Безвременье - Виктор Колупаев

 - Знаю, конечно.

— Ну, а раз знаете, то молчите, не нарушайте чистоту эксперимента.

— А почему вас интересует, сколько будет именно "дважды два"?

Маргинал оставил мой вопрос без внимания, но задал свой:

— Что есть справедливость? — И сам же ответил: — Четверка, ибо она воздает равным за равное. А что есть мнение? Двойка, ибо она может двигаться в обоих направлениях. Понятно?

— Не очень...

— Это не страшно. Сначала — не очень, затем — более-менее, ну, а уж потом — в полной мере.

Маргинал соскреб с подбородка инфинитезимальную дробь,  резко дернул рукой, как будто сбрасывал с ладони что-то липкое и мерзкое, затем вытер ладонь вынутым из воздуха большим клетчатым платком и сделал  приглашающий жест:

— Прошу! — А сам все стоял, загораживая вход, радушно улыбаясь и многозначительно подмигивая то левым, то правым глазом. — Ах, Да! Вам ведь пройти хочется. Увидеть все собственными глазами. Что ж... Мы действительно гордимся этим, ибо этого не было. Это  мы создали сами. — На двух словах он тоже выделил многозначительное ударение.

Людо-человек отступил на шаг назад, в бесконечность невидимого коридора, но придерживал деревянный косяк рукой, чтобы тот не исчез. И я вошел.

Передо мной оказалось огромное помещение, противоположной и боковых стен которого не было даже видно. На полу располагались человеко-люди. Кое-кто из них был нагишом, некоторые в ковбойках и джинсах, другие в бальных, маскарадных, строгих, деловых и прочих одеждах, даже в шкурах. Но не это было главное, Главное — все они занимались делом.

— Вычислительный центр, — пояснил людо-человек. — Мы полагали, что главное — это вычислить, сколько будет "дважды два". От результата этого вычисления зависит будущее, прошлое и настоящее.

— Чье будущее? — осторожно спросил я.

— Да всей Вселенной! Конечно, вы можете удивиться, почему это мы так усиленно интересуемся, извиняюсь, результатами умножения "два на два", а не, скажем, "три на зеленое" или "пядь на пять"? Ну, в-четырнадцатых, интуиция, в-энных, совершенное отсутствие оной, в-одну сотую, с чего-то надо начинать. Не с единицы же! Единица — вообще не число. Ну, и, "в-так почитаемого вами Бога", опять же извиняюсь, мать, сроки режут. Тут у нас все продумано: одни вычисляют, другие — передают информацию в Главный накопитель, третьи — производят статистическую обработку. Но результаты пока, должен признать, мало обнадеживающие. Давайте пройдем по стройным рядам вычислителей.

Стройных рядов я, правда, не увидел. Так, парочки, кучки, даже стайки. Не знаю уж, непрерывно ли они занимались вычислениями, но кое-чем тут явно занимались и еще. Маргинал, Иван Иванович, людо-человек, словом, подвел меня к одной парочке. Вычислитель с явной неохотой перевернулся на бок, а вычислительница с ленцой тоже чуть переменила позу, сладко потянулась, указала рукой на кучку камешков, сказала:

— Вот.

Оба заметно вспотели от вычислений. Промокшие дроби расслабленно соскальзывали с них.

— И сколько же? — спросил Маргинал. Видно было, что он не столько интересовался результатом — подумаешь, один из бессчетного числа результатов, — сколько тем, что вычисления шли с неослабевающей ни на миг интенсивностью.

— Много, — ответила вычислительница.

— Часто встречающийся результат, — констатировал факт Иван Иванович.

— Ну-ка, ну-ка! — проявил интерес и я. — Как это у вас получается?

— Обыкновенно, — ответила она. — Берем два камушка...

— Тут у нас "Отдел счетных камушков", — пояснил людо-человек. — Добиваясь достоверности результатов, мы не гнушаемся ничем: ни камушками, ни палочками, ни "Ай-Би-Эм"-ками, ни "Компактами", ни "Пентюхами", ни "Абсолютной вычислительной системой Х". Дело того стоит. Ну, ну... Слушаем.

— Ну, значит, берем два камушка, — вычислительница действительно взяла горстку камушков в ладонь, осторожно высыпала их на пол, — потом берем еще два камушка, — она снова набрала горстку, — умножаем друг на друга. — И она высыпала вторую горстку камушков на первую. — В результате получаем: много.

— Или: мало, — сказал вычислитель.

— Да. Или: мало, — без всякого протеста согласилась вычислительница.

— А какой же результат будет записан в Главный накопитель? — спросил я. — "Много" или "мало"?

— Может быть, "много", а может быть, "мало", — смягчился вычислитель.

