Диего Марадона. Автобиография - Диего Армандо Марадона

а вратарищем, который был там как свой, потому что играл в Мексике. Эль Чино Тапия с Эль Негрито Энрике. Чудак Ислас – очень молодой, но с характером – с Чечо.

Мосчелла, Рубен Мосчелла, который занимался всеми административными вопросами, делил комнату с Молиной, одним из массажистов. Говорю «одним из», потому что я привез Кармандо. Сальваторе расположился в невероятной комнате: с Роберто Мариани, помощником Билардо, Синьорини и Лоренцо ди Лоренци, более известным как Чудак Галиндес. Боже, вот это была комната! Они спали так близко, что даже сны видели одинаковые!

Галиндес, который тоже являлся массажистом и вообще делал все подряд, поскольку работал с инвентарем и был шутом группы, в конце каждого дня жутко уставал. Мы видели, что ночью он шел в комнату, бросался на кровать, словно в бассейн, и падал замертво. Однажды мы ослабили крепления ножек его кровати и ждали, столпившись у окошка его комнаты, когда наконец Галиндес пойдет спать. Сработало: он бросился на кровать и… бум! – матрас с грохотом упал на пол. Когда Галиндес увидел, как мы все шпионили за ним, он готов был нас убить. И это было не единственное, что мы делали: мы не только говорили все друг другу в лицо, но и доставали друг друга, как мальчишки. Ведь кроме тренировок там других занятий особо-то не было. Мобильных еще не существовало, вспомни этот скандал с Пассареллой из-за единственной телефонной линии на базе.

Много времени мы посвящали чтению спортивных мексиканских газет: Esto, Ovaciones, La Afición, El Gráfico и ждали, когда придет El Gráfico из Аргентины. Какие там компьютеры! Ничего подобного не было. Первым всегда вставал Троббиани: в полвосьмого утра он ходил кругами по полю. Мне очень нравилось пить мате в комнате, где хранился инвентарь, с Тито Бенросом и Чудаком Галиндесом. В инвентарной пахло футболом: ребята работали как звери, приходили на поле на четыре часа раньше и уходили на четыре часа позже.

Диета? Паста от Кармандо и жареное мясо от моего отца

Как я уже неоднократно говорил, я был против нахождения на базе. Но та база меня не изнуряла, поскольку на ней мы сделали многое из того, что нам хотелось. Мы съездили в Колумбию и вернулись раньше, потому что хотели быть там, где ощущалась настоящая высота. Помимо историй с комнатами, мне очень нравились поля. Земельный участок был огромным, около четырех гектаров, а вокруг лес. Он находился далеко от центра, минутах в 40, и в пяти минутах от стадиона «Ацтека». Просто шикарно. По правде говоря, мы привыкали ко всему, и то место в итоге стало нашим домом. Свободный вход был у левши Лопеса, моего тренера из «Архентинос», который управлял базой. Великий человек, всегда открытый для решения любого вопроса.

Билардо иногда устраивал матчи против местных и молодежных команд. Это было опасно, потому что там ребята шли напролом. Но мы желали тренироваться, бегать, привыкать к высоте. Мы хотели этих тренировок, чтобы раздышаться. Сердце выпрыгивало из груди, а нам требовалось, чтобы оно выпрыгивало еще сильнее, чтобы, когда придет время играть в полдень, мы не чувствовали подобного. Ко мне подходил Чечо и говорил:

– Не могу больше, не могу…

– Я тоже не могу, но давай, давай, побежали…

Мы брались под руку и подталкивали друг друга.

– Хватит, Марадона, хватит, – говорил он.

А я отвечал:

– Давай, давай, давай, Чечо, мы можем. Давай.

Мне жутко хотелось продолжать. Но Билардо не давал нам тренироваться, просил нас остановиться. Иногда он организовывал такие матчи в полдень и потом тренировку вечером. Но единственное, чего он желал, так это чтобы мы отдыхали. А я ничего не хотел слышать: это было одно из самых серьезных наших различий.

Однажды я сказал Тито Бенросу:

– Дай мне мяч, мы идем играть.

– Но, Диего, я не могу. Билардо меня убьет.

– Дай мне мяч и перестань выпендриваться, а то я сам тебя убью.

Я бы, конечно, никогда не убил Тито, он был гением, но вот Билардо его держал на коротком поводке. Он дал мне мяч, и через некоторое время нас, вместе с Тито, было уже несколько, и мы разыгрывали передачи на лугу в глубине, позади футбольных полей.

Часто я останавливал Эчеваррию:

– Мне кажется, Боча слишком медленный, как и Альмирон, а также как вон тот и этот. И я тоже. За комнатами есть еще одно поле. Не говорите ничего Карлосу, возьмите несколько конусов и пойдемте туда. Сделайте зигзаг, длинную передачу, зигзаг, десять проходов, два поворота, десять проходов, два поворота… И готово.

– Видишь? Поэтому я так тебя люблю, Диего. Давай пойдем… Я хочу вас тренировать, но Карлос не хочет, – отвечал он.

Эчеваррие нужно памятник поставить, огромный памятник. Гений. К тому же он сдерживал Билардо. Он подходил к моей кровати и тихо спрашивал:

– Будешь тренироваться сегодня? Или у тебя болит лодыжка?

– Болит немножко, – отвечал я.

И тогда он говорил:

– Не волнуйся, присоединишься потихоньку.

Он все знал. Гениальный человек.

А вот зачем в Мексику поехал Эдуардо Мадеро, я до сих пор понять не могу. Док рассказывал журналистам о каких-то диетах, гороховых крем-супах, равиоли с ореховым соусом, рыбе с картофелем, флане с кремом, чесночной вермишели, курице по-португальски, углеводах и не знаю о чем еще…

Единственные диеты, о которых я помню, мне назначал чудак Оливе. Врач он был всезнающий, и я ему слепо верил. И можете говорить о каком угодно меню, и на самом деле повар Хулио Ониева прекрасно знал свое дело, но если речь заходит о еде, я вспоминаю о пасте Кармандо в огромных кастрюлях и о жареном мясе, которое готовил мой отец два раза в неделю.

Потом, да, были еще походы в ресторан «Ми бьехо» Эдуарда Кремаско, которые стали традицией. Кремаско являлся коллегой Билардо в Эстудиантес и уже давно жил в Мексике. Во‑первых, он доставал нам мясо для готовки. Во‑вторых, Кремаско являлся частью всех наших вылазок, которых было великое множество: например, после матчей мы всегда ходили есть в его ресторан, расположенный в довольно пафосном районе Поланко. А до матчей у нас имелась другая традиция: пройтись по магазинам в Перисур. Это был огромный торговый центр, с большими магазинами: Ливерпуль, Сеарс и Санборнс. Первый раз команда пошла в Санборнс. Говорю «команда», потому что я остался: у меня болело колено, и я боялся еще больше усугубить ситуацию. В начале-то было нормально, но по ходу чемпионата все усложнялось.

Тем не менее традиция сохранялась: много нас было или мало, нам