Переписка - Рашид ад-дин

Правдивого — мир ему и благоденствие! — «Упокой меня предавшимся Тебе и причисли к праведникам!»[178], — и указание «Я дошел до божьей Ка’бы», — и прекрасное обращение: «О ты, душа упокоившаяся! Вернись к Господу твоему»[179], — и просьба Мустафы — да благословит его Аллах и да ниспошлет ему мир! — «О боже! упокой меня бедняком».

[Пусть] всевышний бог дарует той святой и чистой душе тысячу успокоений и отдохновений и [пусть] превратит Он его священную могилу и высокую гробницу в место восхода солнц милосердия и в место, куда падают лучи славы! А этого почтенного [человека нашего] времени да сделает [бог] наследником жизни на долгие времена! И да сделает он [так], чтобы для его [погруженного в] созерцание взора и его [ищущих] откровения глаз стала явной и очевидной истина всего [относящегося] к вере и |л. 18а| к мирским [делам], тонкости внешних и внутренних качеств, чтобы [мог] он каждую вещь прочесть и увидеть таковой, какова она есть, [чтобы мог] он познать тайну [слов]: «Мы покажем им Наши знамения по странам»[180] — и [тайну фразы]: «Покажи нам вещи, каковы они есть». И пусть он знает и различает бега от суеты сует, вечное от тленного, существующее от несуществующего, сотворенное от извечного, жизнь от смерти, [чтобы мог] он отвернуться от первого{78} и пойти навстречу второму. Если всевышнему Аллаху будет угодно, его бесподобная натура и его незаменимые качества всегда будут{79} защищены и сохранены от несчастий времени и превратностей веков, [сохранены для того], чтобы у этого немощного был повод для преданности и благожелательности и чтобы и в уединении и в обществе, и в радости и в горе он мог произносить хвалу и разглашать похвалу этому господину.

Хотя я намеревался сказать много больше, |стр. 32| слезы, [текущие] из очей, смывали все, что я писал, и уничтожали все, что я изображал. *Стихи:

Сохрани Аллах от того, чтобы я

Уподобился лягушкам, обитательницам рек!

Когда они кричат, то наполняют [криком] воду,

А если замолкнут, то умрут от печали.

Этими двумя двустишиями заканчиваю теперь это полное горечи повествование. Стихи:

Хотя сломалась ветка в саду твоих высоких качеств,

Благодарение и хвала, что стоит тот корень, который является основанием.

И если исчезла одна роза из цветника твоей надежды —

Благодарение богу [за то], что на месте роза сада твоего бытия.

Поскольку приносящий [это] очень торопился, то пока, согласно [сказанному]: «Дар бедняка — это мелочь», — послал в дар в качестве подношения полустишие: «Все в доме остается хозяину». Если Аллаху будет угодно |л. 18б|, [посланное] будет принято. Уповая на безграничную милость и великую благосклонность [нашего] господина, этот немощный надеется, что он укроет его ошибки полой прощения и помянет его в [своих полных] благочестия утренних и вечерних молитвах. Мир вам!

№ 13{80}

ПИСЬМО, НАПИСАННОЕ В ОТВЕТ НА ПИСЬМО МАУЛАНЫ САДР АД-ДИНА ТУРКЕ{81}

[Ваш] благородный ответ, [Ваше] любезное послание, наполненное дружескими чувствами и единодушием, получено. Аллах свидетель, что прочтение содержания и созерцание листов этого [послания] увеличили свет в глазах и радость в груди. Высказанная благосклонность и проявленное благородство — результат сущности ангельских качеств [того, кто представляет] квинтэссенцию времени и [является] единственным в мире, могут быть примером [этого] благоволения.

Для сердца и очей порядок смысла и формы и красота изображения |стр. 33| и слов были равнозначны [изречению]: «Оживляет мертвого и делает зрячим слепого»[181]. Стих:

Я и весел, я и смущен; я и радостен, я и печален:

Что, [если] я не смогу выполнить это поручение?[182]

[Уже] сказано чрезвычайно одобрительно и безгранично похвально о редкостности изложения, о чудесах пера и пальцев [того, кто является] повелителем страны познания и убежденности.

То, что написано [Вашим] рассыпающим драгоценные камни и рассеивающим жемчуг каламом об опустошении Ирак-и ‘Аджама, [суть следующее]: нищета, лишения и терпение жителей Исфахана перешли последний предел и [достигли] крайней степени; они проливают слезы из глаз из-за того, что бесконечные несчастья времени, следующие друг за другом бедствия и горе неимущих [дошли] до крайности[183].

|л. 19а| И хотя они желают довести до слуха столпов государства и знати его величества [свой] полный горечи рассказ, они не могут описать [происходящее], потому что струящиеся из глаз слезы стирают то, что начал писать калам.

Основываясь на [этом], удовлетворение Вашей просьбы, [Вас], являющегося самой крупной жемчужиной в ожерелье главенства и перлом раковины величья, обязательно. В настоящее время мы посылаем в ту сторону ходжу ‘Али Фирузани{82}, который уже много лет состоит на службе этого ничтожного и является человеком деятельным и опытным, совершенным и справедливым, чтобы он в вашем присутствии заново составил действующий сейчас канун[184] Исфахана и смыл{83} старые дафтары, которые появились во времена тиранов-тюрок и битикчи-притеснителей.

Мы определили, что обязательства населения Исфахана |стр. 34| перед наибами дивана составляют:

с посевов — одну десятую часть,

с тамги{84} — половину десятой части,

со скота: с каждой овцы — пол-тассуджа{85};

с каждой [головы] крупного рогатого скота — один тассудж{86},

с каждой лошади — два тассуджа;

с каждого верблюда — три тассуджа.

[Относительно же] всякого, у кого есть засаженный [плодовыми] деревьями сад и виноградник, наибы и столпы государства, вникнув в то, [каков] размер его урожая, пусть определят харадж{87} таким образом, чтобы владельцы были бы довольны и признательны. И пусть не чинят насилия над ними ни в одном из видов [обложения]. Их имения пусть считают освобожденными от таклифат, тавази’ат, калана и купчура и вычеркнутыми [из] записей. Из тысячи [же] всадников, которые они выставляли до этого [в виде] чарика, по приказу этого года не брать больше пятисот всадников. Все содержание и суточные [расходы] выдавать им |л. 19б| из налогов Исфахана. Мы приказали, чтобы полностью были уничтожены и изъяты из текстов реестров и со страниц дафтаров новые налоги{88}, подобные таким, как тамга с древесины{89}, мыла, [поставки] фруктов{90} и разного рода тканей, выделываемых в Исфахане.

Поскольку мы хотим сделать явными следы добрых дел и благодеяний и чтобы, вспоминая о наших достойных похвалы поступках, заговорили [о них] в [разных] концах