Похищенные часы счастья - Оливия Уэдсли

— Я хотел бы, чтобы и вы были счастливы, — сказал он.

— Я совершил непоправимую ошибку, — ответил Гюг, — и получил по заслугам, как тот игрок, который начал игру с фальшивыми деньгами. В глубине души каждого мужчины живет вера, что он встретит в своей жизни единственную женщину, назначенную ему судьбой. Но если он, устав от ожидания, или по иной, еще более неосновательной причине, задушит в себе эту веру, он понесет впоследствии заслуженное наказание, — голос Гюга упал. — Но когда от этого страдает и другой человек, когда и он должен участвовать в расплате, — вот тогда становится непереносимо тяжело.

Виндльсгэм подошел к Гюгу.

— Мне очень жаль вас, Гюг, — сказал он тихо. — Обидно, что расплачиваться приходится именно вам. Я… на меня это подействовало бы не так сильно. Но я тоже изменился с тех пор, как встретил Дорис. Я оставил карты и пьянство. Она повлияла на меня тем, что никогда ни в чем меня не упрекала и во всем доверяла мне. Как это ни странно, я встретил ее на следующий день после истории в игорном доме. Теперь, Гюг, я ухожу. Я, конечно, исполню вашу просьбу относительно Дианы и буду писать вам о ней. Но надеюсь, что еще увижу вас до отъезда. Вы должны дать мне знать, когда окончательно соберетесь ехать. А теперь покойной ночи, Гюг.

Гюг услышал, как Тэдди спускался по лестнице. Захлопнулась входная дверь — он был один. Он оглядел комнату, показавшуюся ему какой-то чужой. Конечно, перемена произошла не в комнате, а в нем самом. В этой самой комнате несколько месяцев тому назад он сидел рядом с Дианой; она была тогда для него одной из многих женщин, одной из тех, которыми легко овладеть. При этой мысли кровь прилила к его лицу; какая низость думать подобным образом о той, которую он вознес неизмеримо высоко…

Острой болью пронзило его воспоминание об ее прямоте, об ее невинности и глубокой вере в него. Гюг понял, наконец, правду жизни. Он разбил стену, воздвигнутую его эгоизмом и циничным взглядом на вещи, и это помогло ему открыть истину. Сейчас он глубоко презирал себя за свое прежнее отношение к жизни, за свою слабость. Он хотел в последний раз увидеть Диану, так как считал себя достаточно сильным, чтобы не показать ей своих чувств. Но при первом же шаге с ее стороны он рассеял по ветру все свои принципы, забыл все обещания, данные самому себе, и потерял веру в собственные силы.

Он сидел на кушетке, опустив голову на руки, и жестоко теребил пальцами свои густые волосы. Он не предполагал, что Диана его любит, не считал это возможным. Мечты завладели им, вытеснили мысли о собственной низости, наполнили его радостью и восторгом. Он мысленно представил себе Ди здесь, рядом, своей женой.

— Ди, — прошептал он, затаив дыхание. Он произнес ее имя, чтобы звук его снова раздался в тишине этой комнаты.

Стемнело, в углах притаились тени; на столе горела одна лампа под матовым абажуром.

— Ди, — позвал снова Гюг.

Если бы Виндльсгэм увидел сейчас лицо Гюга, он бы сразу заметил ту печать, которую наложила на него любовь. Гюг выглядел совсем другим человеком.

В дверь квартиры громко постучал почтальон. Через минуту в комнату вошел Том со стопкой писем на подносе.

Гюг рассеянно стал просматривать их. Это были приглашения, по большей части дружественные записки от Гаррона. В самом низу лежало письмо от жены Гюга. Он быстро распечатал его. Это была новая просьба о деньгах. Его лицо стало жестким. С презрительным восклицанием он отбросил письмо в сторону. Но сейчас же поднял его и снова перечитал. Оно было кратко:

«Дорогой Гюг!

К моему великому сожалению, я принуждена просить Вас об увеличении месячного содержания. Я не могу содержать Хай Гров на те деньги, которые от Вас получаю. Не будете ли Вы добры сообщить своему поверенному, чтобы он снесся с Релли и Сангэтом или непосредственно со мной. До восемнадцатого числа я пробуду в Лондоне. Я слышала, что Вам предстоит великая честь войти в министерство. Заранее поздравляю.

Ваша Г. К.»

Он спрятал письмо в карман и, не сказав ни слова ожидавшему приказаний Тому, быстро вышел из комнаты и спустился по лестнице.

Если Гермиона хочет денег, она получит их, но долг платежом красен. Он предложит ей большую сумму за свою свободу, приняв заранее все условия, и тогда все будет улажено.

Он весело улыбался, взбегая по ступенькам лестницы.

Старый слуга с удивлением взглянул на него.

— Да, леди дома, но…

— Пожалуйста, скажите леди Гермионе, что я хочу ее видеть по важному делу, — сказал Гюг, входя в холл.

Полный нетерпения, он ждал в небольшой гостиной.

Римская красавица улыбалась ему с картины мертвой улыбкой. Гюг подумал, что она смело могла бы сойти за одну из бабушек его жены. Он не мог усидеть на месте. Ему мучительно хотелось курить. Открылась дверь, и вошла Гермиона.

— Это вы, Гюг, — сказала она томно, — вот не ожидала…

— О, не старайтесь быть любезной, — сказал Гюг порывисто. — Слушайте, Гермиона, я получил ваше письмо с просьбой об увеличении вам содержания, и я…

— Мое теперешнее содержание так незначительно, — растягивая слова, промолвила леди Гермиона.

Гюг побледнел.

— Но мое положение нестерпимо, — сказал он холодно. — Я хочу помочь вам, однако только если и вы, в свою очередь, пойдете мне навстречу.

— Что вы хотите этим сказать?

Он неожиданно схватил ее за руку.

— Гермиона, — проговорил он хрипло, — ради Бога, возвратите мне свободу. Клянусь вам, что ни малейшее пятнышко не ляжет на вашу репутацию, и я увеличу вдвое сумму вашего ежегодного дохода. Долгие годы я не возбуждал этого вопроса, но сейчас умоляют вас исполнить мою просьбу.

— Никогда, — промолвила Гермиона; ее лицо вспыхнуло румянцем. — Я уже сказала вам однажды, что не нарушу предписаний церкви, и сдержу слово. Я понимаю, что вы опять увлеклись какой-то новой женщиной, что вы испортили ей жизнь, и что она умоляет вас жениться на ней. Я жалею ту бедную женщину, которая поверила вашим легкомысленным обещаниям, но не нарушу своего слова. Если это — единственная причина, ради которой вы пришли сюда, — ваше посещение совершенно напрасно.

— Да — единственная, — воскликнул он горячо, — но в таком случае и ваша просьба останется без ответа.

Он захлопнул за собой дверь, и Гермиона услышала гул его шагов по мраморному полу холла. Через некоторое время дверь отворилась и, к ее удивлению, Гюг снова вошел в комнату.

— Гермиона, — сказал он, — послушайте меня, я знаю, что был во многом виноват перед вами. Знаю, я был недостоин, знаю, что немало портил вам жизнь, но ведь существует же на свете прощение, ведь нелегки были для меня эти годы рабства. Было время, когда я продал бы душу ради того, чтобы вы снова вернулись ко мне, но тогда вы не хотели поверить моим искренним обещаниям. Во имя светлых воспоминаний о вашей юности — возвратите мне свободу, докажите, что вашей церкви знакомо не только правосудие, но и милосердие, не только покаяние, но и прощение…