Милосердие солнца - Юлия Июльская

казалось неверным, и он не знал, ни как в этом жить, ни как этого избежать.

Хуже всего то, что Тору был прав. Не хотелось с этим соглашаться, но попытки Ёширо не причинять боли ничего не значат, если она всё равно есть и люди всё равно гибнут. То, что он сотворил в деревне, было даже не бездействием. Это было потворство насилию.

— Не холодно тебе на земле лежать?

Ёширо открыл глаза и встретился взглядом с Чо.

— Там в беседке подушки есть. Принести?

Он покачал головой:

— Не холодно.

— Ты расстроен. — Это не был вопрос.

— Чем?

— Тем, что произошло в деревне.

Это было неожиданно. Он не стал бы заговаривать об этом сам и уж точно не думал, что Чо решится обсудить произошедшее.

— Я не расстраиваюсь. Расстройство — следствие неоправданных ожиданий, несбывшихся надежд.

— Нет желаний — нет сожалений?

— Именно.

— И тебя не беспокоит, чем всё обернулось?

— Чем обернулось, тем обернулось.

— И не беспокоят все смерти? — Чо словно не могла поверить его словам. Она села рядом, и Ёширо поднялся, чтобы видеть её лицо.

— Произошедшее неизменно, сколько о нём ни думай.

— И что, ты никогда не думаешь о прошлом?

Чёрные глаза прищурились, словно пытались, как Киоко-хэика, выведать, что таится внутри, почувствовать недоступное взгляду и слуху.

— Порой думаю. Но чаще всего эти мысли возникают лишь оттого, что события прошлого требуют принятия решений в настоящем. То, что случилось в деревне, не требует ничего. Это решённый вопрос. Мы вернулись — всё закончилось.

— Закончилось… — Теперь она откинулась на спину и смотрела в небо, и Ёширо увидел в этом непреднамеренном отстранении боль, с которой ей пока не удалось справиться.

Он осторожно поддел её пальцы, укладывая их на свою ладонь, а правой рукой коснулся её виска:

— Здесь. Всё живёт здесь — не снаружи.

Надавив большим пальцем на висок, он осторожно провёл круг. Потом ещё. И ещё один, сдвигаясь постепенно выше, к середине лба. Чо прикрыла глаза.

— События рождают чувства. Много чувств. Совершенно разных. Добрых, злых, радостных, печальных — большой запутанный клубок.

Подведя палец к переносице, он опустил обмякшую ладонь на землю и передвинулся так, чтобы оказаться у Чо за головой.

— Здесь зарождаются мысли. — Он коснулся второго виска и надавил, повторяя всё те же движения с другой стороны. — И беда этих мыслей в том, что они появляются из чувств, которые мы не понимаем. Ты можешь думать: «Всё ужасно». А на самом деле эта мысль — ложь, не имеющая отношения к истине. Просто ты чувствуешь злость. Или тревожишься, или отчаялась. И поэтому рождается такая мысль, и мир сразу погружается в сумерки, и вот уже эта ложная в своей сути мысль заслоняет тебе свет солнца, не позволяя разглядеть хорошее.

Покончив со лбом, он коснулся её головы кончиками всех пальцев, забираясь в волосы.

— А нужно всего лишь размотать клубок из чувств и понять, отчего они именно такие. Тогда ты сможешь отбросить ложные мысли, посмотреть на всё открытым взглядом, и справиться с произошедшим будет легче.

Повисла тишина. Чо не отвечала, и это было хорошо. Не стоит ей сейчас говорить. Пусть отдыхает, пусть засыпает…

Дождавшись, когда она затеряется в беспамятстве, Ёширо подхватил её на руки и понёс во дворец. Пусть всё, что она чувствует, уляжется, распадётся на нити, которые Чо сможет рассмотреть и распутать, с которыми она сумеет разобраться.

* * *

— В Ши? Мх-кхм. Одна? — Норико едва не поперхнулась рыбой, которой усердно чавкала за углом павильона. Откуда она взяла рыбу, если рядом не было водоёмов, а в городе никто рыбу не ел, оставалось только догадываться.

— Одна. — Киоко решила не медлить. Она уже собрала себе еды — совсем немного, только на время перелёта, и теперь ходила по дворцу, выискивая всех, с кем хотела попрощаться. Иоши намеревался было устроить целый праздник в честь её отбытия, но она предпочла не давать людям лишнего повода для слухов. Во-первых, не хотелось, чтобы сёгун узнал о том, где она на самом деле. Во-вторых, люди здесь жили в нужде, и деньги лишними не были. Даймё сейчас и так с трудом распределял ресурсы. Позволять себе пышный праздник было бы едва ли не издёвкой.

— Я с тобой. — Норико широко облизнулась и встала.

Её милая Норико. Киоко легко представляла себя без остальных, но не без той, кто опекала её с самого детства, кто долгое время — да и сейчас — оставалась ей верной подругой. Она опустилась на колени и протянула руку, Норико привычно потёрлась мордочкой о пальцы.

— Прости, в этот раз мне нужно уйти одной.

Палец тут же пронзила острая боль.

— Эй! — Киоко отдёрнула руку и потёрла укушенное место.

— А ты не зли меня этой чушью, — оскалилась Норико. — Мне богиня велела тебя опекать, так что никуда ты одна не отправишься.

— Это было справедливо только до проявления дара.

Послышалось утробное рычание.

— Норико, остынь. Что-то мне подсказывает, что в Ши сейчас гораздо безопаснее, чем здесь.

Рычание стало громче.

— Я пойду к оками. Может, они меня вообще не примут — тогда придётся вернуться. А если примут — я буду под надёжной защитой.

Пасть открылась, и кошка зарычала ещё громче.

— И ты должна остаться, чтобы присматривать за остальными. Как же они справятся без тебя?

Норико взвыла и прыгнула вперёд. Киоко, осознав неизбежность, обратилась, но слишком поздно — бакэнэко уже вцепилась ей в бок и сбила на землю. Извернувшись, Киоко вскочила на лапы и побежала прочь — вглубь сада. Туда, где никто не бросится их разнимать.

— Стой! — рыкнула Норико, догоняя.

Киоко задержала дыхание, обогнула цветущую вишню и с умилением послушала, как Норико начала чихать.

— Столько времени живёшь, а самого простого делать не научилась, — хмыкнула она и побежала дальше.

— Я не дура сама себя обоняния лишать, — раздалось сзади, и в спину вцепились острые когти.

Киоко тут же перевернулась, сбивая с себя бакэнэко, вскочила на лапы и бросилась в сторону — к зарослям спиреи.

— В саду с кошачьим носом иногда проще не дышать, — хихикнула она.

— Апчхи! — Этот чих был слишком близок и полон злости, так что Киоко протаранила ветки и продралась дальше — к сливам. Вцепившись в ствол ближайшего дерева, она взобралась наверх и оттуда посмотрела на замешкавшуюся Норико.

— Не устала? — крикнула Киоко.

— Не дождёшься! — Та выпустила когти и начала остервенело драть дерево.

— Так забирайся!

— Бесишь! — И Норико полезла наверх. Но стоило ей добраться до нижней ветки, Киоко сменила шерсть на чешую и тут же спустилась змеёй.

— Эй! — послышалось сверху. — Ты