В плену пертурбаций - Алан Фостер

Мадж спрыгнул с мраморного цоколя, кинулся к Джон-Тому и облапил его. Из пасти выдра вырывались нечленораздельные звуки – нечто среднее между лаем и улюлюканьем. Юноша пошатнулся, не устоял на ногах и рухнул навзничь, увлекая за собой Маджа. Сердиться на выдра он не мог, ибо, во-первых, Мадж обладал способностью заражать окружающих своим настроением, а во-вторых, он и сам несколько переусердствовал, пробуя на вкус капли животворного дождя. Юноша ощущал легкое головокружение; он добродушно ухмыльнулся, глядя на восседавшего на нем Маджа. Что же до Сорбла, тот летал вокруг фонтана, постепенно сужая круги. Наконец произошло то, к чему неминуемо шло дело: филин неверно рассчитал расстояние, задел крылом о фонтан и плюхнулся в бассейн, так что Джон-Тому с Маджем пришлось выуживать его оттуда. Соренсет и Клотагорб взирали на охватившее молодежь безумие со снисходительным видом, как то и пристало существам столь почтенного возраста.

– Кажется, – заметил лис, – все вопросы придется решать нам с вами.

Остальные, по-моему, не в том состоянии.

– Я даже рад этому, – отозвался волшебник. – По крайней мере, никто не будет задавать дурацких вопросов. Вы хотите знать, что нам нужно? Я сейчас перечислю. Кстати, помимо припасов на дорогу, надо бы позаботиться и о ночлеге. Надеюсь, хоть кто-то из трактирщиков к ночи достаточно протрезвеет.

– Я знаю подходящее местечко, – сказал Соренсет. – Лучшего вам не найти. Когда владельцы узнают, кому дают приют, они будут безмерно счастливы. Насчет оплаты не беспокойтесь. Вы – гости Магистрата, который действует от имени жителей благодарного Оспенспри.

Музыка, которую исполнял оркестр для увеселения пирующих, была томной и ненавязчивой, благо из инструментов наличествовали исключительно флейты и струнные. Обычно подобная музыка доводила Джон-Тома, в прошлом рок-гитариста, чуть ли не до исступления, но сейчас он вдруг обнаружил, что после долгого путешествия с юга на север наслаждается покоем и мягкостью звуков. С профессиональной точки зрения его весьма заинтересовали многочеренковая флейта, на которой наигрывала рыжая рысь, и тридцатиструнная лира в лапах разряженного гиббона. В сравнении с последней двойной набор струн на дуаре Джон-Тома казался детской игрушкой. Однако у гиббона, когда он идет, лапы волочатся по земле, а человеческие руки вовсе не такие длинные. К тому же, продолжал размышлять юноша, пощипывая струны дуары, пускай-ка этот гиббон извлечет хотя бы парочку аккордов из инструмента, который связан с параллельным измерением!

Поневоле создавалось впечатление, что горожане, все до единого, стремились лично выразить благодарность своим спасителям. Если бы не Соренсет, который вежливо, но твердо преграждал путь большинству признательных оспенсприйцев, путешественникам пришлось бы туго. Тем, кто не понимал сразу, лис доходчиво объяснял, что путники устали, а впереди у них долгая и трудная дорога.

Поток славословий слегка ослабел после пертурбации, которая случилась ближе к вечеру. Она не могла равняться с той, что притянула к городу черное облако, ни продолжительностью, ибо длилась всего-навсего минут десять, ни серьезностью, однако отрезвила жителей Оспенспри и остудила наиболее горячие головы. Горожане и все прочие превратились в разноцветных бабочек, а здания обернулись коконами всевозможных размеров и форм. Перед тем как пертурбация завершилась и мир возвратился в нормальное состояние, то тут, то там можно было заметить нервное трепетание сверкающих крылышек. Это событие несколько подпортило эффект, произведенный действиями Клотагорба. Внезапно оказалось, что Соренсету уже не нужно отгонять тех, кто рвался облобызать лапы чародея.

– Неблагодарные создания, – проронил волшебник, отправляя в рот ложку супа. – Им, видите ли, мало того, что я спас город! Изволь, мол, спасти мир, тогда посмотрим!

– Не судите их слишком строго, – произнес Джон-Том. Юноша доел то, что было у него в тарелке, и откинулся на спинку стула, ощущая приятную тяжесть в желудке. Сытный ужин в таверне, особенно по сравнению с торопливыми перекусами по пути, за которыми следовали казавшиеся бесконечными часы тряски на разболтанном джипе, напомнили ему, что еда – не только необходимость, но и блаженство. – Они не ведают, что происходит. Быть может, мы с вами единственные, кто знает истинную причину изменений, – мы и, конечно, тот, кто захватил пертурбатор.

– Невежество не извиняет дурных манер, – буркнул Клотагорб; тем не менее чувствовалось, что Джон-Тому удалось несколько успокоить волшебника.

К ним за овальный стол подсели Соренсет и прочие члены Магистрата.

Клотагорб, который не успел еще переварить обиду, предпочитал отмалчиваться, а потому рассказывать о путешествии и планах на будущее пришлось юноше. Советники внимательно слушали. Когда Джон-Том кончил, председатель Магистрата, самец белки-летяги по имени Талла, летательную перепонку которого украшали многочисленные знаки отличия, заявил:

– Одно можно сказать наверняка. Тот транспорт, на котором вы приехали, дальше будет бесполезен. Путь пролегает по горам.

– А как насчет ездовых змей? – справился Джон-Том.

– Они не выдержат холода, который царит на Плато.

– Значит, пойдем пешком, – хмыкнул Клотагорб и принялся постукивать по столу пальцами обеих лап. – Перспектива, разумеется, малопривлекательная, однако она пугает меня гораздо меньше, чем то, что может ожидать нас, когда мы доберемся до цели.

– А что предлагаете вы? – спросил юноша.

– В Оспенспри, – отозвался после недолгого молчания Соренсет, – проживает немало тех, кто промышляет извозом. Но кто из них согласится отправиться на Плато в это время года, я не могу даже предположить. Мы постараемся узнать, нет ли среди них добровольцев, но не более того.

Понимаете, одно дело припасы, и совсем другое – жизнь горожанина.

– Конечно, понимаем, – фыркнул Клотагорб.

– Я пойду узнаю, – вызвался нервозного вида бандикут. Он извинился перед гостями, выбрался из-за стола и поспешил к выходу.

– С нас хватит и одной-единственной лошади, чтобы везла поклажу, – продолжал Клотагорб. – Признаться, относительно добровольцев меня гложут сомнения.

– Вы же спасли город! – воскликнул Джон-Том.

– Мой мальчик, – изрек чародей, одарив юношу высокомерным взглядом, – поживи с мое на свете, и ты тоже придешь к выводу, что альтруизм не относится к числу самых распространенных добродетелей.

Установилась тишина. Неожиданно ее нарушило громкое чавканье, которое донеслось из-за соседнего с овальным стола. Джон-Том искоса поглядел на Маджа. Тот жадно поглощал здоровенную жареную рыбину, причем уткнулся в нее всей мордой, так что над тарелкой виднелась только его макушка. Джон-Том наклонился и прошептал на ухо приятелю: