Ампирные спальни - Брет Эллис

— Что думает Джулиан? — спрашиваю, когда молчание затягивается дольше обычного. — По поводу Аманды?

Естественно, не отвечает: просила больше не упоминать при ней имени Джулиана. Допиваю остатки текилы в своем бокале.

— А вдруг здесь замешан Рип, — говорю с интонацией ребенка, который играет в частного детектива. — Я слышал, Рип ее тоже дрючит. Представляю, как он волнуется…

Рейн пожимает плечами и бросает в пространство:

— Возможно.

— Возможно, волнуется, возможно, дрючит или, возможно, замешан?

Тишина — продолжает пялиться в окно, развалившись в кресле в углу кабинета. Наблюдаю за ней из-за стола.

— Если есть подозрения, что Рип к этому причастен, может, стоит заявить в полицию? — спрашиваю. В голосе — скука и безразличие.

Рейн отрывается от окна и смотрит на меня как на душевнобольного.

— Тебе все равно, да? — спрашивает.

— Ты так и не рассказала, почему Келли Монтроуз устроил тебе пробу.

— Понятия не имею. Все, что про нас говорят, — неправда. — Нашаривает рукой свой бокал и приканчивает его. — У нас с Келли никогда ничего не было.

— Не верю, — говорю, медленно поворачиваясь из стороны в сторону на вращающемся стуле, направляя разговор в нужное мне русло. — Наверняка ты ему что-то пообещала.

— Не меряй всех по себе.

Молчу.

— Может, Келли на что-то и рассчитывал, — признает наконец. — Может, поэтому за меня и попросил. Откуда я знаю?

— И может, это объясняет, почему Рип так разозлился, — говорю, стараясь казаться спокойным, не выдать своего возбуждения. — Может, Рип понял, что Келли положил на тебя глаз…

— Рип Миллар вообще… отмороженный.

— Может, вы поэтому так хорошо друг с другом поладили.

— Это у тебя юмор сегодня такой?

— Ты что-то знала уже в тот день, — говорю. — Ты знала, что с Келли что-то случилось. За день до того, как уехала в Сан-Диего с этим говнюком. Келли еще не нашли, но ты уже знала, что Рип что-то предпринял…

— Заткнись! — вопит.

— Ладно, проехали, — говорю наконец, подходя к ней, лаская ладонью шею.

— Тебе все равно, я же вижу.

— Я ее не знал, Рейн.

— Но меня-то ты знаешь.

— Нет. Не знаю.

Наклоняюсь поцеловать в губы. Отворачивается. Бурчит: «Не хочу».

— Тогда убирайся, — говорю. — Чтоб ноги твоей больше тут не было.

— Аманда исчезла, а ты…

— Сказал же: мне все равно, — беру ее за руку. Тяну к спальне. — Идем.

— Пусти, Клэй. — Глаза зажмурены, на лице гримаска брезгливости.

— Если собираешься упираться, лучше уйди.

— А если уйду, что будет?

— Я позвоню Марку. Потом позвоню Джону. Потом Джейсону. — Пауза. — И не будет никакой пробы.

Она тут же жмется ко мне, и просит прощения, и увлекает за собой в спальню, и это именно то, к чему я стремился, иначе меня не заводит.

— Странно, что ты такой равнодушный, — говорит она позже в сумраке спальни.

— Почему? — спрашиваю. — Почему странно?

— Ты же Рыбы.

Лежу, переваривая услышанное, раздумывая над тем, во что же я превратился.

— Откуда ты это знаешь?

— Мне Аманда сказала, — шепчет.

Молчу, хотя очень трудно не реагировать.

— Можешь назвать самую страшную вещь, которая с тобой произошла? — говорит, и вопрос кажется смутно знакомым.

Я знаю, что это за вещь, но делаю вид, будто не могу вспомнить.

В музее Гели [74] — прием, устраиваемый двумя совладельцами студии «Dreamworks» в честь куратора новой выставки, и я иду один, и настроение получше, вальяжно брожу по залам, потягиваю аперитив, слегка подшофе, потом стою на открытой веранде, вглядываясь в плотную черноту неба, и думаю: «Что бы сказал Мара?» [75] По пути наверх я оказался в одном вагончике [76] с Трентом и Блэр, сидел, уткнувшись носом в стекло, не сводя глаз с автомобилей, мчавшихся по шоссе под нами, тупо кивал, слушая, как Алана костерит своего пластического хирурга, а теперь, с площадки, где я стою, ничего не различить во мраке каньонов, а потом вдруг притаившийся внизу город разом вспыхивает всеми огнями, и я то и дело посматриваю на телефон, проверяя сообщения, и почти приканчиваю второй мартини, когда паренек в курточке официанта сообщает, что ужин подадут через пятнадцать минут, а потом на месте паренька — Блэр.

— Надеюсь, ты хотя бы не за рулем, — говорит.

— Зато пришел мрачным, а теперь вполне счастлив.

— Судя по виду, настроение у тебя действительно неплохое.

— Так и есть.

— На днях в «Спаго» я, грешным делом, решила, что тебя уже ничем не развеселить.

