Боги войны - Конн Иггульден

— Итак, что у меня хорошего? — бормотал он. — Два ножа, горстка греческих монет — правда, неизвестно, что там на них можно купить…

Один из гребцов шикнул на него, налегая на весло, и Цецилий продолжил рассуждать о своих делах про себя. Он давно заметил, что в трудную минуту нужно сосредоточиться, разложить все по полочкам — и это поможет выбрать правильный путь.

«Золотой перстень Цезаря надежно пришит к кожаному поясу, — перечислял в уме Цецилий. — Есть пара прочных сандалий и шерстяные носки[1] — можно не бояться мозолей. Едой я запасся; если потребуется где-нибудь затаиться, не придется голодать, даже соль и оливковое масло взял — будет чем сдобрить кушанье. Плащ у меня отличный, не промокает… почти. Маловато, однако, чтоб заняться ремеслом лазутчика».

Цецилий приуныл, но тут в него плеснула очередная струя холодной воды, и он немного воспрял духом. «Смекалки мне не занимать; умею говорить по-гречески — за крестьянина сойду. На зрение не жалуюсь. Человек я бывалый».

Перечисляя преимущества, он почувствовал себя бодрее и слегка выпрямился. В конце концов, не зря же Марк Антоний выбрал именно его, да и Цезарь не послал бы глупца. Задача простая — сосчитать легионы в Греции и узнать, сколько у Помпея галер. Зная греческий язык, Цецилий уж как-нибудь найдет работу в военных лагерях, а раз в месяц ему нужно добраться до побережья и передать собранные сведения. И в один прекрасный день тот, кому он их передаст, скажет, что задание выполнено, можно садиться в лодку и плыть домой.

— Может, вас за мной и пошлют, — шепнул Цецилий ближайшему гребцу, а тот, не дав ему договорить, сердито зашипел:

— Держи рот на замке, тут кругом галеры, а по воде слышно далеко.

Цецилий отвернулся — вот и поговорили. Он старался не обращать внимания на волны, которые весело переплескивали через борта и, казалось, радовались ему, словно старому другу. Как бы он ни отворачивался и ни кутался, брызги непременно проникали в самые неподходящие места.

«С другой стороны, — рассуждал Цецилий, — правая коленка болит, стоит только на ногу ступить. И два пальца у меня ноют всякий раз, когда идет дождь. И вообще, лучше бы быть отсюда подальше. Неизвестно, что меня ждет. Того и гляди, схватят, начнут пытать и убьют. Да еще двое этих угрюмцев, которым и дела нет до меня».

Тут его спутники, будто почуяв что-то, вдруг перестали грести и застыли. Он собрался спросить, в чем дело, но один из гребцов зажал ему рот ладонью.

Цецилий замер и, напрягая слух, стал всматриваться в темноту. Где-то невдалеке волны шуршали по гравию, и он решил, что гребцы остановились из-за этого. Однако раздался какой-то скрип, а затем плеск — словно поблизости играла крупная рыба. Цецилий таращил глаза, но ничего не видел, пока перед лодкой не возникла какая-то огромная масса, а внизу не вспенилась вода. Лодка закачалась на волнах, и Цецилий с трудом сглотнул — вражеская галера! Огромные весла поднимались и погружались в воду; слышался приглушенный бой барабана. Сейчас, решил Цецилий, галера разнесет их лодку в щепки. Судно двигалось прямо на них, и он понял, что не в состоянии сидеть и дожидаться, пока зеленое скользкое ребро киля распорет лодку и проедет по нему, превращая в закуску для акул.

В панике Цецилий поднялся на ноги, но гребец схватил его за локоть — рука у гребца, как и полагается, была сильная. Последовала короткая молчаливая борьба, и Цецилий уступил. Галера возвышалась над ними темной горой, на палубе тускло светили фонари.

Спутники Цецилия с бесконечной осторожностью опустили весла в воду и, стараясь подгадать в лад с веслами галеры, в три мощных гребка вывели лодку из-под нависающего киля. Цецилий мог поклясться, что огромное весло задело его волосы. Сейчас оно упрется в лодку, думал он, охваченный неподдельным ужасом. Но гребцы знали свое дело, и галера спокойно прошла мимо.

Цецилий, который от страха перестал дышать, расслабился и сделал жадный вдох. Молчаливые спутники невозмутимо поднимали и опускали весла. Он подумал, что они, должно быть, презирают его, и, пытаясь успокоиться, стал опять перечислять свои «за» и «против».

Казалось, прошла целая вечность, когда гребцы подняли весла, и один выпрыгнул в пену прибоя, чтобы придержать лодку руками. Цецилий взглянул на черную воду и начал вылезать — с преувеличенной осторожностью, заставляя спутников ругаться про себя. Наконец он почувствовал, что стоит на холодном песке и небольшие волны достают ему до пояса.