— Ну и как! — радостно спросил меня Маргинал. — Производит впечатление! Не правда ли?!

Я согласился. Но казаться простовато-покладистым почему-то не хотелось, и я задал вопрос на засыпку:

— А "два" — это сколько будет?

— "Два"? — переспросила вычислительница, — Ну, пятнадцать — двадцать... У него вон и до тридцати доходит. — Она кивнула в сторону вычислителя.

— Бывает, — согласился я, хотя знал, что ответ не совсем верен, — И что же дальше делать с этой информацией? Тут действительно столько поту пролито.

— А-а. Вот он и понесет.

— Пойду, и впрямь, — спокойно сказал вычислитель и действительно пошел, колыша пред собой копьем крепкотвердым. Но мне почему-то показалось, что до Главного накопителя ему так прямо и скоро не дойти.

— А никто и не знает, где этот Главный накопитель информации, — словно прочитав мои мысли, сказал Иван Иванович.

— Повычисляемся? — предложила вычислительница.

Но людо-человек неожиданно увлек меня дальше. Да и дроби в виде бинома Ньютона вдруг выросли на ее грудях, а отпочковываться не торопились. Впрочем, вычислителей это не смутило. Вычислялись здесь, видимо, на совесть.

Не спеша, шли мы дальше. И меня уже мало занимали сами вычислители, хотя копий при вычислениях, наверняка, было поломано немало. Вслед за камушками математическую проблему решали на палочках, на пальцах, даже на тех самых гибкоствольных копьях, на абаках, счетах, арифмометрах, логарифмических линейках и уж, конечно, на персональных компьютерах всевозможных мастей. Были даже такие, кто делал вычисления "в уме". Но это были человеко-люди с выдающимися экстрасенсорными способностями. Иван Иванович не скрывал своей гордости: организовать такой вселенский математический эксперимент! И я его понимал.

Результаты же вычислений были почти точными, хотя и самыми разнообразными. Дважды два равнялось: семидесяти трем и трем в периоде; двадцати двум саженям; оху-вздоху; пятистам двадцати четырем миллионам ста пятнадцати секстиллионам восьмистам двадцати миллиардам тремстам четырнадцати триллионам четыремстам сорока двум септиллионам шестистам девяносто девяти квадриллионам семистам четырнадцати мириадам, да еще после запятой шло нескончаемое число знаков; растительно-животному миру; арктангенсу шара, усеченного в блин; постоянной "толстой" структуры Вселенной; перигею и апогею, взятым вместе и раздельно; единому; раздельному; пребывающему в-себе-и-для-себя-бытию; четырехмерному многообразию великой одномерности; кирпичу; Стоунхенджу; мавзолею Мавроди; страху и ужасу; четырем; Ромулу, Августу и Ромулу Августулу; ста; тысяче ста; абсолютной идее и прочая и прочая.

— Вы близки к решению, — наконец не выдержал я. — Если все это как следует обработать, ответ займет одну строчку.

— Великолепно! — возликовал Маргинал. — Великолепно! Нам бы только подвести математическое обоснование под самую вершину. А там бы мы все сверху основанием прихлопнули!

18.

Я еще не потерял сознания, когда кислородная маска пала мне на лицо. Несколько судорожных вздохов, минутное опьянение, животная радость, страх за содеянное, раскаяние, мысль о Прове. Я был спасен, спасен! А он? Сколько времени ему пришлось дышать в отравленной атмосфере? Час, два? Этого не мог вынести никто. Но он что-нибудь придумал, придумал! Меня окружили люди в форме спасателей, приподняли, содрали с лица маску, за которую я судорожно цеплялся руками, ловко приладили шарошлем, закрепили за спиной баллончик с кислородом. Я уже мог дышать более-менее нормально. И слышать. Но слушать было нечего. Спасатели все делали молча, а поющее "тиу-тиу" исчезло.

— Пров! Там! — заорал я и показал рукой направление. — СТР пятьдесят пять — четыреста восемьдесят четыре! Там!

Но никто из них и не подумал искать Прова. Они все сгрудились возле меня, по-прежнему, молча, но с каким-то странным выражением в глазах, словно увидели химеру или чудовище. На корточки передо мной опустился Орбитурал планетарной службы безопасности, что явствовало из его серебристо-желтого скафа с антенной глобальной связи через спутники.

— Пров! — уже заорал я. — Нельзя медлить!

— Вы думаете, что нельзя? — спросил Орбитурал. — А почему?

— У него же нет кислорода! Он весь отдал мне! Ищите! Я сейчас... Я сейчас пойду.

— Не надо никуда ходить, — ласково сказал Орбитурал.- Здесь он, ваш Пров. Вы обязательно  нам расскажете, как он дошел до этого места.