Девять воплощений кошки - Татьяна Степанова

– Но зачем это сделали? Жуть какая – отрезать голову ребенку. И кто, кто до такого додумался? – Анфиса снова нацелила камеру на лот номер первый.

– Ну, с вопросом кто – легче всего, – Олег Гайкин рассматривал кисть мумифицированной руки. – Те, кто занимался бальзамированием и похоронами. Скорее всего жрецы храма богини Бастет. Если бы была обнаружена гробница… но ничего такого не нашли. Не было ни украшений, ни саркофага. Все затерялось во времени. Возможно, гробница все же имелась, но ее разграбили еще в глубокой древности. Эту вот причудливую мумию перезахоронили на кошачьем кладбище. Вопрос ЗАЧЕМ породил десятки версий и у египтологов, и у коллекционеров. Возможно, это был какой-то ритуал, связанный с культом плодородия и деторождения.

– Этот вот ужас связан с культом деторождения? – спросила Катя.

– Для египтян это не ужас. Это воплощение богини Бастет. Не статуя, а живой… точнее, погребальный объект культа. Некий фетиш. Но это не принесение девочки в жертву, они не практиковали человеческих жертвоприношений. Возможно, это некий знак.

– Знак?

– Мумия-оберег, получившая по верованиям жрецов часть силы богини Бастет. Ей молились о легких родах и защите детей от болезней и смерти. Ведь нет ничего страшнее, чем гибель маленького ребенка.

– Кошке ведь тоже отрезали голову, – произнесла Кристина.

Она смотрела на номер первый.

– Что, Ри? – Олег повернулся к Кристине.

Она сняла очки, словно у нее внезапно устали глаза смотреть на это.

– Обезглавить два трупа – ребенка и животного, чтобы в результате получить одну мумию, – сказала она. – Да, этот артефакт станет бесспорным гвоздем всей коллекции. Надо подумать, как его разместить в экспозиции. Чтобы это не слишком пугало и шокировало слабонервных. И необходимо составить пояснительную аннотацию с изложением хотя бы двух-трех версий о том, для чего все же они сотворили такое в эпоху Птолемеев.

Олег Гайкин кивнул. Анфиса продолжала фотографировать, как одержимая. Катя… она пожалела о том, что хранилище лишено окон. Глоток свежего воздуха сейчас ей бы не помешал.

Глава 16

Жизнь вторая

Еще около часа они провели в хранилище, наблюдая, как Олег Гайкин работает с лотом первым, совмещенной мумией.

Потом Анфиса, вроде бы никак внешне не выказывавшая никаких признаков упадка духа, шепнула на ухо Кате:

– Надо убираться отсюда, а то меня сейчас стошнит.

Менеджер Кристина, наверное, все поняла без их просьб, потому что сказала:

– Если вы насладились зрелищем и закончили фотографировать, мы можем оставить профессора. Ему нужно работать, не станем ему больше мешать.

Они вышли из хранилища, покружили по тем же самым неприветливым коридорам (Катя подумала – сколько же тут ходов в этом Нижнем царстве), и Кристина вывела их туда, откуда эта экскурсия и началась, – в вестибюль у закрытых касс, к подножию парадной лестницы.

Тут она вежливо извинилась, сказала, что у нее куча дел в связи с репетицией ночи музеев, радушно посоветовала им «побродить по залам и сделать отличные снимки».

Когда они остались одни, Катя оперлась о перила лестницы.

– Отошла? – спросила она Анфису.

– Ох, да. Вроде сначала ничего. Даже любопытно. Но когда он там стал ее щупать, эту совмещенную мумию, пинцетом что-то ковырять… и когда он к микроскопу с этим пошел… Не знаю, я как-то аж вспотела вся, – Анфиса промокнула лоб бумажным носовым платком. – Прямо холодный пот меня прошиб. Как он там только не рехнется с этими своими мумиями? Ведь он один в том зале. А время уже… Катя, время-то к полуночи!

Катя глянула на часы. Она редко носила часы, но сюда, в музей, точно в большую экспедицию экипировалась. Время без четверти одиннадцать. Анфиса всегда все любит прибавлять. Кате хотелось поделиться с подружкой своими ощущениями, мол, не показалось ли тебе, душа моя, что профессор Гайкин там в зале… не один вовсе… Не почувствовала ли ты там того же, что и я, раз тебя «прошиб холодный пот»? Но потом Катя решила, что все это глупости. Достаточно взглянуть сейчас на бледное Анфисино лицо, покрытое капельками пота. Пугать перепуганного – последнее дело. Но Анфиса вздохнула, достала из своих необъятных карманов палочку печенья, разделила ее пополам, сунула Кате.

Захрустела, оглянула парадную лестницу – золотистые колонны, бежевая ковровая дорожка с алой полосой. Свет на втором этаже притушен. И никого на всем этом огромном пространстве.