— Нашлось средство.

Пауза.

— Пожалуй, мне лучше не знать какое.

Допиваю мартини, ставлю бокал на парапет и кротко ей улыбаюсь; меня слегка покачивает, а Блэр вглядывается в поблескивающую чешую моря в изгибе далекой бухты.

— Сперва не хотела подходить, а потом передумала, — говорит, пододвигаясь ближе.

— Откровенность за откровенность: мне приятно, что ты подошла. — Отворачиваюсь, чтобы еще раз взглянуть на город. — Почему ты так долго меня избегала? С какой стати?

— Себя берегла.

— Что изменилось?

— Я тебя больше не боюсь.

— Все еще на что-то надеешься.

— Мне все казалось, я смогу тебя изменить, — говорит. — Все эти годы.

— Чтобы я стал воплощением твоего идеала? — Замолкаю, додумывая мысль. — Или воплощением своего?

— Твоего, боюсь, не получится: люди такими не бывают, Клэй.

— Почему при этом надо смеяться?

— Мне интересно, общался ли ты с Джулианом, — говорит. — Или все-таки прислушался к моему совету?

— В смысле, к твоему приказанию.

— Называй как хочешь.

— Кажется, мы с ним виделись пару раз, но теперь он, судя по всему, ненадолго уехал. — Притормаживаю перед решающим выпадом. — Рейн сказала, что не знает, где он.

При упоминании Рейн Блэр говорит:

— Надо же, какие у вас у всех интересные отношения.

— Непростые, — соглашаюсь. — В наших лучших традициях.

— Я смотрю, вы ее по рукам пустили, — говорит. — Сначала Джулиан, потом Рип, потом Келли, теперь ты… — Пауза. — Интересно, кто будет следующим?

Отмалчиваюсь.

— Не мое дело, — пододвигается ближе. — И кстати, Рейн знает, где Джулиан. Согласись: если я знаю, где Джулиан, то она-то тем более знает.

— От кого ты знаешь? — осекаюсь. — Ах, ну конечно! Твой муж ее агент. Агентурные сведения.

— Да нет. К тому же агент ей не поможет. — Пауза. — Думаю, ты и сам это понимаешь.

— Так где Джулиан? — не отступаюсь.

— Зачем тебе знать, где он? — спрашивает. — Или вы по-прежнему дружите.

— Раньше дружили, — говорю. — Но теперь… нет. Пожалуй что нет. Разбежались, — умолкаю, но не могу с собой справиться. Спрашиваю снова: — Где он? Откуда ты знаешь, где он?

— Держись от него подальше, — мягко увещевает Блэр. — Больше от тебя ничего не требуется.

— Почему?

— Потому что так будет лучше для всех.

Я подставляю ей губы, ощущая спиной взгляды статуй, и свет, льющийся от фонтанов, и как позади нас на небосклоне моря восходит отраженье луны.

— Про тебя столько разного говорят, — шепчет Блэр. — Но я ничему не верю.

Открываю дверь своей квартиры. Свет выключен, и только чуть повыше дивана белый прямоугольный блик: мерцающий экран телефона озаряет снизу страшное лицо Рипа. Не пугаюсь только потому, что пьян; нащупываю выключатель, и комната медленно наполняется тусклым светом. Рип не торопится начать разговор — сидит, развалясь на диване, как у себя дома, рядом — початая бутылка текилы. Наконец изрекает, что весь вечер проторчал на какой-то предоскаровской церемонии, и потом мимоходом интересуется, где был я.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю. — Как ты вошел?

— Добрые люди впустили, — отвечает, словно это и так понятно. — Пойдем прокатимся.

— Зачем?

— Затем, что твоя квартира, скорее всего, — прищуривается, — прослушивается.

В лимузине Рип показывает мне мейлы из почтового ящика [email protected], принадлежащего Рейн. Всего их четыре, и я читаю один за другим с риповского айфона, пока лимузин катит по пустынному Малхолланд-драйв — старая песня Уоррена Зивона реет в кондиционированной тьме. Поначалу вообще не понимаю, что это, но в третьем мейле я ей якобы написал, что «убью этого ублюдка» (имея в виду ее «любовника» Джулиана), и в моем сознании письма приобретают сходство с устаревшими географическими картами: в чем-то они точны и, безусловно, составлены с тайным, но вполне определенным умыслом, но некоторые детали взяты словно бы с потолка, не имеют никакого отношения ни к Рейн, ни ко мне (упоминание о Каббале, наш обмен язвительными замечаниями в адрес музыкального номера на недавней оскаровской церемонии (ироническая версия «On the Sunny Side of the Street» [77] в исполнении Хью Джекмана [78], которую я даже не видел), мое увлечение знаками зодиака), однако если абстрагироваться от фактических неточностей, суть наших отношений схвачена верно. Внимательно вчитываюсь в третий мейл, пытаясь понять, кто мог его сочинить (рассовать между строк улики, предложить читателю ниточки, которые разматывали бы весь клубок), и вдруг до меня доходит: это неважно, все ниточки тянутся ко мне, я доигрался.