Истые Галлюцинации - Теренс Маккенна

Не будучи в то время химиками, мы сумели обратить сгущение духа в идею транслингвистической материи. Слово, предмет и познание слились воедино в лучших традициях высшей тантрической йоги. Брат мой был во власти откровения - тайны алхимии в ее самом традиционном смысле:

Столь опрометчивое утверждение могло бы показаться нелепым, не будь оно подкреплено долгими., изнурительными размышлениями на эту тему. Наши исследования в области химии мышления, метаболизма триптамина, природы мысли, сознания, истории, магии, шаманизма, квантовой и релятивистской физики, метаморфозы, насекомых, алхимических процессов и т.д. в совокупности с интуитивным пониманием некаузальных синхронистических процессов, происходящих под действием строфарии, позволяют нам осмелиться на не совсем уж дикую догадку относительно того, чем может быть этот облекающийся в форму звук. Влияя на нервные ткани, галлюциногены способны во временном измерении вносить изменение в сознание. Понятно, что само сознание тоже может производить изменения в трех измерениях. Под действием триптаминов появляется возможность при наличии определенных условий слышать и издавать голосом звук, который проходит через копировальное устройство высших измерений и сгущается, образуя транслингвистическую материю, т.е. материю, которая повторяет себя во времени, - вроде голограммы, которая повторяет себя в пространстве. Субстанция, возникновение которой инициируют звуки, - это триптамин, продукт метаболизма мысли, проходящей через высшее пространственное измерение. Она являет собой молекулу иного измерения, совершающую путь во внешнем для себя пространстве "этого" мира. Гипермерная природа данного материала такова, что он являет собой одновременно все - и понятия, и мысли, и миры, и людей, и события, сплавленное в единое целое силою алхимии ума, достояния высших измерений.

Такова гипотеза загадочной и магической слизи, легенды о которой и по сию пору сохранились на менее исследованных притонах Амазонки. Там ходят упорные слухи о некем магическом веществе, которое искусные шаманы выделяют из своего тела. Оно якобы помогает им врачевать, творить чудеса и добывать сведения, которые невозможно получить никаким из обычных способов. Как волшебные зеркала, знакомые нам по сказкам, волшебные жидкости из бытующих в джунглях поверий - это окна, позволяющие заглянуть в далекие времена и края. Наша задача состояла в том, чтобы создать достоверную модель того, как может происходить такой феномен, не забывая при этом об известных или подразумеваемых законах физики и химии. Задача не из легких! В своем дневнике Деннис размышлял:

Возникает множество вопросов относительно феноменологии этой временной голограммы как жидкой матрицы. Мы полагаем, что триптамин, продукт метаболизма высших измерений - алхимический феномен, заключающийся в правильном соединении триптамина (соединения, почти повсеместно встречающегося в органическом мире) с произносимым голосом звуком, который опосредован умом. Именно ум управляет этим процессом, а управление заключается в гармонической настройке на внутренний аудиолингвистический феномен, который, возможно, представляет собой "тон" электронного парамагнитного резонанса молекулы псилоцибина, И когда наступает смыкание с этим тоном - процесс, который заключается главным образом в доведенном до совершенства звукоподражании внутреннему тону, - то вырабатывается гипермерный триптамин. Является ли он таким же продуктом ума, как и мысль? Реален ли он, как любая жидкость, как вода? Харнер утверждает, что шаманы дживаро под влиянием триптамина, употребляемого вместе с Banisteriopsis caapi (аяхуаска), замедляющей действие МАО, вырабатывают светящуюся жидкость, благодаря которой и творят все свои колдовские дела. Говорят, что эту невидимую обычным глазом жидкость может увидеть любой, кто отведает настой аяхуаски, которую часто связывают с фиолетовым свечением и темно-синими галлюцинациями. Возможно, речь идет о термической плазме, видимой только в ультрафиолетовом спектре. Если окажется, что этот феномен подпадает под вышеупомянутую категорию "продукт ума" и действует так, как описано, но с одной оговоркой: он не имеет отношения к обычному пространству-времени, то он все равно представляет собой суть того гиперизмерения, которое Юнг назвал коллективным бессознательным.

Если оглянуться в прошлое с высоты двадцатилетнего опыта, эти записи покажутся одновременно заумными и наивными. Теория о возможности совместной метаморфозы мира мысли и материи противоречит принципам интуитивизма и концептуально усложнена, и все же именно уверенность, что за этим феноменом или за представлением о нем скрывается нечто реальное, явилась тем главным, что привело нас к исследованию шаманизма в бассейне Амазонки. Прочитав эти записи впервые, я усомнился в прочитанном. Казалось, в нем нет и крупицы здравого смысла. Я так и не сумел толком ничего понять. Однако и сегодня, когда позади лежат годы исследований, направленных на осмысление событий в Ла Чоррере, эти идеи кажутся такими же волшебно близкими и одновременно далекими, какими показались мне тогда. У нас была теория и был опыт, и вскоре мы решили попытаться связать их воедино, поставив эксперимент, результаты которого были бы абсурдны, не содержись в странных идеях, рожденных в тот период, зерна практической истины.

