Солнечный огонь - Френсис Стивенс

утешительно, так успокаивающе и уютно ощутить под ногами его палубу. Тут всем пришло в голову, что неплохо было бы провести ночь на некотором расстоянии от пирамиды.

Они отплыли, однако внезапно была высказана мысль о том, что если нечто… нет, конечно же, некто почувствует недовольство из-за их побега и решит последовать за ними, то оставшиеся у причала лодки окажутся весьма кстати.

Позабыв про усталость и голод, друзья заработали веслами в обратном направлении, желая предотвратить возможную опасность. Как следствие, им удалось бросить якорь только ближе к полуночи. Пока они расправлялись с ужином, приготовленным на переносной плитке, трое из них перестали обсуждать зловещие пирамиды и подозрения, что дьяволическая философия имеет гораздо более разумную подоплеку, чем им представлялось ранее. Иными словами, этих троих сморил крепкий, как сильное лекарство, сон. Выспавшийся днем Теллифер, назначенный часовым, со свойственной ему ответственностью исполнил долг, задремав вслед за остальными.

Но Сигзби не мог сомкнуть глаз. Он долго-долго лежал на полубаке, не отводя взгляда от вздымающейся горой в свете звезд черной громадины. Над ее верхушкой больше не парило белесое сияние. Тата-Кварахи, «Солнечный огонь», сгинул. Его чудовищный страж погиб. А его жрица?..

Юному Сигзби все это казалось очень странным, и необычным, и вообще непонятным. И все же, приметь он той ночью проблеск света в темной пирамиде или услышь зовущий его голос, он вряд ли бы поднял остальных. Рискнул бы жизнью и душой, но вернулся туда один.

На рассвете восточная лестница заполыхала красным, оранжевым и золотым.

Отблески сего великолепия, достигнув лица Теллифера, разбудили его. Он открыл глаза, вспомнил, что был оставлен часовым, сел и с пристальным вниманием осмотрел пирамиду.

Она оказалась на месте, а ее утренняя красота, пришел он к выводу, в некоторой мере искупала таящееся внутри уродство. С восходом солнца происшедшее стало ближе ко сну, чем к яви. Затем он с интересом поразмышлял о ведьме-вампире, способной являться в обличии красивой девушки. Вчера вечером он и думать не хотел о подобном, но с рассветом его причудливый вкус отнесся к идее более благосклонно.

Впрочем, по утрам в привидений и вампиров не верится. Теллифер сокрушенно покачал головой. Но вдруг у эстета вырвалось невнятное восклицание, после чего он вскочил, нырнул в кабину и мгновение спустя вернулся с биноклем в руках, мимоходом успев пнуть заспавшихся корреспондента с ученым.

Они медленно выползли из кабины и увидели, что встревоженный часовой устремил бинокль на верхушку озаренной солнцем лестницы.

Там, вдалеке, на фоне пылающих камней двигалась темная фигурка.

Уэринг без церемоний отнял у друга прибор, а не менее любопытный Отуэй притиснулся к нему, словно надеясь хоть одним глазком приникнуть к оптике.

Заснувший перед самым рассветом Сигзби очнулся, разглядел все это и одним прыжком присоединился к друзьям. Хриплым мальчишеским голосом он спросил:

— Это она? Жива? Спускается?

Уэринг покачал головой.

— Кто-то идет. Но, Сиг, это не «она». Это… А кто это? Камеры пусты… мы собственными глазами…

— Я знаю, — перебил его Теллифер. — Внизу мы видели этот костюм среди одежды погибших. Однако, Олкот, мы не осмотрели всю пирамиду и могли не заметить менее приметные следы тех, кто не умер. В любое время суток по ней могут бродить призраки. И сейчас сюда направляется призрак пилота, чтобы поздравить нас со счастливым исходом!

Но Теллифера никто не слушал.

Теперь пришла очередь Сигзби заполучить бинокль. И от уведенного у него перехватило дыхание, а потом, эгоистично посчитав, что бинокль вообще-то его личный, он никому не передал его.

Скоро и сам призрак приблизился настолько, что стало можно невооруженным глазом разглядеть его костюм. На плотно сидящем шлеме сверкали поднятые на лоб летные очки. Несколько неловко передвигаясь в громоздкой экипировке на толстой подкладке, таинственный пилот, которого еще недавно они намеревались спасти, завершил спуск к подножию.

Он медленно брел по широкому каменному причалу. Достигнув края, он сначала воззрился на каноэ, перевел взгляд на гидроплан и вновь посмотрел на каноэ.

Затем он обратился к людям на борту. Голос немного дрожал.

— Простите! Мне страшно неловко беспокоить вас после всего случившегося! Но вы убрали все лодки. Если я вас попрошу, не будете ли вы так любезны просто… просто подтолкнуть одну поближе к причалу, чтобы я смогла воспользоваться ею и доплыть до своего самолета?

Сигзби выронил бинокль, и тот, булькнув, ушел на дно. Путешественники стояли в пижамах, укутавшись в одеяла; один лишь Сигзби, подчинившись слепой интуиции влюбленного, еще с вечера побрился и оделся. И пока остальные еще не поняли, в чем дело, он одним прыжком перескочил с каноэ на ближайшую лодку, грубую туземную долбленку.

— А я вам говорил! — Он быстро вытянул служивший якорем камень. — Говорил, что уже где-то видел эту девушку. Теперь я знаю, где! Все сходится, а вы, ребята… Да ладно! Добро пожаловать, мисс Энид!

Всплеск весел, и долбленка устремилась к причалу.

Из оставшихся на каноэ первым в себя пришел Теллифер.

— Он ее уже видел, — торжественно объявил эстет. — Конечно! Зовут ее мисс Энид, она пилот. Вот все и встало на свои места. Естественно. Знаешь, Олкот, несмотря на свою любовь к прекрасному и таинственному, я по горло сыт этой пирамидой. Пускай Сиг разбирается сам. Предлагаю уплыть отсюда прямо сейчас, пока еще можно, и пусть эта парочка творит что угодно!

Глава 16

ИСТОРИЯ МИСС ЭНИД ВИДДИАП

— Вы такие добрые, — начала девушка, когда все они, уже днем, расселись в каноэ под навесом, — такие добрые, раз понимаете и ничуть меня не вините в произошедшем. Конечно, помогло то, что мистер Сигзби меня узнал. И мне даже кажется, что его лицо мне тоже знакомо, хотя я из Аптона и в Аптон[8] столько офицеров возила… Ой, говорите, что были «просто сержантом» и со мной не ездили? Ну, я возила и сержантов, и новобранцев. Мы всех возили. А, так вы не смогли попасть ко мне в машину, извините. Там было столько народу… Что? Я только начала там работать, а вас перевели в Джорджию? И мы вообще не пересекались? Вот ведь я глупая. Но мои симпатии полностью на вашей стороне. Они не хотели брать меня на медицинскую службу,