– Эге-гей! – Анфиса тихо воскликнула: – Кать, мы же тут одни! Ну вот, и начинается наша музейная ночь. А та жуть… и эта «Проклятая коллекция»… Кать, да я такие снимочки сделала – пальчики оближешь! И, конечно, когда они выставят все эти свои артефакты здесь, да тут очереди будут от метро, как тогда, на Золото Трои в первые месяцы. А я… то есть мы, мы с тобой первые все это увидели и сняли!

Кате хотелось сказать, что из всей «Проклятой коллекции» они пока что увидели всего два артефакта. Но она и тут промолчала. У Анфисы резко улучшилось настроение. Она – художник по жизни, она подвержена вот таким эмоциональным перепадам.

– Ладно, мне надо переодеться в джинсы, – сказала Катя, – и айда бродить по залам.

В туалете музея она спокойно переоделась – джинсы, балетки, футболка. Костюм спрятала в приготовленный пластиковый мешок и вместе с другими вещами решила оставить в гардеробе.

Гардероб пуст. Пост у выхода, где днем стоит полицейский – тоже. Двери закрыты. Над дверями – камера наблюдения.

Катя отсалютовала камере и показала – вот, я оставляю тут наши вещи – сумки и свой деловой костюм. Вот вешаю пластиковый чехол с ним на вешалку.

А затем они с Анфисой двинулись в поход. Медленно, под аккомпанемент громкой связи из динамиков – в музее шла проверка охранных систем и систем освещения залов. Сотрудники-невидимки, оставшиеся дежурить в ночь репетиции, переговаривались. Треск раций – у охранников, голоса, как эхо…

– Они хотят создать тут под занавес в ночь музеев полную иллюзию, что посетители одни. Но здесь будут только экскурсии по записи. Я в Интернете смотрела, они уже почти закрывают листы – столько желающих, – Анфиса нацеливалась камерой то туда, то сюда.

Они вошли в Античный зал. Он был освещен полностью. Головы Быков отбрасывали рогатые тени на стены. Анфиса фотографировала портик храма Эрехтейона. Катя медленно бродила среди статуй.

Кондиционеры под потолком струили прохладный воздух.

Катя села на банкетку.

Ну вот, ну вот… ночь в музее…

И они действительно смотрят на нас – все эти античные герои с фризов Парфенона.

Но как холоден, как равнодушен их взгляд. Они словно спрашивают – зачем вы здесь?

Вам мало дня? Ночью тут своя особая жизнь. И чужим – тут не место.

– Классно! Просто классно, и все равно не по себе как-то, – Анфиса опустила камеру. – Это потому что у всех этих статуй словно нет глаз. Точнее, глаза есть, но они… я вот читала, в Элладе в храмах статуи раскрашивали, придавали лицам выражение. И правильно делали!

Они двинулись дальше по залам огромного музея.

У закрытых дверей зала Золото Трои стояли двое охранников с рациями и разговаривали с кем-то, кто, видимо, давал им какие-то указания.

Охранники кивнули Кате и Анфисе и показали – проходите дальше по залам экспозиции.

Катя и Анфиса повиновались беспрекословно и попали в знаменитый Итальянский дворик. У входа в зал искусства Средних веков Катя увидела двух женщин – смотрителей музея и менеджера Кристину. Та помахала им рукой, но подходить не стала, переговорила со смотрителями и куда-то ушла. Смотрители тоже скрылись в залах искусства Средних веков.

А Итальянский дворик остался целиком в распоряжении Кати и Анфисы.

Анфиса долго и вдохновенно фотографировала копию Давида Микеланджело. Причем выбирала для съемки совершенно невообразимые ракурсы. В конце концов она даже улеглась с цифровой камерой на мраморный пол.

Катя кружилась в танце вокруг конных статуй. Потом ей вспомнилось, как в фильме «Старики-разбойники» вот такой же конный рыцарь, точнее бронзовый конь, дает копытом под зад заплутавшему в музее ночью персонажу то ли Никулина, то ли Евстигнеева.

– Всегда мечтала очутиться здесь… одна… И раз, два, три, и раз два, три, – Катя кружилась в вальсе вокруг конников. – Синьоры, мы тут немножко бесимся, но вы уж простите нас… у вас вечность впереди, а у нас только эта ночь… Я в этот музей приходила еще школьницей, нет, еще дошкольницей, а вы все как стояли тут, так и стоите… И вы совсем не постарели, совсем не изменились, синьоры мои. Может, лишь бронза чуть позеленела.

Она остановилась. Итальянский дворик теперь сам кружился вокруг нее. Все эти флорентийские чудеса… Но нет, далеко вам до чудес тех… которые мы только что видели там, в Нижнем царстве.

– Знаешь, куда я хочу теперь? – спросила Анфиса.