Вечером, перед тем как лечь спать, Ив, Деннис и я выкурили самокрутку Санта-Марты-Голд. Когда мы уселись и начали этот ритуал, вокруг стояла тихая, совершенно ясная ночь. Ив что-то сказала по этому поводу, и все мы на миг взглянули на Млечный путь. Небо было усеяно миллионами звезд. Мы покуривали, храня благоговейное молчание. Прошло, наверное, минут пять, а каждый из нас все еще блуждал в своих мыслях. Мечты наши прервал возглас Денниса:

- Взгляните, как быстро изменилась воздушная среда! Туман поднимается.

И точно. Вокруг на расстоянии футов в семьдесят жался к земле слой густого тумана толщиной всего в несколько футов. И вот, прямо у нас на глазах, он начал разбухать, распространяясь ввысь и вширь, пока не превратился в плотную пелену, окутавшую всю окрестность. Всего несколько минут - и на месте бездонного и ясного ночного неба возникла сплошная завеса тумана. Я был искренне изумлен. Первым предложил объяснение Деннис, причем уверенность его была еще более ошеломляющей, чем само явление:

- Это нестабильность давления, которая под влиянием нашей горящей самокрутки смогла перейти критический порог.

- Ты, должно быть, меня разыгрываешь! - не поверил я. -" Неужели ты хочешь сказать, что жар от нашей самокрутки заставил воду вокруг нас сгуститься в видимый туман, и это явилось началом цепной реакции для всего перенасыщенного влагой окрестного воздуха? Не можешь же ты утверждать такое всерьез!

- Нет-нет, именно так оно и есть! Более того, это произошло не случайно, вернее сказать, нечто, может быть, гриб, использует это в качестве примера. Это его способ показать нам, что малые нестабильности в системе могут создавать общие большие колебания. (Разумеется, никто из нас не мог тогда знать, что в последующие десятилетия математики будут изучать такие вот идеи под названием "теория и динамика хаоса")

- Ну, ты даешь!

Эта болтовня Денниса выбила меня из колеи. Я и вообразить не мог, что его объяснение верно, и недоумевал, как он сам может считать его правдоподобным . Мне впервые пришло в голову, что он слегка свихнулся. Тогда, думая об этом, я не пользовался жаргоном психоаналитиков, но заметил у себя реакцию, которая включала мысль о том, что он соскальзывает в мифопоэтическую реальность, или, как я тогда для себя сформулировал,, "у него крыша поехала".

Тем временем туман стал совершенно непроглядным, и все мы пошли спать. Но перед этим Ив рассказала, что во время молчания, предшествующего появлению тумана, у нее была галлюцинация. Когда она сидела с закрытыми глазами, ей привиделось странное, похожее на эльфа существо, которое катило по земле сложный многогранник. И каждая его грань, сказала она, казалась окном в другое время и в другой мир.

- Камень! - вырвалось у меня. Я почти ощутимо представлял ее видение: да это же lapis philosophorum (философский камень), лучезарная цель, веками манившая алхимиков и магов, блеснула в тропической ночи в виде Огромного многомерного алмаза, философский камень, хранимый подземным гномом. Какой глубинной и проникновенной силой обладал этот образ! Казалось, я ощущал душевные чаяния древних алхимиков - признанных авторитетов и никому не известных тружеников, искавших этот lapis в клубящемся дыму своих перегонных кубов. Я, казалось, видел золотую цепь адептов, уходящую в далекое эллинистическое прошлое, Гермесовы скрижали, проект, затмевающий своим размахом империи века, - не что иное, как попытка спасения падшего человечества силой возвращения материи утраченной духовности. Я никогда не представлял себе загадку камня в таком разрезе, но, пока я слушал рассказ Ив о том, что она видела, у меня возник мысленный образ, который и по сию пору остается со мной. Это образ философского камня как гипермерного самоцвета, превращающегося в НЛО человеческой души как космического корабля. Именно он есть универсальная панацея после конца времени, а вся история - это лишь ударная волна сего окончательного осуществления потенции человеческой души. Вит такие мысли, такие откровения, казавшиеся мне тогда шевелением чего-то необъятного, чего-то смутно предчувствуемого, протянувшегося через миллионы лет и имеющего отношение к судьбе человечества и возвращению души к ее рождающему восторг и трепет тайному источнику, посетили меня в ту ночь. Что же происходило с нами?