпить себя немного къ завтрешней гулянкѣ, они легли соснуть часочикъ, другой, да и проспали до девяти часовъ — для плебеевъ роскошь не позволительная.

Насталъ первый день пасхи, и начали молодцы жуировать жизнію; въ этотъ день они бываютъ настоящими эпикурейцами, все имъ трынъ-трава, лишь бы попить и поѣсть, прокутить тѣ деньги, которыя далъ на гулянку хозяинъ, да контрибуцію съ конторщиковъ. Куда ни подите въ этотъ день, вездѣ встрѣтите молодцовъ. Въ пассажѣ, на улицахъ, въ трактирахъ, вездѣ, вездѣ…. то и дѣло, видите вы ихъ христосовающихся съ собратьями. Да и не одни молодцы гуляютъ въ этотъ день, а и хозяева, и даже торговки съ толкучки. Подите въ этотъ день на адмиралтейскую площадь къ балаганамъ, и вы увидите ихъ гуляющихъ по бульвару. Впереди обыкновенно идетъ мать съ дочерями, а сзади въ почтительномъ отдаленіи шествуетъ сожитель съ огромнымъ синимъ, или краснымъ коленкоровымъ зонтикомъ на мѣдной палкѣ. Даже и здѣсь вы видите, что у торговокъ мужская половина играетъ незавидную роль и стоитъ на второмъ планѣ. Сожитель и зонтикъ несетъ не для себя, но для того, чтобы въ случаѣ дождя прикрыть парадные наряды своихъ женъ и дщерей, а тѣ какъ павы, такъ и выступаютъ, въ тяжелыхъ шелковыхъ платкахъ, въ богатыхъ платьяхъ и канаусовыхъ коцавейкахъ. Наряды эти надѣваются только во время самыхъ большихъ гулянокъ, а именно: къ балаганамъ, перваго мая на екатерингофское гулянье и на гулянье въ волковомъ кладбищѣ.

Сильно нагрузились разною хмѣльною дрянью въ первый день пасхи молодцы Таратайкина и уже поздно, еле держась на ногахъ, воротились домой; только старшій молодецъ сохранилъ приличіе и пришелъ къ ужину; онъ имѣетъ виды на Наташеньку, не даромъ же онъ поднесъ ей сахарное яйцо. У Таратайкина у самаго есть мысль отдать за него свою дочь, онъ уже присматриваетъ для него на Апраксиномъ лавченку и потому пригласилъ его ужинать вмѣстѣ съ собою.

На второй день праздника большая половина торговцевъ начинаютъ считать свои лавки. Счетъ этотъ продолжается дня три, а иногда четыре; въ это время нѣтъ продажи, лавки или на половину забраны, или у входа заставлены метлой и скамейкой. Съ пятницы начинается торговля на новый счетъ, а хозяинъ подводитъ итоги и составляетъ баланецъ. Наступаетъ воскресенье; воскресенье — это великій день въ жизни молодцовъ. Въ этотъ день рѣшается ихъ участь на цѣлый годъ: мальчики, выслужившіе свой срокъ, дѣлаются приказчиками, одни приказчики остаются на старомъ положеніи, другимъ дѣлается прибавка жалованья, а третьимъ — вовсе отказываютъ отъ мѣста.