— Удачи тебе, — прошептал кто-то из гребцов и слегка подтолкнул лазутчика к берегу. Тот обернулся, но его спутники уже исчезли, и лишь на секунду ему послышался плеск их весел. Они уплыли, а Цецилий остался один.

ГЛАВА 9

Сидя в седле, Помпей наслаждался приятным теплом, шедшим от нагревшихся на солнце доспехов. Конь под ним тихонько ржал.

Легионный плац в Диррахии построили после прибытия Помпея в Грецию. Обширный двор, покрытый твердой красной глиной, окружали стены, к которым примыкало здание. Дующий с моря ветер поднимал кроваво-красные пыльные смерчики, в небе уныло перекликались морские птицы.

Вдаль уходили сверкающие шеренги легионеров, выстроившихся для смотра. Результат учений вполне удовлетворил Помпея. Жаль только, Цезарь не может полюбоваться воинами, которым предстоит отмести его притязания на власть над Римом.

Все утро диктатор наблюдал учения, и за приятным занятием время пролетело незаметно. Особенно ему понравились конные части. У Цезаря, радовался Помпей, не наберется даже четверти той конницы, что есть у него. Он прямо-таки трепетал от гордости, когда всадники ровным строем проскакали через огромный двор, по сигналу развернулись и послали в мишени смертоносный град копий. Эти солдаты смогут отвоевать Рим у узурпатора. Для них Цезарь означает — предатель. Помпея тронуло то, с какой искренностью и убеждением офицеры приносили ему присягу.

Чтобы присоединиться к сенату, десять греческих легионов прошагали всю страну до западного побережья. Перед Помпеем предстали хорошо обученные и дисциплинированные воины с высоким боевым духом.

Легионеров возмущало, что диктатора вынудили покинуть Рим, и их возмущение согревало Помпею душу. В греческих легионах нет места слабости или неповиновению: диктатор отдал приказ, и войска пришли. Им не терпится встретиться с противником. Помпей с радостью видел, что донесения из Галлии не оставили равнодушными искусных воинов. Они только и мечтают нанести удар тщеславию галльских ветеранов, чья совершенно неоправданная спесь переходит все границы. С такими солдатами Помпею будет легко воевать.

Отличные качества греческих легионов помогли ослабить постоянное недовольство сенаторов и их семей. Помпей не раз пожалел о том, что привез их сюда, хоть они и придавали ему политический вес. Они постоянно жаловались — на здешнюю воду, дескать, она слабит, на жару, на неудобное жилье в Диррахии и еще на тысячу других вещей. На войне от сенаторов никакой пользы, но мало кто из них это понимал.

Вместо того чтобы предоставить Помпею свободу, сенаторы постоянно пытались воздействовать на его решения, старались сохранить свое влияние там, где от них не было никакого проку. Диктатор мечтал погрузить их на корабль и отправить на самый дальний из греческих островов. Останавливала его только боязнь лишиться поддержки закона.

Сейчас все глаза были обращены на Помпея. Он послал в галоп своего испанского скакуна и понесся к мишени. В ушах свистел теплый воздух Греции, топот копыт сливался в сплошной рокочущий гул, помогая ему сосредоточиться.

Помпей приближался к соломенной фигуре; вот-вот можно будет разглядеть даже бечевки, которыми обвязана мишень. Все солдаты и офицеры смотрят на него, промахнуться нельзя — и диктатор не промахнулся. В момент броска Помпей уже знал: он поразит цель.

Легионеры неотрывно следили за полетом копья, и опыт подсказал им, что оно направлено верно, еще до того, как дернулась от удара соломенная фигура. Солдаты взревели, и Помпей, тяжело дыша, поднял руку, салютуя. По лбу у него струился пот, правое плечо страшно болело, и где-то внизу живота тоже разливалась боль. Мышцы, казалось, вот-вот лопнут, но это пустяки. Римляне уважают силу, так пусть гордятся своим командующим.

Помпей развернул коня и поехал вдоль шеренги солдат, любуясь суровыми лицами и отличной выправкой. Их командир, Лабиен, отсалютовал, глядя Помпею в глаза.

— Я доволен твоими людьми, Лабиен, — похвалил диктатор во всеуслышание. — Отпусти солдат поесть, но не перекармливай. Пусть будут поджарыми и свирепыми. — Он понизил голос: — Следуй за мной в храм. Нам многое нужно обсудить.

— Слушаюсь, господин, — ответил Лабиен. Своим острым глазом он увидел, что диктатор бережет правую руку, однако счел за лучшее промолчать — командующий явно не желает показывать слабость. Лабиену нравилось, что на покрасневшем лице Помпея нет признаков недомогания. Диктатор — человек выносливый и гордый и даже в таком возрасте прекрасно держится в седле.