Суворовец. Том 1 - Анна Наумова

и здоровый пятнадцатилетний Пашка "Корень", который сто пудов еще вчера вечером забегал к нам домой и спрашивал бабушку или маму: "А Дрон... то есть Андрей... придет завтра домой?".

— Ма, ба! А знаете что? — сказал вдруг я и хлопнул ладонью по столу. — Есть у меня одна идея!

Глава 8

— А пойдемте-ка гулять! — предложил я.

И вопросительно посмотрел на маму с бабушкой.

— Гулять? — переспросила мама, будто не поверив своим ушам, и с удивлением посмотрела на меня. — Сынок... А как же ребята твои? Вон и Паша уже с утра тебя проведать забегал... Даже Лилечка, соседка, Форносовых дочка, все про тебя спрашивала.

— Да-да, гулять! Все вместе. Я, ты и бабушка! Ребята подождут! — бодро сказал я, выходя из-за стола и вытирая рот салфеткой. — Не обсуждается! Ма, ба! Сегодня ж мой первый увал! Так? Вот я и решил: а давайте всей семьей погуляем! Мороженого поедим в парке Горького. В кино сходим. По Москве прошвырнемся! Не, правда, чего дома-то сидеть? На улице — теплынь! А кто его знает, когда меня в следующий раз в город отпустят?

Я очень хотел увидеть своих дворовых друзей - тех, которые стали мне настоящими назваными братьями. А кем еще можно назвать тех, с кем и в песочнице возился, и рыбу в луже "удил" с серьезным видом, и фигню какую-то на стройке жег, и с той же стройки от злого сторожа под его отборный мат улепетывал?

А еще я со своими дворовыми приятелями протер не одну пару синих школьных штанов, сидя за партой. Все мы, как и было заведено тогда, ходили в один садик, где давились жутко противной манкой, и где Саньке "Левому" строгие воспитательницы даже привязывали левую руку к столу, пытаясь переучить. А потом все жертвы советского детсадовского воспитания вместе пошли в школу — тоже ближайшую, во дворе. И вот пришла пора расстаться...

Да и на Лилечку Форносову я бы с удовольствием посмотрел... Соседка наша. На одной площадке жили. Смутно ее помню. Была она, кажется, года на два... Нет, всего на год младше меня. Этакое чудное создание... Помню ее еще с садика. Коляска, в которой меня когда-то катали, ей потом перешла. И кроватка тоже.

А сейчас Лилька, судя по всему, уже в невесту вымахала.

Но я уже твердо решил, что сегодня проведу день со своими родными. А остальное успеется. Девушки потом. Чай, не последний увал.

Прогулка — это то, что сейчас моей маме нужно больше всего. А то сидит дома сиднем после ухода отца, да в дурных мыслях варится... Муж ушел, сын в казарму переехал... С работы — домой. Из дома — на работу. Гулять не ходит. Общается только с товарками на работе да с бабушкой. Так и кукухой двинуться можно.

Да и по Москве семидесятых я, по правде говоря, жуть как соскучился! Так хочется прогуляться! Не из окна автобуса на нее посмотреть, пока еду домой в увал, и не из-за забора суворовской казармы. А пройтись не спеша по тем самым улочкам, жадно ловя флешбэк за флешбэком... Выпить газировки из автомата, из одного стакана на всех...

Я сразу же понял, что все сделал правильно. Мама внезапно будто расцвела. Даже заметная складка между бровей разгладилась. Она залегла на мамином лице с тех пор, как отец, собрав вещи, навсегда покинул нашу московскую квартиру на улице Погодина.

— И правда! — вторя мне, засуетилась бабушка. Мигом развязала фартук и сняла платочек. — А ну-ка, давай, поднимайся, рабочий народ! Нечего сиднем сидеть, задницы отсиживать! Погода-то какая чудная!

И она покрутила ручку радиоприемника, висящего на стене.

И тут же, как по заказу, тетенька-диктор произнесла идеально поставленным голосом:

— В Москве шестнадцать градусов тепла. Ветер — северо-восточный, шесть метров в секунду. Атмосферное давление...

— И правда! — мама, чрезвычайно довольная тем, что сынок в кои-то-веки не свинтил во двор на все воскресенье, решительно пошла в комнату, наводить марафет. — Айда на улицу!

— Молодчик! — довольно хлопнула меня по плечу бабушка, когда мама скрылась в комнате. — Ну молодчик же! Настоящий мужик у нас вырос! Пойду и я носик попудрю!

Я довольно налил себе в граненый стакан желтоватой бурды от чайного гриба и пошел в прихожую. Придирчиво, не хуже прапора Синички, оглядел себя в большое зеркало с отколотым краешком, одернул форму и решил еще разок почистить ботинки перед выходом. Как говорится, в человеке все должно быть прекрасно.

А в суворовце — тем более!

***

Фото: https://disgustingmen.com/history/moscow-1970s/

— Ты, Андрюшка, будто тысячу лет мороженое не ел! — с удивлением заметила бабушка, глядя, как я, гуляя вместе с ней и мамой по старой советской Москве, уминаю огромными кусками купленную у лотка "Лакомку". — Смотри, не заболей!

И она хотела было по привычке вытереть мне рот носовым платком, но я увернулся.

— Ба! Ну хорош! Не маленький уже!

— Ладно, ладно! — поспешно согласилась бабушка. — Помню-помню, ты уже взрослый! Усы растут.

А бабушка-то была права. Хоть я и увернулся, когда она попыталась вытереть мне подбородок своим носовым платком.

Я, дядька, который уже справил сорокалетие, и впрямь давным-давно не ел мороженого. Того самого, настоящего мороженого своего детства и отрочества. Без всяких этих усилителей вкуса, наполнителей и прочей чуши якобы на "натуральных сливках девственной коровы с не менее девственных альпийских лугов". С дурацкими наполнителями и ароматизаторами.

А нормального, от которого за уши не оттащишь!

Фото: https://kulturologia.ru/blogs/220123/55302/

А сейчас, что называется, я отрывался от души. Умял, ничтоже сумняшеся и ничуть не боясь за суворовское горло, сразу две "тех самых" "Лакомки" по двадцать восемь копеек. Выпил залпом два стакана газировки — и с сиропом, и без, совершенно не заботясь о каких-то там калориях. А нафига? Я теперь такой поджарый, что можно не волноваться насчет того, что поправлюсь! С юношеским-то метаболизмом! Гулять так гулять!